процентов моржей. Ледниковые горы хранят в себе крупные запасы бурых углей,
хорошо горящих в каминах зимовщиков...
Здесь, в бухте Тихой, как и на Шпицбергене, в клубе посёлка собрались
встречать новый год "беляйкинцы" и зимовщики.
После небольшого доклада начальника экспедиции выступил профессор
Бахметьев. Он рассказал об освоении Арктики, о её природе и загадках. Он
привёл целый ряд дерзких научных гипотез. И одна из них - гипотеза о
возможности очищения полярного бассейна от льдов - прозвучала особенно
жизненно.
- Проследите линию дрейфа великого Нансена, - говорил профессор. -
Что преградило дорогу его "Фраму"? Какой гигантский барьер, помимо
Гренландии, мешает продвижению льдов на запад? Мы смело можем предположить,
что загадка этого торможения - земля. И она должна быть открыта нами...
- Мы взорвём её к чорту! - подал реплику Уткин.
Все невольно рассмеялись.
- Браво, Уткин, ты будешь её подрывать!
Скрывая улыбку, Бесфамильный позвонил, призывая к порядку не в меру
развеселившихся остряков.
Прослушав интересный доклад профессора и утвердив текст приветственных
телеграмм на Большую землю, все отправились в столовую. Здесь не было
сдерживающего страсти звонка Бесфамильного, и смолкнувший было в начале
ужина разговор стал опять оживлённым. Смелая мысль профессора Бахметьева,
подтверждённая материалами гидролога Семёнова, взволновала всех.
- Экспериментальный полёт Иванова, - говорил Бесфамильный, склонившись
к Беляйкину, - принёс нам неожиданно богатый материал. Вы помните, Юрий
Давидович, результаты их промеров? Чем дальше на запад, тем мельче и мельче
становилось море... Пока всё идёт, как по нотам, и кто знает, может быть,
будущий год принесёт с собой окончательное подтверждение нашей теории, и мы
разгадаем загадку ледового погреба...
Начальник экспедиции рассеянно слушал лётчика, наблюдая за своими
подчинёнными. Все они были "в форме", как говорят спортсмены. Видимо,
сказывались ежедневные прогулки на лыжах и здоровый санаторный режим,
введённый врачом Гореловым. Многие бросили курить. Алкоголь был изгнан из
употребления ещё в Архангельске.
- Какой прекрасный народ, - не скрывая восхищения, произнёс начальник
экспедиции. - Кто может сомневаться в том, что с таким народом мы не
выполним своих задач? Да, белое пятно доживает свои последние дни.
Движением локтя он пригласил к наблюдениям Бесфамильного. Они оба стали
слушать разговор Иванова с Уткиным.
- Фантазёр ты, Жуткин, - корил Иванов. - Всё у тебя не как у людей.
Слушаешь твои телеграммы и диву даёшься: где ты такое увидал? Всё такое
пафосное, возвышенное - уши вянут.
- А как же ещё прикажете писать об Арктике? Ведь она не освоена, она
таит в себе немало опасностей.
- Ну, уж не так она страшна, как ты её изображаешь. И ты сам это
знаешь. Наш дрейф доказал...
- Нельзя же давать точную фотографию того же дрейфа, - перебил
Уткин. - Раз люди в Арктике, значит они жизнью рискуют, значит они герои...
- Ну, ну, ты полегче насчёт героев, - охлаждал страсти журналиста
Иванов. - Скоро таким героем будет всякий, имеющий в кармане билет
пассажирской трансарктической линии.
- Тогда другое дело, - не унимался Уткин. - А сейчас мы пионеры,
завоеватели Арктики, мы...
- Понёс! - безнадёжно махнул рукой Иванов.
Ему нравилось поддразнивать всегда легко идущего на эту удочку горячего
Уткина.
Долго ещё беседовали зимовщики в этот вечер. Он ярким воспоминанием
надолго остался в памяти у всех.
* * *
Спокойно и радостно переносили зимовку участники экспедиции Беляйкина.
Размеренные, наполненные трудом, учёбой и разумным отдыхом проходили дни.
Собственно это название здесь стало весьма условным - тянулась сплошная
ночь, и "дни" приходилось с трудом устанавливать по часам и листкам
отрывного календаря.
Если говорить откровенно, то "недоволен" зимовкой остался только один
Уткин. Ему пока было абсолютно нечего сообщать своей редакции, и он
чувствовал себя лодырем. Правда, первое время он надеялся на пургу. Но и она
ничего не изменила в размеренной жизни зимовщиков. В конце концов,
убедившись, что, сидя в тёплой, уютной комнате, не получишь новых
впечатлений, которые можно было бы передать своей газете, он со всей
присущей ему энергией переключился на изучение авиационных моторов. Егоров и
Киш с восторгом приветствовали это решение: в лице Уткина они получали
смышлёного и энергичного помощника. Он же работал с рвением, глубоко затаив
решение умолить Бесфамильного взять его с собой на полюс. "Не откажется же
он от лишнего механика", - мечтал журналист, десятый раз совершая этот
полёт в своём воображении.
Полярная ночь подходила к концу.
ЕСТЬ БАЗА!
Зимовка подходила к концу. В воздухе чувствовалось приближение весны.
Темнота понемногу рассеивалась, и порой казалось, что уже несколько суток
подряд тянется неуверенное серенькое утро, напоминающее зимние
предрассветные часы на Большой земле. Небо зябко куталось в тяжёлые снеговые
тучи, и радостный солнечный свет всего на несколько минут в сутки пробивался
через них. С каждым днём этих минут становилось больше.
В конце марта начальник экспедиции приказал приступить к сборке
самолётов. Маленький коллектив экспедиции с радостью принялся за дело.
Использовалась каждая светлая минутка. Скоро работа развернулась на полный
ход, света не хватало, и площадка, где провели зиму самолёты, осветилась
яркими лучами прожекторов.
О каждым днём становилось светлее, а в начале апреля установились ясные
дни. Работа подходила к концу.
12 апреля Блинов сообщил, что его группа уже подготовила самолёты и он
ждёт распоряжения о вылете. На следующий день доложил о своей готовности к
полёту и Бесфамильный. Он закончил оборку своего "Г-2" и опробовал его в
воздухе, сделав несколько кругов над бухтой.
Беляйкин торопил Иванова:
- Скорее кончайте со сборкой своих самолётов. Нам нужна база...
Иванов и сам отлично понимал, что нужно спешить. Для успеха дела
следовало как можно раньше начать полёты, чтобы максимально использовать
наиболее благоприятное время - весну и начало полярного лета. Но с
моторами, как на грех, не ладилось. Риск в самом зародыше был изгнан из
арсенала экспедиции, и мотористы, чувствуя ответственность за судьбу
экспедиции, добивались безупречного состояния материальной части.
Наконец 14 апреля "З-1", а за ним и "П-6" поднялись в воздух. Затаив
дыхание, люди следили за полётом красивых машин...
После кратковременного полёта Иванов, как всегда, совершил классическую
посадку на лёд бухты, подрулил к берегу и выключил моторы. К машине подбежал
руководивший осмотром инженер Уралов.
- Ну, как?
Иванов молча пожал руку инженеру, и беспокойные огоньки погасли в его
глазах.
- Завтра лечу, - сказал лётчик.
Подоспевший Титов подтвердил решение командира звена.
* * *
До начала ответственного полёта оставались считанные часы. Начальнику
экспедиции не пришлось тратить драгоценное время на инструктирование
экипажа. Люди, проверенные на практической работе во время прошлогодних
полётов, отлично знали свои обязанности. Да и зимовка не пропала даром. Не
один день, когда над островом Гукера злобствовала пурга и ничто живое не
решалось показать нос из своей норы, они провели над картой. На ней
карандашными линиями был вычерчен почти равнобедренный треугольник. Его
вершина упиралась в центр белого пятна северного полюса, а основание
покоилось на Земле Франца-Иосифа и острове Западный Шпицберген. Где-то
близко от центра этого треугольника была осторожно проколота острой иголкой
циркуля и аккуратно обведена кружочком точка посадки самолётов в прошлом
году. От неё шёл на запад ломаный карандашный штрих первого дрейфа.
Изучая характер льдов и их дрейфов в этом районе Арктики, разрабатывая
накопленные во время прошлогоднего полёта материалы, возглавляемый
академиком Беляйкиным коллектив учёных вместе с группой Иванова пришёл к
единогласному выводу, что базу следует организовать на месте прошлогодней
посадки.
Тогда же возникла первая мысль о "неудачниках". Её выразил Киш:
- Хорошо, мы организуем базу, - сказал он. - Наш радиомаяк встретит,
приведёт к базе и проводит до полюса самолёты Бесфамильного и Блинова.
Тщательность подготовки к полётам почти совсем исключила возможность аварий.
Не будем думать об этом "почти". Давайте предположим невероятное: один из
самолётов, не достигнув полюса, сделает вынужденную посадку где-то между
базой и полюсом. Что делать нам? Продолжать обслуживание севших на полюсе
или помогать терпящим бедствие товарищам? Я сознательно ставлю вопрос
"или - или". Так и будет на самом деле. Располагающая лишь одной тяжёлой
машиной база станет в затруднительное положение: начинать спасательные
работы или не начинать. Вылетишь, а вдруг в это время потребуется срочная
помощь находящимся на полюсе...
Предположение Киша всех заставило крепко задуматься. Вспыхнул яростный
спор. Трезвый голос Киша, поддержанный Беляйкиным, не утонул в массе
голосов, уверенных в безусловной победе. Решение пришло неожиданное и
по-полярному суровое:
- Продолжать работу, предоставив аварийщикам выходить из положения
своими силами. Материальная часть безупречна, и авария может произойти
только по вине людей. Пусть путешествие по льдинам послужит им наказанием за
небрежность. Только в крайнем случае, если в числе экипажа потерпевшего
аварию самолёта окажутся больные или раненые, с базы вылетит им на помощь
Титов на своём "П-6".
Беляйкин же приказал дополнительно погрузить в самолёты двухмесячный
аварийный запас продовольствия.
Это решение и распоряжение начальника экспедиции ещё зимой было передано
по радио на Шпицберген группе Блинова. Тогда же научным штабом экспедиции
был разработан подробнейший список вещей и научных приборов, которые
следовало взять с собой.
И вот сейчас всё хозяйство уже погружено во вместительную кабину "З-1",
и осталось только лишний раз проверить себя.
Как бы подчиняясь страстному желанию людей - поскорее начать работу,
стих разыгравшийся было ветер и установилась ясная, морозная погода. В
небе - ни облачка. До того хорошо - хоть сейчас лети! И начальнику
экспедиции пришлось немало потратить времени, убеждая взвинченных людей
отдохнуть хотя бы несколько часов. Им хотелось вылететь немедленно...
Рано утром 15 апреля "З-1" и "П-6" покинули гостеприимную бухту Тихую.
Ровно через два с половиной часа Иванов, благополучно сев на лёд будущей
базы, сообщал Беляйкину:
- Ваши предположения оправдались полностью. Ледовая обстановка
значительно лучше прошлогодней. Во время полёта через каждые пять-десять
километров, а иногда и чаще, встречались громадные ледяные поля - готовые
аэродромы. Лёд ровен и чист, почти нигде нет надувов и заструг. Пурга и
снегопады немало поработали над тем, чтобы сравнять все неровности льда.
Морозы превратили верхний слой снега в твёрдый, как сахар, наст. На нём наши
самолёты держатся, как пушинки на воде...
Через час, передавая очередную сводку погоды, Иванов доложил, что
"работы по организации мастерских, научной базы и оборудованию посадочной
площадки идут полным ходом".
- Обнаружено первое последствие нашей непредусмотрительности, -
добавил он. - Здесь снег настолько ярок, что работать в прошлогодних
светофильтрах невозможно. Напялили по две пары очков. Предупредите
Бесфамильного и Блинова, чтобы взяли с собой самые тёмные светофильтры
жёлто-зелёного тона. Пусть каждый проверит, хорошо ли очки прижимаются к
надбровным дугам. Свет проникает в отверстия и может ослепить в полчаса.
- Хорошо, спасибо, - ответил начальник экспедиции. - Сегодня же дайте
мне на пробу свой радиомаяк. Завтра ждите Бесфамильного.
- Так скоро?
- Бесфамильный привезёт вам бензин...
Вечером были взаимно проверены оба радиомаяка: и базы, и бухты Тихой.
Запеленгированная база Иванова точкой с красным флажком прочно обосновалась
на оперативной карте начальника экспедиции.
* * *
В бухте работа не прекращалась ни на минуту. Трактор с прицепленными к
нему неуклюжими санями сделал два рейса от склада до аэродрома. Он доставил
целую гору запаянных бидонов с горючим. Скоро все бидоны исчезли в чреве
гиганта "Г-2", превращённого в "летающую цистерну". Кроме горючего, туда
погрузили две "аварийных" собачьих упряжки. Двадцать два четвероногих
пассажира с громким лаем заняли свои места.
Утром все четыре мотора "Г-2" мерно тарахтели на малом газу. Егоров ещё
раз обошёл кругом своё детище, залез на своё место и, в знак готовности,
поднял руку. Бесфамильный уже сидел за штурвалом, недоумевая, почему медлит
и не даёт старта Беляйкин.
Начальник экспедиции стоял немного поодаль от готовой к полёту машины.
Около него, отчаянно жестикулируя, вертелся Уткин. Он в чём-то горячо
убеждал Беляйкина. Наконец тот, по-видимому, не выдержав напора энергичного
журналиста, безнадёжно махнул рукой, и Уткин со всех ног помчался к
самолёту. Он был немного смешон в своей широченной дохе и огромных пимах.
Уткину разрешено лететь на базу. Гордость и радость распирают его. Он
вбегает в кабину и радостно сообщает Слабогрудову:
- Ну, Чахоткин, полетим вместе. Материал мировой! Не будешь
мариновать - тысячу слов дадим Москве!
Последних слов Слабогрудов не мог разобрать, так как Уткин принялся
ворочать бидоны, устраиваясь поудобнее.
Беляйкин взмахнул флажком. Егоров привычным движением одновременно
передвинул все четыре сектора газа, и моторы оглушительно взревели. Мягко
оторвавшись, "Г-2" пошёл в воздух.
До базы около шестисот километров. Это полтора-два часа нормального
полёта. Но сегодня, как назло, дует ровный встречный ветер. Бесфамильному
это не улыбалось, и он полез вверх. На высоте тысяча пятьсот метров, где
ветер изменился и стал попутно-боковым, самолёт лёг на курс.
Чётко управлял своей любимой машиной Бесфамильный. Даже в этом маленьком
перелёте он старался погасить волнение, невольно возникающее при мысли, что
он впервые летит в Арктике. Словно осторожный бегун, сдерживающий в себе
желание преждевременно обойти противника (и при этом потратить силы для
финиша), Бесфамильный сознательно выключил из сферы своих переживаний
всяческие волнения.
В ушах привычно звучали однообразные сигналы радиомаяка базы. Опасаясь
за целость своих барабанных перепонок, примерно с половины пути Бесфамильный
приказал приглушить его приём.
В пассажирской кабине, пристроившись среди бидонов, работал Уткин.
Блокнот кончался, но он готов был писать без конца. По-видимому, разговор с
Ивановым на встрече нового года не оказал на него никакого влияния, и его
"телеграммочка" вырастала до катастрофических размеров. Взволнованный
полётом, он писал:
"Необозримые нагромождения торосов, айсбергов и других льдин раскинулись
внизу в тысяче пятистах метрах под нами. Нарушено вечное молчание ледовой
пустыни, в которой погибли тысячи славных завоевателей Арктики. Ваш
корреспондент, приглашённый начальником экспедиции в первый перелёт, сидит в
пассажирской кабине самолёта отважного лётчика Бесфамильного. С чувством
безграничного восторга и гордости за нашу страну он несётся на могучих
крыльях мощнейшей птицы. Гордо распахнутые крылья, построенные великим
коллективом советских рабочих и инженеров, совершают свой гордый полёт над
торосами, айсбергами и другими льдами. Мороз достигает по меньшей мере
градусов пятидесяти, но отработанное тепло четырёх сердец нашей стальной
птицы (это место не понравилось Уткину, но править было некогда - он
торопился) обогревает нашу кабину. В иллюминаторе двери, ведущей в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг