Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
новостями,  но  из  разговоров  старших  знал  про  "Дерево".  Сейчас  он  с
любопытством впился взглядом в экран:  на  темном  фоне  плутоновых  круглых
холмов,  на  черном  горизонте  слабо  и   расплывчато   светилось...   что?
Действительно, вроде бы там был ствол и  несколько  раскоряченных  ветвей...
дерево, верно... нет, намек на дерево, призрак какой-то...
     "Вы помните  споры  вокруг  этого  снимка?  Ни  разу  больше  зонды  не
повторили  его, -  продолжал  комментатор, -  и  фотография  была   признана
оптической иллюзией".
     - Кто признал  иллюзией,  а  кто  не  признал, -  вдруг  громко  сказал
Вовка. - Моррис не признал. Он видел...
     Однако договорить Вовка не успел. Что-то перемигнуло на экране,  быстро
поплыли строчки, и - поистине, как сказал когда-то поэт, разверзлась бездна,
звезд полна... В верхнем левом углу экрана вспыхнуло пламя...
     "Внимание! - торжественно повысил голос комментатор. - Вы видите  спуск
"Севастополя". Включен тормозной двигатель..."
     Камеры, вынесенные далеко за борт корабля, начали съемку.  Ничего,  что
это было семь часов тому назад, ничего, что корабль виден в странном ракурсе
и кажется неподвижным, - зато плывет ему навстречу, быстро приближаясь и как
бы расползаясь, темно-серая поверхность Плутона. А  справа  по  краю  экрана
пустили телевизионщики портреты экипажа: вот командир "Севастополя"  Николай
Одоевский в парадной форме Космофлота,  вот  второй  пилот  и  штурман  Юхан
Крейг, вот бортинженер Александр Заостровцев ("Это  его  последний  полет  в
составе экипажа корабля, - звучит голос  комментатора, -  Заостровцева  ждет
назначение флагманским инженером Космофлота"),  а  вот  планетолог,  она  же
врач, Надежда Заостровцева.
     - А я не знал, что твоего отца  назначили  флаг-инженером, -  посмотрел
Алеша на Вовку.
     Тот не ответил.  Сидел  неподвижно,  уставясь  немигающими  глазами  на
экран. Там все  шло  хорошо.  С  выключенным  тормозным  двигателем  корабль
медленно опускался - вернее, каменистое плато медленно плыло  навстречу  его
массивным посадочным опорам.
     "Здравствуй, Плутон!" - возгласил комментатор в тот  самый  миг,  когда
широко расставленные ноги "Севастополя", качнувшись раз-другой,  утвердились
на оплавленном грунте.
     Еще он говорил что-то приподнятое - да и  верно,  момент  был  великий:
шутка ли,  впервые  земной  аппарат  совершил  посадку  на  планету,  полную
загадок, - что-то говорил о приготовлениях к выходу экипажа. А  камеры  вели
бесстрастно  панорамную  съемку,  медленно  развертывалась  угрюмая  мертвая
пустыня, и где-то в сумеречной ее глубине мерцало слабое, еле заметное пятно
света.
     Пятно вдруг приблизилось, оно как бы  вытягивалось,  выпуская  неровные
дрожащие ветви.
     "Что  это? -  выкрикнул  за  кадром  комментатор. -  Господи,  что  это
такое?!"
     Алеша впился руками в сиденье стула.  С  ужасом  смотрел  на  "Дерево",
быстро наплывающее на корпус корабля. В следующий миг экран залило  слепящей
вспышкой.
     Озноб бил Алешу. Он посмотрел на Вовку, и  ему  стало  совсем  страшно.
Вовка вытянулся на  стуле,  будто  одеревенев,  с  остановившимися  глазами.
Ладонями он судорожно сжимал виски.

                                  1. Шквал

     Двенадцать  курсантов  цепочкой  растянулись  по  крутому  склону  горы
Гюйгенса. Молча шли они след в след за инструктором.
     Перед глазами Алексея Морозова были ноги впереди  идущего  в  десантных
башмаках с острыми шипами и  уступы  белых  ноздреватых  скал,  а  справа  и
слева - черное небо с привычными кострами звезд.
     Самая неприятная практика - "скафандровая", как  ее  называли  курсанты
Института космоплавания, а если  точнее,  практика  длительного  хождения  в
десантном скафандре - подходила к концу. После восхождения на гору  Гюйгенса
они спустятся на равнину,  пройдут  вдоль  подножия  Апеннинского  хребта  и
выйдут  к  кратеру  Эратосфена,   в   южном   склоне   которого   расположен
Селеногорск  -  лунная  столица.  Там  соберутся   все   группы   курсантов,
руководители подведут итоги практике - и ближайший рейсовый унесет их домой,
на Землю. Несколько дней еще. Не больше недели.
     Морозов  посмотрел  вверх.  До  вершины  далеко.  Если   бы   разрешили
подниматься прыжками - интересно,  за  сколько  прыжков  можно  было  бы  ее
достигнуть? Оттолкнуться как следует  альпенштоком,  взлететь  над  головами
восходителей и... и что? Плавно опуститься на инструктора?
     Придет же такое в голову...
     В шлемофоне только шорохи. Кто-то усердно сопит поблизости. Ну да,  это
Вовка Заостровцев с инженерного факультета, он идет следом.  Уравновешенный,
аккуратнейший Заостровцев. Уж ему-то не придет в голову плавно опуститься на
инструктора.
     Ну и тренируют нас, продолжал думать Морозов, мерно  переставляя  ноги.
Упражнения   памяти,   нещадная   психофизическая   тренировка,    отработка
выносливости. А так ли уж нужна будущим космонавтам выдающаяся  мускулатура?
Большую часть времени сиди в рубке в удобном  кресле  и  трогай  клавиши  на
пульте, остальное сделают за тебя автоматы. Большую часть времени? Жизни!
     Когда-то в старину ходили на веслах по океану викинги - вот кому  нужна
была мускулатура. Морозов  представил  себе  викинга.  Двухметровый  дядя  в
кольчуге, у бедра короткий тяжелый меч, хлещет вино из кубка, да  нет  -  из
вражьего черепа... Что за черт? Почему у этого  викинга  широкое,  скуластое
добродушное лицо - лицо Федора Чернышева?
     А что, ему бы пристало. Напруживал бы мышцы, обхватив ручищами огромное
весло. Орал бы песни - что тогда пели? "О скалы грозные..."?  Из  разбойного
похода привез бы белокурую пленницу, женился бы на ней.  И  жил  бы  себе  в
девятом веке: и самому Чернышеву хорошо, и ему, Морозову, радость...
     Тоже размечтался,  оборвал  он  себя.  Со  злости  засвистел  старинную
солдатскую походную песню. Какие там слова? "Соловей,  соловей,  пта-шеч-ка,
канаре-еч-ка жалобно поет".
     Раз-два, раз-два... А может, мне было бы лучше родиться  пораньше?  Ну,
не в девятом веке, конечно, - это уж слишком далеко. Был бы я военным... или
моряком... Военным моряком -  вот  кем.  Как  мой  прадед,  о  котором  отец
рассказывал, что он плавал на подводной лодке и погиб  в  бою  с  фашистами.
Вот-вот. Опоясался бы я широким кожаным ремнем с медной бляхой (а на бляхе -
якорь) и знать бы не знал никакого Чернышева. И никакой Марты...
     Щелкнуло в шлемофоне, голос инструктора возвестил:
     - Внимание, курсанты! Кто свистит?
     - Это я... - Морозов прокашлялся. - Курсант Морозов.
     - Курсант Морозов, прекратите свистеть.
     - Слушаюсь.
     Раз-два, раз-два. Скорей бы выпуск, думал Морозов. Надоели  наставники:
реши уравнение, влезь в скафандре на гору, не  свисти...  Мне  уже  двадцать
первый. Не мальчик уже. Теоретикам хорошо - Косте Веригину, Ильюшке  Бурову.
У них голова всегда занята космогоническими проблемами. Тау-излучение у  них
на уме. Чуть что неладно в этой, как ее...  в  личной  жизни  -  пожалуйста,
подопри щеку ладонью и размышляй о тау-частицах, пока в глазах не потемнеет.
У меня такой отдушины нет - вот что плохо.
     Хотя - почему же? Можно вспомнить что-нибудь из истории. Вот викинги...
Нет, нет, к чертям викингов. Жакерию можно вспомнить, или - тоже  неплохо  -
битву при Лепанто. Как звали командующего  испано-венецианским  флотом?  Дон
Хуан Австрийский, не так ли?
     Нет, Дон Хуан, плохо ты мне помогаешь...
     Впереди идущий начал огибать слева круто  нависшую  скалу.  А  чего  ее
обходить?  Хорошенько  оттолкнуться,  р-раз  -  и  ты  на  скале...  Морозов
посмотрел на цепочку курсантов. Инструктора с его красной повязкой на рукаве
скафандра не видно: ушел вперед, скрылся  за  каменным  выступом.  Ну,  так.
Морозов присел, с силой оттолкнулся. Славно как взлетел! Но еще  не  долетев
до верха нависшей скалы, Морозов понял, что прыжок получился неудачный: ноги
поднимались вверх, выше головы, он  медленно  переворачивался  в  пустоте  и
пытался задержаться свободной рукой за шершавую стенку скалы, но не сумел. И
так, вниз головой, раскорячившись, начал медленно падать в пропасть.
     Хорошо, что это Луна. Не расшибусь... В худшем случае вывихну ногу...
     Только он подумал это, как внизу  косо  скользнула  серо-голубая  тень.
Кто-то из курсантов, как видно,  бросился  наперерез,  чтобы  задержать  его
падение.
     - Не надо! - крикнул Морозов. - Я сам!
     Наплывал каменный выступ. Не пролететь бы мимо. Морозов выгнулся, чтобы
оказаться ближе к выступу, протянул руку,  а  в  уши  загудел  ревун  -  это
инструктор  объявил  тревогу.  Ну  и  зря...  Ага,  зацепился!  Еще  немного
проволокло вниз по инерции,  но  теперь-то  опасность  миновала:  под  рукой
опора. Морозов подтянулся, встал на неровной  площадке  выступа.  Чуть  ниже
барахтался, цепляясь за отвесную стенку, курсант, кинувшийся ему на  помощь.
Морозов протянул альпеншток, курсант  ухватился  за  него.  Через  несколько
секунд он стоял рядом с Морозовым, это был Заостровцев.
     - Не ушибся? - спросил Морозов.
     - Кажется,  нет. -  Узкое  лицо  Заостровцева  за  стеклом  шлема  было
вдумчиво-спокойным, как всегда.
     Ревун наконец умолк, раздался голос инструктора:
     - Два курсанта внизу, объясните, что случилось.
     Морозов ответил, что  совершил  неудачный  прыжок,  что  теперь  все  в
порядке, помощь не требуется, они с курсантом Заостровцевым будут продолжать
восхождение.
     - Курсант Морозов, вы были предупреждены, что прыжки запрещаются?
     - Да.
     - По возвращении на базу доложите руководителю практики,  что  получили
замечание за невыдержанность.
     - Слушаюсь, - со вздохом сказал Морозов.


     Они всегда были вместе,  хотя  учились  в  разных  институтах  Учебного
центра. По вечерам в студенческом  клубе,  на  пляже,  на  спортплощадках  -
всегда вместе: Марта Роосаар из медицинского и ее "паладины" - так  называли
курсанта     космонавигационного     факультета     Алешу     Морозова     и
студентов-астрофизиков Илью Бурова и Костю Веригина.
     Когда они шли по улицам студенческого городка, двое обычно  вели  Марту
под руку. Шедший у стены отжимал шедшего с другой стороны на проезжую  часть
улицы, а тот в свою очередь старался идти так,  чтобы  "противник"  терся  о
стенку. Третий вышагивал сзади, злорадно наступая двум соперникам на  пятки.
Марта смеялась, слушая их шутливые перебранки.  Иногда  она  заступалась  за
того, кому доставалось больше всех, чаще - за Костю Веригина, который был не
так остер на язык, как его соперники. Иногда - беспричинно - у нее портилось
настроение  и  она  уходила  домой,   оставляя   "паладинов"   в   некоторой
растерянности. Никому из троих Марта не отдавала явного предпочтения. В свою
очередь "паладины" не искали предпочтения - может быть, потому,  что  каждый
втайне опасался,  что  будет  отвергнут.  При  этом  все  четверо,  конечно,
понимали,  что  долго  так  продолжаться  не  может.  Что-то   должно   было
перемениться.
     И несколько месяцев назад, в апреле, все переменилось.
     В День космонавтики приехали на праздничный вечер приглашенные  пилоты,
среди них - Федор Чернышев. Знаменитый Чернышев, который  разыскал  и  вывез
остатки  экспедиции  Бремзена,  погибавшей  в  раскаленной  пустыне  Венеры.
Чернышев, первым высадившийся на  Фебу  и  доказавший,  что  Феба  -  бывшая
комета, захваченная тяготением Сатурна.  Белобрысый  скуластый  гигант,  чья
улыбка была знакома любому мальчишке планеты.
     Чернышев  с  добродушной  улыбкой  выслушал  речи,  но  сам   выступать
отказался. Он судил один тайм баскетбола и  хотел  было  судить  второй,  но
космонавигаторы стали  возражать,  заявляя,  что  он  подсуживает  противной
стороне - медикам. Чернышев махнул рукой и пошел  танцевать.  При  одной  из
перемен он оказался в паре с Мартой и после этого танцевал только с ней.  Он
увел Марту в парк. Привычный к перегрузкам, Чернышев  не  ощутил  неудобства
оттого, что три пары глаз просверлили его удаляющуюся спину.
     Прижатыми к стене вдруг оказались все трое.
     Чернышев зачастил в  Учебный  центр.  Его  желтый  вертолет  дежурил  у
корпуса медфака с  усердием  сторожевого  пса.  Спустя  полтора  месяца  они
поженились.
     - Три - ноль в пользу пилотов, - резюмировал Буров. - Налицо  постыдный
пережиток тех времен, когда космонавтов было всего десятка два и все девушки
сходили по ним с ума.
     - Ничего, ребятки, -  утешал  Веригин, -  еще  осталось  три  миллиарда
девушек. Хватит? Хватит.
     Морозов угрюмо молчал.


     Сад Учебного  центра  полого  спускался  к  морскому  берегу.  Это  был
старинный сад, когда-то он носил название "парк культуры и отдыха".  От  тех
времен в саду уцелели только огромное колесо для катания и остатки  чугунной
ограды с острыми копьями и узорными завитушками.  Ограда  была  своего  рода
достопримечательностью - этаким образчиком нерасчетливой траты металлических
руд на непрочные материалы с беспорядочной структурой.
     Шандор Саллаи,  декан  астрофизического  факультета,  медленно  шел  по
дорожке сада. Всегда в этот час раннего вечера он  выходил  на  прогулку,  и
всегда к нему присоединялись  один-два,  а  то  и  целая  группа  студентов,
любителей  поспорить  на  космогонические  темы.  "Учитель  Шандор  возродил
методику платоновской Академии", - говаривали в Учебном центре.  А  какие-то
шутники повесили у входа в сад объявление: "Вход неастрофизикам  воспрещен".
Комендант Учебного центра объявление снял, но оно появилось снова, и сколько
раз его ни снимали, всякий  раз  оно  возникало  вновь.  Комендант  публично
грозил неведомым хулиганам отчислением из Учебного центра, но поймать их  не
мог.
     Сегодня Шандора Саллаи сопровождал лишь  один  студент  -  Илья  Буров.
Пыталась, правда, пристроиться целая  ватага  первокурсников,  но  Буров  их
быстренько "отшил".
     Саллаи,  очень  прямой  и  подтянутый,  выглядел  куда   моложе   своих
шестидесяти семи. Седина почти не тронула его гладких,  черных,  причесанных
на прямой пробор волос. Как всегда, он был  весьма  тщательно  одет.  Буров,
тощий и голенастый, вышагивал рядом с учителем, не совсем попадая в такт: то
забегая вперед, то чуть приотставал...
     - Это  не  опровержение,  учитель  Шандор, -  говорил   он   быстро   и
напористо, - я нисколько не ставил себе целью расшатывать устои. Просто внес
коэффициент сомнения...
     Саллаи  слушал  его  молча.  Статья  Бурова,  появившаяся  в  последнем
"Вестнике"  астрофизического  факультета,  и  вправду  не  претендовала   на
сокрушение общепринятой гипотезы  Саллаи  о  природе  тау-излучения.  Статья
состояла из математических выкладок и минимума текста, но этот минимум,  при
внешней безобидности, содержал скрытую иронию и даже  язвительность.  Никого
из людей, понимавших суть дела, безадресность иронии обмануть не могла.
     - Вы утвердили в науке свое мнение о том,  что  тау  -  один  из  видов
энергии,  рожденных  звездной  активностью, -  продолжал  Буров, -   и   оно
считается незыблемым. Я ничего не опровергаю,  учитель  Шандор,  просто  мне
пришло в голову рассчитать принципиально новый вариант взаимодействия...
     Он ничего не опровергает, думал  Саллаи,  идя  по  красноватой  дорожке
сада, и прохлада раннего  вечера  легко  касалась  его  бесстрастного  лица.
Попробуй опровергни такую стройную гипотезу. Да, собственно, не гипотезу,  а
признанную теорию. Он, Шандор Саллаи, создал  большой  инкрат  и  разработал
тончайшую методику наблюдений. Всего себя отдал он науке,  долгие  годы  жил
анахоретом, не вылезая из лунной обсерватории, совершенствуя большой инкрат,
шаг за шагом накапливал неоспоримые факты. Таким образом,  ценой  нескольких
десятилетий поистине  самозабвенного  труда  он,  Шандор  Саллаи,  установил
наличие периодов Активной Материи и на пике такого периода первым выделил  в
звездном хоре новый, еле слышный и ранее неведомый  голос  -  тау-излучение.
Его капитальный труд, кратко и выразительно названный "Тау",  лег  в  основу
нового и, по общему мнению специалистов, наиболее плодотворного  направления
в астрофизике.
     Все это так.
     Но годы идут, и все труднее становится ему, Шандору Саллаи, работать  у
большого инкрата, все реже наведывается он в свою лунную обсерваторию.  Нет,
не потому только,  что  наблюдения  последних  лет  мало  что  прибавляют  к
накопленной ранее информации. Силы убывают -  вот  что.  Никуда  не  годится
печень - по-видимому, надо решаться на операцию, заменить ее новой. А он все
тянет, заглушая боль препаратами и отмахиваясь от советов врачей...
     Вечерело.  Удлинялись  тени.  Завозилась,  раскачивая  сосновую  ветку,
белка - устраивалась, должно быть, на ночлег. Вдруг  Саллаи  обнаружил,  что
Буров умолк.

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг