Широкие, почти сросшиеся у переносья брови, прямой нос, смуглая кожа -
южанин, конечно же южанин.
- Ты не скрывай: твоя печаль - моя печаль. Твоя забота моя забота.
Хорошо?
Валентин в который уже раз убеждался в душевной зоркости и отзывчивости
всех, с кем сводит его судьба. И если бы причиной была не Ольга, а вернее не
Эля, он непременно рассказал бы, что так мучает его.
Но в своем чувстве к этой девушке он не мог, не имел права
признаваться. Он и про себя не должен думать о ней, как о любимом человеке.
И он ответил, что просто тяготится одиночеством - это была почти
правда.
- Дорогой! Спасибо тебе, - воскликнул Халил, скорее обрадованно, чем
огорченно. - Я боялся - помешаю тебе. Мы что сейчас сделаем? Мы Элю вызовем!
Он едка не силой потащил Валентина в комнату с видеопанорамой, вызывая
на ходу:
- Эля!.. Слышишь меня? Халил тебя зовет... Сейчас она отзовется. Слушай
и ты, дорогой.
Действительно, сквозь шум и гул, вызванный какими-то помехами, донесся
ответ девушки.
- Здоровья и открытий, Халил... Я в "синей молнии"... Мне сказали,
чтобы я приехала в столицу. Не знаешь, зачем?
- Как зачем? Почему спрашиваешь? - закричал Халил. - Жаль, что в "синей
молнии" нельзя включать видеостанцию, а то бы ты увидела - зачем... Я бы
тебе показал кое-кого, и ты бы поняла, зачем...
- Как бы я не понапрасну приехала... Халил... Он не хочет, чтобы я была
рядом. Он сказал... Извини, торможение.
Передача прервалась. Халил с досадой ударил кулаком по ладони.
- Кто ей мог такое сказать? Какой неразумный человек? Скоро она будет
здесь. Ах, хорошо, что и она будет здесь! Да?
Валентин сделал вид, что не расслышал последних слов. И, ожидая у
подземного подъезда Элю, он чувствовал себя подавленно. Зато Халил был
взвинченно весел и говорлив.
Девушка добралась с вокзала на большой, напоминающей автобус, хотя и
бесколесной машине. Халил окликнул ее. Эля кивнула в ответ, но смотрела на
Валентина. Встревоженно и умоляюще смотрела. И со своего места поднялась
лишь после того, как он не очень уверенно шагнул в ее сторону.
РАДОСТЬ И ГОРЕ - РЯДОМ
Крышу Всемирного Совета называли смотровой площадкой. Однако она скорее
напоминала сад или парк, вдоль дорожек которого росли кусты с овальными
большими листьями.
Сейчас на аллеях собрались тысячи людей. Не мудрено, что в этой толпе
потерялся Илья Петрович.
Первой всполошилась Клавдия Михайловна.
- Ох, боюсь за него... У меня душа не на месте: что если на "Артуре"
несчастье.
В этот момент небо заполыхало. Его пересекали гигантские полосы,
повторявшие все цвета радуги. Потом из-за далеких гор взлетел цветовой веер,
занял полнеба и так же внезапно исчез, уступив место бесчисленным световым
фонтанам, струи которых перекрещивались в вышине и падали вниз сверкающими
брызгами.
Да, грандиозный фейерверк, да, забава! Но не только это. Всплески света
убеждали Валентина во всемогуществе человека, который даже в зрелищах своих
был щедрым по-богатырски. Зря тревожится Клавдия Михайловна.
И в этот миг на черном небе возникло изображение героя нынешнего
торжества рабэна Даниэля Иркута. Справа и слева от него появились лица
главных участников эксперимента "Анабиоз", в том числе и рабэна Акахаты, с
которыми Валентин познакомился несколько часов назад.
Валентин уже знал, что в мире, который окружал его, не существовало
званий "академик", "доктор", "кандидат". Были другие - "рабэн, расэн,
рамэн". Они присваивались людям, выдвинувшим новую важную идею, и означали,
что во время осуществления этой идеи ученый имеет бесконтрольное право
использовать большее или меньшее количество энергии и привлечь себе в помощь
большее или меньшее число научных работников. Рабэн, расэн, рамэн - это
распорядители большой, средней и малой энергии (размеры были определены
решением Всемирного Совета). Только это. Ничего иного. Но это было самым
высоким правом на Земле. Выполнив задуманное, ученый автоматически лишался
привилегий на использование энергии. А Даниэль Иркут и Акахата уже в третий
раз получили права рабэнов.
Глядя на их изображения, Селянин едва удерживался, чтобы не объявить
всем, что ведь эти выдающиеся ученые стали его друзьями. Они сами предложили
взять их позывные в память микростанции связи.
...Когда Валентина пригласили в главную студию планеты, он пошел
неохотно. И среди людей, собравшихся за огромным столом студии, желал только
одного: скорей бы все окончилось. Усадили его рядом с немолодым, но очень
непоседливым мужчиной, который тотчас назвал себя:
- Даниэль Иркут.
Другим соседом Валентина был широкоскулый человек по имени Акахата.
По-русски он говорил совершенно свободно, как и Даниэль Иркут. До начала
видеопередачи они весело подтрунивали друг над другом, явно стараясь вовлечь
в разговор и Валентина. А тот никак не мог преодолеть скованности, отвечал
односложно и часто невпопад. Акахата прошептал ему:
- Когда темно, как слепой бредешь, когда слишком много света - тоже
ничего не видишь. Хорошо, если в меру света и близкие друзья рядом... Я буду
счастлив увидеть среди них и тебя. "А-117-П" - вот мои позывные. Не найдешь
друга вернее Акахаты...
- Будь осторожен, Валентин! - засмеялся Иркут, расслышавший эти
слова. - Он неспроста в друзья набирается. Сначала убаюкает
сказками-обещаниями, а потом - хоп! - и ты подопытный кролик. Я попался
когда-то.
- Ах, попался! - насмешливо прищурясь, сказал Акахата. Жалеешь? Хорошо
же, попадешься в другой раз, отомщу: повымету из твоей памяти все каверзные
мысли.
- Ты пугаешь, а мне не страшно. Ведь ты добрый.
Они рассмеялись, и стало ясно, что попреки и шутки - лишь для
посторонних. Это подтвердил и сам Даниэль Иркут:
- Акахата - замечательный человек. Люблю его. И ты его полюбишь, когда
узнаешь поближе. Я многим обязан Акахате. Когда-то пользовался
гостеприимством клиники памяти, где он священнодействует. Конечно,
экспресс-запоминание очень мучительно: как будто в черепе - пчелиный рой,
так простреливает и кусает. Но зато результат... Если ты захочешь поскорее
постичь хотя бы главное из того, что знают нынешние люди, ты вспомни об
Акахате. Никто лучше Акахаты не поможет тебе.
- Если у моего друга печаль, я готов ее выпить до дна вместо него. Если
у меня самого радость, я передам ее моему другу. Но экспресс-запоминание...
Обещая, оглядывайся.
- Но ты поможешь?
- Экспресс-запоминание показано не всем... Но я согласен попытаться. Я
сделаю все, что в моих силах...
А небо над столицей снова заполыхало. Рождаясь где-то в немыслимой
выси, одна за другой падали разноцветные волны. Они освещали всякий раз
по-иному небо, и смотровую площадь с деревьями, и одежду и лица людей, а
потом рассыпались синими, оранжевыми, зелеными брызгами. Халил попытался
поймать на излете одну из этих брызг, но лишь рассмешил окружающих.
Вслед за тем он восторженно протянул руку, закричав:
- Вы полюбуйтесь вот чем!.. Ах, как можно не полюбоваться этим!..
И все (не только Валентин) восхищенно замерли. В переменчивом по цвету
пространстве между громадами зданий не просто летал, а ритмично, словно под
музыку, двигался, точнее же, играл хоровод "пчелок". Он то кружился возле
незримого центра, то взмывал вверх или опускался, то перестраивался в два
строго перпендикулярных кольца или собирался в сверкающий гигантский шар, то
превращался в две движущиеся навстречу друг другу заздравные чаши. А потом
группы "пчелок" разлетелись вниз, вверх, в стороны, и Валентин вдруг
почувствовал, что лоб и ладони у него покрылись счастливой испариной: в небе
(а ему показалось - во все небо) разметнулась эмблема Страны Советов, его
родины - перекрещенные СЕРП и МОЛОТ.
Это вернуло его мысли и чувства не просто и не только к тому чуду,
которое перенесло его через столетия в обновленный мир. Он подумал и о
потрясении (да, потрясении, хотя и животворном), которое испытал всего
несколько часов назад во время всепланетной передачи.
Первый же из выступавших заговорил о нем, о Валентине. Его поздравляли
с восстановлением. Вновь и вновь желали счастья. Однако вслед за этим
заговорили о научных проблемах, которые были решены во время эксперимента
"Анабиоз", о множестве сложных и малопонятных проблем. Вот и началось опять
то, чего Валентин больше всего опасался. Он дикарь среди людей нового
времени, и они будут, едва кончатся торжества, смотреть на него с тем же
изумлением и почти страхом, как Эля во время разговора о Симе. Им не понять
и не оправдать его прошлых поступков. А ему недоступны их мысли, а быть
может, и чувства. Время, как пропасть, разделило их и его.
Так подумалось Валентину, когда он услышал непонятные речи. Ему было бы
и вовсе плохо, если бы не воспоминания о вчерашней встрече с Элеи, когда к
нему вернулась способность надеяться.
Из-за стола поднялся Акахата.
- Что совершенней: кактус с колючками на оголенном стволе или банан,
состоящий из гигантских листьев? - вопросом начал он свою речь. - Мне надо
бы поклониться кактусу. Я ученый, а не поэт, пищей для моего ума служат
факты, сухие и строгие факты, добытые в экспериментах. Прихотливость
фантазии и буйство страстей и чувств - не самые разумные мои помощники. Но
сейчас я хотел бы стать поэтом и говорить прежде всего о том, как я
счастлив, что рядом со мной улыбается, печалится, дышит молодой сильный
человек, который еще недавно был частью ледяной глыбы. Он не просто
возвращен к жизни. Он восстановлен. В каждой его клетке произошли, казалось
бы, необратимые изменения, и надо было собирать молекулы, как собирает
художник-реставратор черепки древней вазы. Восстановление позволило выяснить
все условия, при которых организм безболезненно погружается в анабиоз и
возвращается к нормальной активной деятельности. В чем-то подтверждены
выводы прежних настойчивых исследований, в чем-то очень существенно
дополнены или даже опровергнуты. Что ж, путь познания сходен с розой, у
которой пышный бутон соседствует с колючими шипами... Я счастлив и тем, что
достигнут научный успех, а еще больше тем, что наш новый брат и товарищ,
вырванный из рук смерти, - человек беззаветной отваги. Ему не было
одиннадцати лет, когда его хотели убить вместе со взрослыми. Через
семнадцать лет он во второй раз погиб в тундре. Все это мы установили,
расшифровывая его память.
И Валентин понял: вот она - разгадка осведомленности Эли, вот каким
образом узнала она о Симе и многом, очень многом, что успел (или хотел)
забыть он сам!
- Я не знаток истории, - продолжал Акахата. - Но я уверен: даже в
суровом двадцатом веке поведение и поступки нашего друга Валентина Селянина
были образцом мужества и самоотверженности. Одним из образцов, если можно
так сказать.
Все, кто был в студии, поднялись и зааплодировали, глядя на Валентина.
Он тоже встал, еще не до конца осознав, зачем встает, почему такой шум
вокруг. А рукоплескания усилились и, словно откликаясь на них, небольшой
продолговатый экран на столе перед Валентином загорелся сначала синим, потом
фиолетовым, а под конец ярко-красными огнями...
Аплодисменты в студии вскоре стихли, все уселись на свои места, но
волнение у Селянина не проходило. Он продолжал смотреть на ярко алеющий
экранчик, а думал о том, что не заслужил почестей, и Акахата не может не
знать этого, если сумел расшифровать его память. Конечно, он ходил в
разведку. Но ведь тот, кто расшифровал его память, не мог не знать, как он
боялся, как иногда замирало его сердце при виде немецкого мундира. Да, он
работал в Заполярье. Но как часто в бесконечные ночи он проклинал себя
самого за то, что поехал к черту на кулички, и клялся никогда больше не
повторять такой глупости. Потом, правда, он стыдился своих прежних клятв. Но
ведь их не вычеркнешь из его жизни - вот в чем загвоздка. Как не вычеркнешь
и смерть девушки, в которой виноват только он. Акахата из деликатности пока
молчит об этом.
Но Эля знает, и Акахата знает. И вряд ли они будут всегда так же, как
сейчас, снисходительны.
А экранчик перед Валентином между тем стал фиолетовым, потом синим и
вовсе угас.
В конце передачи выступил Локен Палит. Он появился в студии поаже всех
и показался Валентину взволнованным. Но голос его был спокойным.
- Товарищи! Событие, которое мы сегодня отмечаем, по своей значимости
почти не имеет равных. Когда-то люди называли время крутых поворотов жизни
цивилизации звездными днями человечества. Сейчас именно такой звездный день.
В чем смысл совершенного учеными Земли? Только ли в том, что в нашей семье
появился еще один человек - очень дорогой каждому из нас. Нет, значение
происшедшего не только в этом. После успеха эксперимента "Анабиоз" можно
всерьез вести речь о полетах к далеким звездам и на нынешних ракетах, не
способных развивать околосветовые скорости. Если же появятся фотонные
ракеты, для которых скорость света вполне достижима, - а мы надеемся, что
они появятся скоро, потому что уже получены первые килограммы антивещества и
путь к фотонному горючему открыт, - повторяю: если будут созданы фотонные
ракеты, значение эксперимента "Анабиоз" возрастет неизмеримо. Мы пошлем
земные корабли не только к самым далеким звездам нашей Галактики, но и за ее
пределы!
Экранчик перед Валентином вспыхнул, став сразу ярко-красным. И другие
экраны-малютки (они были перед всеми, сидевшими за круглым столом) тоже
вспыхнули. Локен Палит, чуть помедлив, продолжал:
- Друзья! Алый цвет экрана передо мной доносит ваш восторг. Я разделяю
ваши чувства. Да, недалек день и час, когда первые земные ракеты с людьми,
погруженными в анабиоз, умчатся в безграничность космоса. Они долетят к иным
мирам практически не постаревшими и вернутся назад на родную планету с
бесценными для человечества знаниями. Я готов размечтаться вместе с вами,
дорогие товарищи. Но время напоминает: обуздай желания. Утерянный миг
невозвратим... А я еще не сказал главного... Как вам известно, количество
знаний растет лавинообразно. Были времена, когда отдельные выдающиеся ученые
могли удерживать в своей памяти все добытые естественными науками сведения.
Но потом произошла огорчительная перемена: даже самые гениальные умы уже
были не в силах справиться с необыкновенно разросшимся объемом старой и
новой информации. Разрыв между добытыми знаниями и возможностями отдельного
человеческого мозга становился и по-прежнему становится все непреодолимее.
Лучшие ученые Земли бились и бьются над тем, чтобы найти выход из этого,
казалось бы, неразрешимого противоречия. В помощь человеку давно созданы
электронно-вычислительные машины самого разнообразного назначения. В нашем
распоряжении практически всеобъемлющие искусственные хранилища памяти. Все
это освободило человека от черновой умственной работы вроде вычислений,
классификации фактов. Все это ускорило творческий труд. Одновременно поиск
идет в ином направлении. Еще несколько веков назад нейрофизиологи и
психологи установили, что великий труженик - мозг является одновременно и
великим лентяем. Как древний скопидом, он бесцельно хранит невообразимое
множество сведений и впечатлений. Группы клеток и даже отделы мозга работают
вполсилы или вовсе бездельничают. Были предложены средства, позволяющие
активизировать резервные ткани и клетки, сделать память гибкой и острой. К
сожалению, тотчас выяснилось, что такое искусственное подстегивание мозга не
во всех случаях безвредно для человека. И все же исследования и поиски в
этом направлении продолжаются. Они непременно дадут благоприятные
результаты. Однако теперь появился - принципиально новый способ расширить
возможности человеческого разума. Три года назад, когда рабэн Даниэль Иркут
впервые высказал свою идею, было немало скептиков, которые сомневались в
реальности и перспективности задуманного. Время, факты убедили в правоте
Даниэля Иркута. Разработанная им и его помощниками аппаратура позволила
словно бы объединить в один огромный мозг нервные клетки почти пятнадцати
тысяч ученых очень разных специальностей, имеющих отношение к человеческому
организму и процессам, происходящим в нем. Итог? Блестящее завершение
эксперимента "Анабиоз"! А впереди - решение подобных же сложных или даже еще
более трудных проблем. Самая грандиозная из них - разработка проекта
"Циолковский", к которой готовится в эти дни все человечество... Я уверен,
что вскоре мы будем отмечать новый выдающийся успех земного разума, как
отмечаем сегодня успех эксперимента "Анабиоз".
И опять вспыхнули красным экранчики перед членами Всемирного Совета и
перед Валентином.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг