познакомил тебя с отрывками рукописи Карла Маркса, относящейся к 1857-1858
годам девятнадцатого столетия по старому летоисчислению".
- Ну, теперь убедился? - заговорила Эля, едва смолк голос мужчины. -
Обрати внимание: рабочий - а теперь бы надо оказать: человек! - становится
рядом с процессом производства. Понимаешь? Это как будто о нашем времени,
когда люди вовсе ушли из производства, полностью передав свои прежние
обязанности роботам, то есть новому типу машин, но уже наделенных и
способностью думать, самостоятельно применять на практике накопленные
человечеством знания. А сам человек занялся прежде всего поиском еще
неизвестных закономерностей природы... Не правда ли, Маркс был всего в
полушаге от вывода, что истинное призвание людей - научная деятельность? Сам
он, к сожалению, не мог сделать этот полушаг без опасения впасть в
фантастику: уровень науки и техники в его время был еще слишком низок. Но
когда произошли те две революции, о которых я говорила...
- Социалистическая и кибернетическая? Так? - переспросил Селянин.
- Да. И в масштабах всей Земли, - подтвердила Эля. Только после этого
был сделан полушаг вперед от Маркса. Сначала - в теории, в историческом
материализме. Потом - на практике, к тому, что есть теперь...
- Уж очень все для меня неожиданно! - признался Валентин. - Вот хочу
верить, а не верится. И думаю: ведь далеко не все рождаются орлами. Больше
воробьев, так оказать.
- Да, несомненно, - подтвердила Эля. - И все-таки сейчас из каждых
десяти человек девять занимаются научной работой.
- А остальные кто? Служители муз, искусства?
- О, мы все немножко служители муз! - улыбаясь, возразила Эля. - Кто
играет, кто поет, а Илья Петрович, ты знаешь, владеет кистью...
- У него здорово получается... Портрет дочери, который он написал, у
меня до сих пор перед глазами, - согласился Валентин.
- Но все-таки для него, как и для нас, искусство не стало профессией, -
продолжала Эля. - А есть люди, которые не мыслят своей жизни вне искусства.
И замечательно, что это так. Искусство не менее важно, чем наука. Особенно
теперь.
- Я понимаю, спрашивать проще, чем отвечать. Но почему "теперь"?
Эля задумалась.
- Пожалуй, ты прав... Человек всегда, а не только теперь черпал
душевные силы в искусстве. Конечно, в подлинном искусстве. Я вот вспомнила,
как ты пел нам песню. В ней есть слова: "И вся-то наша жизнь - борьба,
борьба..." Тебе песня помогала быть сильнее. Нам песни, полотна художников,
книги тоже помогают. Человек становится мужественнее, одухотворенней,
воспринимая искусство. Разве не так? Искусство!.. С чем бы его сравнить? Ну
вот хотя бы с кислородом или водой, - без них нет жизни на Земле.
Искусство - как они. Без искусства человек тоже не сможет, наверное... А
сейчас, по-моему, появилось еще одно очень важное подтверждение этому.
Какое? Пожалуйста, объясню. Все мы узкие специалисты. Исследования уводят
нас все глубже. Мы как в колодце. А искусство позволяет видеть мир,
общество, человека в целом. Понимаешь, как это важно, какая это прелесть -
не утрачивать, а развивать в себе умение видеть мир целиком, со всеми его
красками, звуками, чувствами, контрастами! Искусство и наука - они же как
две руки..."
- Правая, более сильная, - наука?.. Но ведь и наука требует таланта...
- В твоем веке были, как вижу, не очень высокого мнения о способностях
человека, Валентин. А в каждом из нас скрыт Леонардо да Винчи или Бородин,
которые были учеными и художниками одновременно, Курчатов или Даниэль Иркут.
Степень одаренности может быть разной. Но в этом ли дело? Важно определить,
кто именно таится в человеке. Сейчас определяют обязательно...
Сидели возле круглого столика, черная поверхность которого зеркально
отражала лица всех четверых: обескураженное у Валентина, заинтересованные и
доброжелательные у остальных.
- И ошибок не бывает?.. Ну, в выяснении задатков?
- Отчего же? Случаются и ошибки, - Эля вдруг невесело улыбнулась. - Со
мной, по-моему, как раз и произошло так.
Девушка умолкла, словно испугавшись собственного признания, потом
оглядела всех по очереди. Халила дольше и пристальнее, чем других.
- Извините, что я о себе. Но мне надо посоветоваться. Я еще не все до
конца взвесила... Не судите строго, если я в чем-то опрометчиво или незрело.
Я хочу менять профессию.
Все молчали.
- Я хочу заняться историей.
- Вот... Не я ли предупреждал!.. - воскликнул Халил. Нет, вы посмотрите
на нее... Сначала - сверхчистые металлы, теперь - история, всякие там
древние папирусы, следы на камне, наконечники стрел... А дальше что? При
следующей неудаче?.. Зачем тебе история, скажи? Почему отступничество? И как
все будет, если ты здесь, на Земле, а я там - в дальнем космосе, в
экспедиции? Ведь я планетолетчик.
- Почему ты решаешь за нас обоих? Не надо, Халил.
- Но как же так? - по-прежнему горячился он.
Эля мягко прервала:
- Не надо. Пожалуйста!.. Сейчас речь о профессии, пока лишь об этом.
- Хорошо, пусть о профессии, пусть, - не отступался Халил. - Чем работа
в лаборатории Бэркли не по душе? Нет, ты скажи, разве не интересно -
сверхчистые металлы? В любой, самой дальней космической экспедиции
исследованиями этих металлов заниматься можно. Почему история, не понимаю?
Валентин напряженно всматривался в выражение лиц, вслушивался в
интонации. Халил явно встревожен. Значит, планы и надежды его в чем-то не
совпадают с решением Эли?.. Ноэми отмалчивается. Только ли удивлена?.. Она
любит Халила, и для нее поступок Эли, пожалуй, не только перемена профессии.
Неужели тогда, во время полета к дельфиньим островам, Халил открылся в
чувстве, которое Эля не может разделить?
- Все-таки объясни, почему история? - огорченно спрашивал Халил. -
Почему трах-тарарах? Неожиданно почему? Что такое случилось?
- Неожиданности нет, Халил. А отступничество... Если уж всю правду, то
я изменила прежде всего истории. Ноэми подтвердит... А в лаборатории все
поймут меня... И первый Бэркли поймет. Он большой умница и очень душевный
человек, наш Бэркли!.. А почему теперь... Я уже сказала: произошла ошибка,
когда определяли склонность. А может быть, и не было ошибки, а всему виной
обстоятельства. Наверное, повлиял он, Валентин, вернее то, что заглянула в
его память. Наверное, что-то пришло от разговоров... ну, об этом шаровидном
теле, в котором могли ведь быть и мыслящие существа. В общем, не знаю. И
главное ли теперь выяснять причины?
Они и вправду были очень разные - Халил и Эля. Он - порыв, огонь,
взрыв. А она - словно олицетворение сдержанности и терпения.
- Ты и всякие там папирусы?! Не верю!
- Отчего же не я? - Было такое впечатление, будто Эля успокаивает
разобиженного мальчишку. - Если потребуется, займусь и папирусами.
- Но какая связь: история и вот он... нет, не Валентин. хотя и он
тоже... А вот история и шаровидное тело?
- Есть связь, Халил.
- Не понимаю...
- Чуточку выдержки, я объясню. Я хочу окунуться в прошлое не ради
самого прошлого...
- А разве я не об этом?.
- Халил!..
- Молчу, молчу.
- Я хочу проследить, когда и как передовые идеи влияли на ускорение
человеческого прогресса, и, наоборот, когда и как мракобесие, умственный
консерватизм, а порой и тупость тормозили, задерживали движение вперед.
Сказать по правде, меня волнует больше второе... Хорошо бы подсчитать
примерный ущерб, нанесенный человеческими заблуждениями и ошибками, ущерб во
времени, в материальных и трудовых затратах.
Она говорила всем, но смотрела на Валентина.
- Но к чему вся затея? Какая нужда? - не выдержал опять Халил. -
Историю все равно не переиграешь,
- Ты, как всегда, спешишь, Халил, - Эля сдержанно улыбнулась. - Я не
собираюсь увязнуть в прошлом. Мне хочется выяснить, какие причины вызывали
те или иные решения, ту или иную политику. Такие исследования - ни новость.
Но историки обычно брали только самые основные экономические и социальные
причины. Слишком уж трудоемкая это работа - прослеживать взаимосвязи. А я
хочу охватить все, понимаете, по возможности все причины, которые мешали
людям двигаться кратчайшими путями. Вплоть до предрассудков и переживших
себя, а значит, и неумных обычаев... Тебе ясно, Халил?
- Еще бы не ясно... - хмуро вымолвил планетолетчик.
- Ой, Эля! - ошеломленно воскликнула Ноэми. - Это же сумасбродство -
взяться за такую работу. Это же сотни тысяч, если не миллионы различных
комбинаций. Это же весь опыт человечества, все науки вплоть до антропоники.
Хотя антропоника не в счет, слишком молодая наука. Но все равно, где же
справиться одной?
- Я думаю, что придется заниматься и антропоникой, - сказала Эля и
повернулась к Валентину. - Ты еще не слышал об антропонике?.. Когда-то
родилась бионика. Теперь от нее отпочковалась антропоника. Ее открытия
позволили создать, например, твоего Саню предельно похожим на живого
человека. А справиться, Ноэми, будет, конечно, не просто.
- Зачем справляться? - вспылил планетолетчик. - Не вижу смысла
справляться. Сейчас перед любым решением дважды, трижды научная проверка...
И опять Эля чуть заметно улыбнулась, потом спросила, повернувшись к
Валентину:
- Ты согласен с ними... с Халилом?
- Я хочу сначала выслушать до конца.
- Ты прав: не сказано главное. Очень хотела бы встретить одобрение и
поддержку у вас, - Эля, сразу растеряв уверенность, посмотрела на друзей. -
Вот в чем главное. В проекте "Циолковский"... Затевается небывалая по
масштабам работа. Горький опыт опрометчивых поступков у человечества
огромнейший. Если его, этот опыт, изучить, определив истоки, причины
заблуждений и заведомых авантюр, мне кажется, это помогло бы не допустить
чего-либо подобного теперь... Погоди, Халил, позволь мне закончить, ладно?..
Где гарантия, что мы не переоцениваем своей исключительности или, если
хотите, неповторимости, избранности в окружающем нас мире? Очень это
соблазнительно - думать о себе в превосходной степени. Помню, когда
маленькая была, очень смерти боялась, как и все дети, наверное. И еще была
уверена, что если не станет меня, то не станет и моей мамы и моего папы,
леса, погаснут звезды. Ничего не будет. Даже плакала, бывало, от жалости к
себе и другим, вообразив все это. Смешно вспоминать, а ведь было так. Но
разве исключается, что мы и о роли человечества думаем неверно?.. Нелишне бы
проверить наши решения по проекту "Циолковский" и с этих позиций. Но
вероятнее иное. Наша философия объективна и задачу разума объясняет
правильно: познание и переделка материального мира.
А что если именно поэтому надо создавать не просто одну огромную
дочернюю цивилизацию на Марсе или Венере, а сотни эфирных, как назвал их
когда-то Циолковский, городов на малых планетах? Такие эфирные города не
трудно послать на поиск разумных существ возле других звезд или даже в
другие галактики. Цель? Объединить научные усилия во вселенском масштабе,
скоординировать действия разума... Сейчас разумные существа наверняка ищут
закономерности, которые уже найдены кем-то. А разве всегда целесообразно
дублирование?
Никто больше не прерывал Элю. Даже Халил. А она говорила все увлеченнее
и, вероятно, поэтому уверенней:
- А вот и еще старинная ошибка... Ну, как бы это понагляднее? К
примеру, так. Представьте, что наткнулся какой-нибудь муравьишко на обломок
стены или даже на один-единственный кирпичик. Туда-сюда кинулся: ого, нечто
огромное! Гора не гора, а уж дом вне сомнений. Конечно, муравьишко мал и
наивен. Но ведь и мы принимаем порой часть за целое, или не умеем увидеть,
как они соотносятся, как взаимосвязаны, эти часть и целое.
Эля то и дело посматривала в сторону Валентина - слушает ли, одобряет
ли? И это было ему приятно.
- Я пока вела речь об очень общем, - продолжала Эля. - А ведь порой и
малое, какие-нибудь субъективные веяния или настроения приводили к
трагическим последствиям. Я вот знаю, что кое-кто с полной серьезностью
утверждал, будто один из полководцев проиграл сражение из-за насморка.
Насчет насморка - это, конечно, преувеличение, если не чепуха. Но личные
недостатки, например властолюбие и жестокость какого-нибудь Аттилы или
Чингисхана, действительно приводили к страданиям миллионов. Такие срывы в
наше время немыслимы. Но и мы... полностью ли мы гарантированы от ошибок?
Мы - живые, и страсти у нас и возможность что-то не учесть, что-то
переоценить или, наоборот, недооценить. Вот почему все переплелось у меня:
история, шаровидное тело, проект "Циолковский", ну, и все это... мои
привязанности... Теперь я высказалась до конца, Халил.
Планетолетчик строптиво вскинул голову, собираясь заговорить, но в
последний момент решимость оставила его. Он был явно растерян.
Зато Ноэми порывисто обняла подругу.
- Ты молодчина, Эля!.. Ох, какая ты молодчина! Я горжусь, что ты моя
подруга. Позволь рассказать в институте о твоих планах. У нас только и
разговоров, что о проекте "Циолковский". А еще о шаровидном теле - почему не
ракета! Если бы там посланцы другой цивилизации - как здорово бы... Чужой
самостоятельный опыт, иные, быть может, более совершенные знания - голова
кругом, как подумаешь, что могло бы открыться! А насколько легче было бы
принять решения по тому же проекту... Ведь сравнили бы, как у нас и как у
них. Ведь легче бы избежать ошибок, когда дополнительная возможность
сравнивать. И вот на же тебе - простой метеорит.
Валентин видел, как встрепенулся Халил, который сегодня утром доказывал
Филиппу, что шаровидное тело далеко не обыкновенный метеорит. Пылко
доказывал. Он и в предположениях своих был увлекающимся и горячим, Халил.
Да один ли Халил? А Ноэми? И только ли они? Нынешнему человечеству,
пожалуй, и впрямь тесно на Земле. У него есть силенки, чтобы дерзнуть на
переделку космоса. И как не спорить о недавних трагических вспышках в поясе
астероидов, о странном поведении шаровидного тела, вызвавшего столько
потаенных и открытых опасений и надежд?
Странно, Халил так и не рискнул затеять новый спор.
ОПЯТЬ ШАРОВИДНОЕ ТЕЛО
Шаровидный космический пришелец вскоре вновь стал новостью номер один.
Первым в заполярном городе известие о нем получил Валентин Селянин... А до
этого были события, хотя и не связанные с шаровидным телом, но для Валентина
все равно очень интересные.
Жили друзья по соседству, многие часы проводили все впятером. И хотя
Валентина по-прежнему беспокоило собственное будущее, - куда ни кинь, а
неясное - он не мог оставаться безразличным к тому, как вели себя его
товарищи. Он ни па минуту не забывал, что далеко не все ладно на душе у
Ноэми и Филиппа, что и Халил встревожен нежданным-негаданным решением Эли,
что у каждого из них есть основания для соперничества. Все так. Однако
никаких признаков неприязни или желания ущемить, увозить соперника не было
даже в помине. Наоборот, Филипп был особенно доброжелателен к Халилу, а
Ноэми к Эле. Все они словно состязались в благородстве и доброте, и это еще
одно приятное открытие среди множества других, уже сделанных Селяниным. Если
Филипп, говоря о соперничестве, имел в виду это стремление к благородству -
земной поклон такому соперничеству!
К самому Валентину все без исключения относились с неизменной
сердечностью и почтением. Даже Чичерин, нет-нет да и напоминавший о
каких-либо ограничениях, горячо обнадеживал, что этому вот-вот конец,
честное слово конец. Он убеждал, казалось, не столько Валентина, сколько
себя самого.
Обычно после завтрака Валентин с друзьями отправлялся либо в одну из
лабораторий, либо на промышленные предприятия, которые располагались в
искусственных подземельях и поразили Валентина безлюдьем, а больше того -
необычностью оборудования и технологии.
- Биологнзация техники, ты ведь встречался с ней. "Пчелки", "стрекозы",
твой Саня, наконец... Здесь тоже биологизация! - объяснял Халил.
Никаких отдельных станков и механизмов! Жгуты белых, синих, красных
шлангов и труб, пульсирующих, как артерии, камеры, очень разные по форме и
по размеру камеры. Казалось, в подземелье живет, действует мифическое
существо, у которого нет туловища, а есть лишь внутренние органы и
кровеносная система. Но вместо крови бежали по шлангам и трубам специальные
растворы. А в камерах формировались готовые изделия.
Все это было сродни процессам, которые происходят в живом организме:
ведь и там невообразимое множество самых разных по строению и назначению
тканей и костей создается из материалов, поставляемых одной и той же кровью.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг