- Не смотри на меня так сердито, дорогой... Скажи, та девушка была еще
лучше, чем Эля?.. Наверное, лучше. Иначе ты был бы повнимательнее к Эле. Ты
всегда был бы внимательным, таким, как во время недавнего разговора... Пусть
Эля тебе кажется хуже той девушки, но ты, дорогой, не успел еще узнать ее.
Она очень замечательная, ах, какая замечательная! Мы два года назад
познакомились, когда в лунном профилактории возле кратера Плиний отдыхали.
Есть такой кратер на Луне. Возле равнины, которую в древности морем Ясности
назвали. Вот там я и отдыхал, дорогой... А однажды вздумалось нам спуститься
в кратер. Много нас было. Весело было. Прыгали с камня на камень, силой
хвалились. Такие глыбищи выворачивали, которые на Земле не всякому роботу
под силу... Шуток много, смеха много. А для меня едва бедой не кончилось.
Потом нам сказали: сейсмический толчок был. Легонький - так нам сказали. А я
чуть в пропасть из-за него не свалился. Камень подо мной закачался, и я стал
падать. Конец бы мне, если бы не Эля. Раньше я не знал ее, только после
этого случая и познакомился. Схватила меня, растянулась плашмя и держит... А
я вниз головой вишу... Потом товарищи подоспели, помогли ей... Вот тогда я и
узнал Элю. Друзьями стали, очень большими друзьями. Замечательная девушка,
ах, какая замечательная! - повторил Халил с еще большим воодушевлением.
- Кто спорит?! - глухо и с внезапно прорвавшейся болью вымолвил
Селянин.
Халил чутко уловил эту боль и почти в испуге посмотрел на Валентина. Он
понял, что за этим.
- Ты собирался заказать машину, - напомнил Валентин.
- Заказ?.. Ах да, заказ... Сейчас закажу, дорогой.
Они делали вид, что ничего особенного не случилось, никакой перемены в
их отношениях нет и не может быть.
Но Валентин корил себя, что не сумел сдержаться, выдал тайну. И перед
кем?.. Уж сегодняшний разговор Халил, конечно, запомнит.
Впервые Валентин подумал, как хорошо, что с ними полетит Чичерин.
А через два часа вся компания была высоко-высоко в воздухе. Валентина
опять поразила машина, снаружи очень похожая на серебряную линзу. Пять
кресел, стол между ними, чуть голубоватый потолок, пропускавший приятный,
ласковый свет солнца. А стен, как и во всех нынешних летательных машинах,
будто не было вовсе. И пол, когда Валентин посмотрел на него, стал вдруг на
глазах светлеть, открывая облачко внизу, зеленые склоны гор справа и морскую
гладь слева. Что там, на земле? Кто и что делает? Едва подумав об этом,
Валентин увидел, кажется, совсем рядом, чуть впереди, крону деревьев и
кого-то, вернее, что-то неторопливо передвигающееся по земле. Не то
металлическая короткая гусеница с множеством ножек, не то странный ленточный
транспортер.
Как он смог все это увидеть, не снижаясь, - а снижение он почувствовал
бы - Валентин не знал. Это была еще одна необычность нового мира и новой
техники.
Машина бережно охватывала деревца, и тотчас вниз, к люку, опускались
похожие на апельсины крупные плоды. Какая сила срывала и, поддерживая,
опускала их, что происходило внутри машины, разглядеть нельзя было. Но
где-то ближе к хвосту странного агрегата появился ящик с плодами, вспрыгнул,
как живой, на другие такие же ящики, и тотчас один сегмент гусеницы
отделился и помчался под зеленую крону сада. А на его место встал его
собрат, ждавший где-то рядом, за деревьями. Плоды в ящиках были уже не
сплошь светло-желтые, а в красную полоску, Их явно рассортировали и
обработали прежде, чем. уложить.
Людей не было. Машина управлялась самостоятельно. Значит,
кибернетическое устройство? Вроде Сани? Валентин покосился вправо, где сидел
его робот. Опять он вместе с ним. Нет в Сане нужды, совсем нет.
А Саня внезапно поднялся, что-то взял со столика, протянул Валентину,
Бокал с прохладным соком? К черту! Впрочем, нет, хочется пить. Вот ведь
бестия! Угадал желание, которое до этого не осознавал сам Валентин. Там,
внизу, робот, конечно, попроще Сани. А что фрукты зимой убирают - в новое
время все не так, как было когда-то.
Хотя в двадцатом веке где-нибудь на юге, например, в Алжире, оставляли
на деревьях апельсины до самой весны: лучше сохраняются.
Селянин опять взглянул вниз и не увидел ни сада, ни машины. Синяя
полупрозрачность воздуха, и где-то за ним совсем уж синяя земля. А
Валентину - он сам не знал почему - именно эта стародавняя синь была сейчас
дороже и ближе любых необыкновенностей. Горы, снег на одной из вершин, будто
небрежно наброшенный белый платок, глубокие синие долины с черными скалами,
серые гнутые проволочки речушек - это было из его времени, из его земли.
Ничего больше и не нужно. Он и так будет счастлив. Только бы не кончалась
синь внизу, только бы тишина и возможность отвлечься от трудных дум.
Спутники... Они не мешали объяснениями и болтовней. Они сидели позади.
Селянин помнил, что они сидят там. Но ни единый шорох не доносился из-за
спины.
А горы внизу уплыли, море куда-то отодвинулось, и потянулась степь с
четкими линиями не то рек, не то каналов. И синева стала прозрачней, без
недавних белых и черных пятен. Появились на горизонте два города, но оба
были едва различимы. Потом землю закрыли облака.
Валентин оглянулся на Элю и на остальных. Эля улыбнулась совсем как
Ольга. Нет, чуть сдержаннее. Или более робко? Но почему робко? Валентин не
понимал ее, хотя очень хотел бы понять.
А потом он вспомнил стынь тундры, собак, рванувшихся за песцом, свою
решимость идти, вопреки всему идти и добраться к теплу. Что ж, он добрался.
Вот оно, тепло. Вот люди. Добрые. Лучше, сердечнее, чем прежде. Он может и
должен чувствовать себя счастливым. А он пока не чувствует.
Он уткнулся взглядом в серую лохматость облаков. Всюду одни лишь
облака... Что он будет делать на земле?
- А у нас в институте, - заговорил Филипп, - приняли решение вчера...
Двух рамэнов мы можем высвободить для проекта "Циолковский".
- Сейчас под нами Нижнее Поволжье, капитан, - сказала Эля, - впереди
водохранилище.
Она что-то видела. А Валентин следил за ровными, словно комья снега,
плотными облаками, думая все о том же: кем он станет среди нынешних людей?
- Все только и говорят о новом проекте, дорогой, - поддержал Филиппа
Халил. - Я слышал, институты обеих Америк готовы выделить чуть не миллион
человек. Еще - известия о причинах беды с "Артуром"...
- Халил, пожалуйста!..
- Почему нельзя, Филипп? Все можно, дорогой... Ты сам сказал; что
можно. Эля, подтверди: он ведь так сказал?
- Да, конечно, Халил, - промолвила девушка, а сама не спускала глаз с
Валентина. Она догадывалась о его состоянии.
- Слушай, Филипп, дорогой! Ты рассказал бы: идея рабэна Иркута - это же
подсмотрено у природы. Ты расскажи, внимательно слушать будем.
- Об этом всем известно.
- А ты все-таки расскажи, да поподробнее, - поддержала Эля.
- Но какой из меня нейрофизиолог или парапсихолог? Я могу лишь в
общем...
- Нехорошо, Филипп, ты заставляешь себя уговаривать.
- Очень нехорошо, - поддержал девушку Халил, явно обрадовавшись
возможности подтрунить над всегда невозмутимым профилактором.
- Ах, нехорошо?! - пригрозил Филипп. - Ну ладно же, пеняйте на себя,
если замучаю объяснениями. Начинать прикажете, конечно, с самого начала?
- Вот именно, с муравьев и пчел, - охотно согласилась Эля.
- Ах, с них? А я думал, с протобелков, - Филипп рассмеялся. Его
сдержанности и строгости будто не бывало.
- С пчел так с пчел, - уже успокоенно заговорил Филипп, обращаясь
скорее к Валентину. - Давным-давно установлено, что одна пчела это вроде бы
и не вполне самостоятельный живой организм. Отдели ее от роя, и она погибнет
через несколько часов, будто лишится чего-то жизненно необходимого, что
получает от других пчел в улье... Но это, так сказать, прелюдия... Ученых
заинтересовала вот какая любопытнейшая особенность пчел. Обстоятельства
иногда складываются такие, что инстинкты пчелиные уже не могут выручить.
Требуется применить некое подобие разума. У одной отдельной пчелы нервных
клеток очень мало, и думать самостоятельно ей не под силу. А вот пчелиный
рой - ему это, оказывается, доступно. Происходит словно бы объединение
крохотных нервных центров множества пчел в один большой очень своеобразный
мозг, который и принимает простейшие разумные решения. Ну, например,
приказывает строить ячейки величиной в полторы обычных соты или что-то
аналогичное этому, но выходящее за границы инстинкта.
Филипп явно заботился прежде всего о том, чтобы было понятно Селянину.
- Такой же способностью обладают и муравьи. Когда возникнет задача,
которую инстинкт решить не в силах, муравьи вначале бестолково суетятся,
мешают друг другу, а потом неожиданно, как будто по чьей-то разумной
команде, в полном порядке начинают делать то, что надо. Срабатывает все та
же поразительная способность объединять в единый мозг нервные центры
множества муравьев. Заметили эту способность еще в твое время, в двадцатом
веке, Валентин. Заметить-то заметили, а вот разгадать, с помощью каких
нервных импульсов объединяются нервные центры множества особей, не смогли.
Это сумели сделать только через сто лет. Ну а Даниэль Иркут шагнул еще
дальше, создал аппаратуру, которая позволяет объединить мозг многих людей в
один коллективный мозг. Вот и все. Коротко, конечно.
- Спасибо и за сказанное, дорогой, - поблагодарил Халил. - Правда,
Валентин, все просто, с виду даже очень просто?
Валентин неопределенно пожал плечами.
- У тебя неладно на душе, капитан? - обратилась к нему Эля. - Осталось
полчаса до посадки. Я давно хочу сообщить тебе - утром у меня был разговор с
Ильей Петровичем... Нет, он крепится... Ты не хотел бы повидаться с ним?
- Сейчас? И менять курс?
- Нет. Вызови его к панораме. Она за стеной...
Рядом с Валентином возникла коричневая стена и овальная сверху дверь.
- Пожалуйста, - пригласила Эля в небольшую комнатку с экраном
видеопанорамы и двумя креслами. - Я не решилась сказать тебе сразу.
Вызываю...
А вскоре видеопанорама воспроизвела облик Ильи Петровича, его жесты,
голос.
- Я давно жду, Валентин... Хотел сам связаться с тобой, но кто-то из
профилакторов запретил разговоры и встречи. А мне очень нужно было увидеть
тебя. Мне и Анне Васильевне. Она уехала час назад. Я отправлюсь следом. Но
мы найдем тебя вместе с нею. Ты разрешишь? Я рассказывал ей о тебе... о том,
что ты потерял отца и мать, друзей, все дорогое и привычное... Но не сдался.
Я все рассказал ей. Но лучше, если вы встретитесь. Это ей... мне... Я
держусь. Ты тоже держись.
Валентин безмолвно кивал, потому что боялся выдать боль за Илью
Петровича и за себя тоже.
- Мы с Аней встретим корабль... оттуда... с дочерью... продолжал Илья
Петрович. - Нам разрешили вылететь навстречу, в космос.
И Валентин опять кивал, соглашаясь: да-да, надо встретить, как не
сделать этого?.. В его время тоже встречали. Правда, выезжали ради этого не
в космос, нет. На вокзал выезжали, в багажное отделение. И редко, очень
редко. Слишком много было погибающих? Бедными были? Во время войны с
Гитлером только в Советском Союзе смерть обрывала ежедневно тринадцать тысяч
жизней. Ежедневно! А за всю войну около двадцати миллионов. Жуткая
приблизительность: "около"...
Ведь каждая потеря - это человек, молодой, сильный, полный надежд на
счастье человек, это отцы и матери, страдавшие, как Илья Петрович с женой...
"Около"... Когда не добрался на стройку Валентин, грустили друзья. Родных у
него не осталось, а Ольга - ей было спокойнее, что он скрылся и не подает
вестей. Так было. Это и к лучшему, если так было.
Странно, встреча была грустной, однако она придала Валентину сил. Да,
ему нелегко и будет еще долго нелегко. Но он верил, что сладит с
трудностями.
Эля была расстроена больше, чем Валентин, и он прикоснулся, успокаивая,
к ее руке. Эля вздрогнула, но руку убрала не сразу.
Внезапно начался спуск, осторожней, однако заметный. Тотчас донесся
возглас незнакомой Валентину женщины.
- Эля! Валентин! Мы ждем вас. Это я, Ноэми...
НОВОЕ ЗНАКОМСТВО
Знакомство было во всех отношениях приятное. Ноэми поразила Валентина
не только своей красотой. Он уже успел убедиться, что люди новой Земли
красивее, чем его бывшие современники. Но эта девушка даже среди них
выделялась женственной мягкостью движений, глубиной глаз-то ласково серых,
когда Ноэми была спокойна, то загадочно синих, когда она была озабочена или,
наоборот, подтрунивала над кем-то. Валентин заметил, что его восхищение
девушкой разделяет и Филипп, впервые увидевший ее, да и Халил тоже. Впрочем,
Халил сегодня необычно замкнут.
Ноэми о самом серьезном умела говорить полушутливо.
- Где я работаю?.. О, я и не работаю вовсе. Мы все там, в своем
институте, лишь подсматриваем и списываем, - ответила она на робкий вопрос
Филиппа.
Глаза у нее при этом были задорные, улыбающиеся, и все отвечали ей
улыбкой, потому что нельзя было оставаться серьезным, когда была весела
Ноэми. Она работала в институте биорецепторов, и ее обязанность,
действительно, состояла в том, чтобы "подсматривать и списывать" у природы,
точнее у насекомых, секреты их удивительной способности видеть, обонять,
осязать, ориентироваться в пространстве, совершать сотни и тысячи порой
немыслимо сложных действий.
Ноэми рассказала о таких фактах, которые Валентин мог бы узнать и
прежде, в своем XX веке, но, к сожалению, не узнал... Что любая муха,
например, мгновенно устанавливает химический состав предметов, по которым
ползет... Что мотылек-самец чует запах самки на расстоянии до километра...
Что у бабочек и вкус необычайно тонкий - в сотни раз лучше, чем у
человека... Что у некоторых видов жуков-плавунцов удивительно высок
коэффициент полезного действия - 0,96!.. Что лишь насекомые умеют не просто
парить или держаться в воздухе на одном месте, но и, так сказать,
пятиться...
Факты, множество поразительных фактов!
- Ну а мы эти факты подсматриваем и списываем, - весело повторила
Ноэми. - Пример? О, нет ничего легче... Ну, что бы такое взять?.. Вот,
пожалуйста, бабочка шелкопряда. Люди давно знают, как выглядит орган
обоняния, самца: усики-антенны с тысячами крохотных клеток-волосков, совсем
уже немыслимо маленькие отверстия в оболочке клеток. Размеры
микроскопические, взаимодействует клетка с молекулами, несущими запах.
Повторяю, внешний вид давно был известен. А вот как и что происходит внутри
клетки, этого долго не знали. А уж построить что-либо похожее - об этом лишь
мечтать могли. В нашем же институте не просто умеют разгадывать такие тайны,
но и делают приборы, которые не больше тех же крохотулек-антенн шелкопряда,
однако в сотни, в тысячи раз более чуткие. О, это очень любопытно, то, что
мы делаем!..
Ноэми явно воодушевляло внимание, с каким слушал Валентин. "Нет, ты и
представить не можешь...", "ты и не подозреваешь..." - то и дело повторяла
она и сообщала, что их приборы тоже ведут анализ на уровне отдельных молекул
вещества, квантов света, гамма-частиц, электромагнитных волн, что они
требуют минимальных затрат энергии и что так же, как рецепторы живой
природы, они способны сами себя ремонтировать, восстанавливают своп
составные части.
- Ты замучила Валентина объяснениями, - сказала, смеясь, Эля.
- Отчего же, все очень любопытно, - возразил Селянин. Судя по всему,
исследованиям Ноэми и ее коллег никто не грозит энергетическими
ограничениями, о которых я уже наслышан.
- О, конечно! - подхватила Ноэми. - Я очень люблю свое дело.
- Оно стоит того, Ноэми, - поддержал ее Филипп. - У тебя прямо-таки
сказочная профессия. А ты: "Всего-то и дела, что подсматривать и
списывать"...
- Ну, это, чтобы не обидеть других... А наши приборы, Валентин прав, -
овеществленный символ экономии, - девушка лукаво посмотрела на
планетолетчика. - Вот Халил увешан нашими датчиками, но даже не замечает их.
- Какие датчики? Где? - Халил принялся ощупывать свою одежду.
- Не нашел? - Ноэми прикоснулась к его плечу и, сказав: "Раз-два-три!",
раскрыла ладонь. Там было десятка два крохотных зернышек, похожих на
маковые.
- Это приборы? Это совсем не приборы, - сказал Халил. Ты только что
держала в руке головку мака... Давай проверим, если это приборы.
- Согласна. Лови! - Ноэми неожиданно дунула на ладонь. Все зернышки
слетели на землю. - Ты прав, Халилушка, это не приборы. Но наши изделия не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг