- Одно дело - береговая рация, - рассуждал он, - другое - наша
пловучая, на ледоколе...
Сейчас Иванов с удовлетворением слушал непрерывные и равномерные сигналы
радиомаяка ледокола. Он попробовал уйти немного влево от намеченного курса.
Маяк чутко реагировал на это затуханием буквы "а". Выровняв самолёт и
несколько минут пролетев по заданному курсу, Иванов круто взял вправо.
Немедленно потухла буква "н". Возросшая слышимость буквы "а" резала ухо.
Иванов несколько раз проверил работу радиомаяка и остался доволен ею. Как
видно, маяк не подведёт.
Спокойный полёт и тепло располагали к работе всех, кто находился за
треугольной дверью, ведущей из пилотской рубки в просторную пассажирскую
кабину самолёта.
Гидролог Семёнов как бы прирос к окну со своим блокнотом. Он читал
сменяющиеся под самолётом льды, как книгу. И, по мере того как менялся
характер льдов, росло количество торопливых записей в его блокноте.
- Замечательная штука самолёт! - делился он своей радостью с
метеорологом Вишневским. - Вы представляете себе, сколько потребовалось бы
времени и лишений, чтобы пройти пешком две сотни километров по этим льдинам?
Да и что бы я увидел? Пятнадцать квадратных метров у себя под ногами! А с
самолёта я хорошо вижу десятки квадратных километров и за один час успел
составить целую таблицу изменения характера льдов между восемьдесят третьей
и восемьдесят четвёртой параллелями! Мне даже удалось зарисовать характерные
очертания разводий и их расположение относительно севера...
Вишневский работал молча, не разделяя восторгов Семёнова. Он втайне
считал себя старым "полярным волком". В своё время ему пришлось совершить не
один десяток полётов, осваивая самую длинную в мире полярную линию
Архангельск - Владивосток. Сейчас, не обращая внимания на то, что творилось
внизу, за окнами, он заботливо укладывал разбросанные по кабине вещи.
В переднем углу кабины, у входа в пилотскую рубку, сосредоточенно
возился у своей рации штурман и радист самолёта Фунтов. Его в шутку звали
"центральной телефонной станцией". И в этой шутке была доля правды. Фунтов
одновременно держал радиосвязь с летящим самолётом "П-6", с ледоколом и -
по внутреннему телефону - со своим лётчиком Ивановым.
Все три рации экспедиции с честью выдержали первое испытание. За всё
время полёта связь ледокола с летящими самолётами не прерывалась ни на
минуту. Беляйкин задавал Иванову десятки вопросов:
- Как меня слышите? Есть ли связь с Титовым? Какова температура?
Хорошая ли видимость? Помогает ли радиомаяк?
Иванов отвечал точно и коротко:
- Слышу вас хорошо. С Титовым связь непрерывная. Температура минус два
градуса. Видимость очень хорошая. Маяк работает безупречно...
И добавлял от себя:
- Высота тысяча метров. Идём строем. "П-6" летит почти рядом справа.
Под нами такой же лёд, как и в начале полёта. Кое-где попадаются разводья...
Около Беляйкина неотступно находился Уткин. Он быстро писал бюллетени и
вывешивал их на дверях радиорубки. Команда с удовольствием читала эту
"жуткинскую газету", издававшуюся непрерывно в течение часа. Через каждые
пять-десять минут выходил свежий номер.
Так прошли первые двадцать минут после вылета. Затем Иванов сообщил, что
лёд стал гуще, показались огромные нагромождения ледяных гор. Разводья
исчезли, появились ровные ледяные поля. А ещё через двадцать минут в мирный
разговор Иванова и Беляйкина ворвался взволнованный голос Киша:
- Справа видим два острова...
- Где, где? Я не вижу, - заволновался и Иванов.
- Вероятно, я их загораживаю. Сейчас отстану, смотри, - ответил Титов.
"П-6" немного отстал, и Иванов различил среди белоснежных, ослепляющих
льдов два серых невыразительных пятна. Поручив Вишневскому примерно
определить местоположение неизвестных островов, Иванов соединился с
Беляйкиным.
- Справа... - начал было он, но Беляйкин перебил:
- Я вас подслушал. Об островах знаю. Если позволяют условия -
подойдите и нанесите их на карту. Но не рискуйте...
- Есть! - ответил Иванов и приказал Титову взять курс на землю.
Сделав круг над небольшими, покрытыми обледенелыми скалами островами,
Иванов убедился, что сесть там невозможно. Боясь потерять связь с ледоколом
и ориентировку, он решил продолжать полёт. Фунтов сообщил решение командира
на ледокол.
- Одобряю ваше решение, - ответил Беляйкин. - Не теряйте времени,
идите к цели. Неизвестно, удастся ли вам найти подходящее место для посадки.
Выть может, придётся вернуться к ледоколу.
Прошло ещё двадцать минут. Воспользовавшись ярким солнечным светом,
Вишневский с Фунтовым определили местонахождение самолёта. Оказалось, что
попутно-боковой ветер помог самолётам, и они находились недалеко от цели.
Иванов немедленно сообщил об этом Беляйкину.
- Какая обстановка внизу? - спросил начальник экспедиции.
- Сейчас "П-6" пойдёт на разведку.
- Не садитесь до тех пор, пока не сядет Титов.
- Есть!
Титов снизился до двухсот метров. Яркое солнце, отражённое льдом,
ослепило его. Кругом бело, нигде ни одного тёмного пятнышка, по которому
можно было бы почувствовать высоту. На секунду показалось, что высоты нет и
вот-вот самолёт врежется в лед. Между тем стрелка альтиметра была где-то
около цифры 200.
- Возьми правее! - крикнул ему по телефону Киш.
Титов взглянул направо. Действительно, там оказалась большая ровная
льдина. Но по мере снижения снова терялось представление о высоте.
- Бросай шашки! - приказал Титов.
Киш сбросил несколько дымовых шашек. Сразу же стала чувствоваться
высота. По отклонению дыма Титов определил направление ветра. За шашками
полетели вниз несколько развёрнутых пакетов с сажей. На девственной белизне
льда возникло несколько серых полос. Они помогли лётчику определить
периферическую глубину ледяного поля, которому суждено было через несколько
минут стать первым полярным аэродромом экспедиции.
Сделав ещё круг, Титов легко и уверенно пошёл на посадку. "Но что
это? - подумал он в самый последний момент. - Неужели надувы?" Менять
решение было уже поздно, и самолёт, ударившись о первую волну замёрзшего
снега, подпрыгнул и сделал, как говорят лётчики, "козла". За первым "козлом"
последовал второй, третий... Содрогавшаяся от ударов машина замедлила свой
бег и скоро остановилась. Её спасла только опытность Титова: после каждого
"козла" он немедленно прибавлял газ, чтобы предотвратить потерю скорости и
спасти самолёт от неизбежной поломки шасси.
- Как же ты не заметил надувов? - удивился Киш, выпрыгивая из
самолёта.
- Да я вообще чуть-чуть не ослеп. Скверные светофильтры попались!..
Выключив мотор, Титов выбросил из багажника чёрные полотнища, и они
вместе бросились раскладывать посадочные знаки.
Всё это время "З-1" плавными кругами ходил над ними. Убедившись, что
посадка произведена благополучно, Иванов сообщил Беляйкину:
- Титов сел. Раскладывают посадочные знаки. Иду на посадку. Связь
прекращаю минут на тридцать.
Эти несчастные тридцать минут Беляйкину показались вечностью. Он нервно
ходил по маленькой радиорубке ледокола, ожидая восстановления связи.
"Удастся ли тяжёлой машине сесть на случайную льдину? - беспокоился он. -
Да, это будет опыт! Он решит правильность расчётов Бесфамильного, предрешит
всю судьбу нашей экспедиции. Эх, скорей бы проходили эти злополучные
тридцать минут!"
Минуты шли.
В это время в двухстах пятидесяти километрах к северу "З-1" грузно
коснулся лыжами импровизированного аэродрома и, после мягкого торможения,
вскоре остановился на месте. Он сел вдоль надувов, а не поперёк их, как это
сделал "П-6". Титов и Киш, понадеявшись на слабость ветра, пошли на это
отступление от правил. Их решение оказалось верным.
Выскочив на лёд, Фунтов сразу же принялся налаживать свою наземную
рацию. Застывший на морозе мотор никак не хотел заводиться. К нему на помощь
бросился Киш.
В это время на ледоколе беспокойство достигло высших пределов.
Назначенные Ивановым тридцать минут давно прошли, а самолёты молчали.
Весть об этом быстро разнеслась по ледоколу. Около радиорубки столпились
все свободные от вахты люди. "Жуткинская газета" не выходила.
- Не пришлось бы им обратно пешком топать, - заметил кочегар Маркин.
- Зачем пешком - прилетят! - возразил влюбленный в своё дело молодой
моторист. Всего несколько часов тому назад он вместе с бортмеханиками
собирал на льду их самолёты.
- Вот молчат... Разбили, верно, большой самолёт и молчат...
- А вторая машина на что? На второй машине всех перебросят.
- Все-то сразу не улетят!
- Два раза слетают. "П-6" троих свободно поднимет. Вон челюскинцев по
шесть человек на двухместный самолёт сажали, лётчик седьмым был, и то
ничего.
- А если и второй самолёт угробился? - не унимался пессимист Маркин.
- Балда ты после этого! - вспылил моторист. - Угробился!.. Вот как
двину...
- Тише, товарищи! В чём дело? - почувствовав ссору, подошёл к группе
помощник капитана.
- Да как же, товарищ старпом...
- Ничего с ними не случится, - уверенно сказал помощник капитана,
узнав причину спора. - На крайний случай у них с собой собаки есть. Экое
расстояние - двести пятьдесят километров, подумаешь!
- Да что там собаки, - безнадёжно махнул рукой Марков. - Ведь они
сообщали, что по пути попадаются разводья. Через разводья на собаках не
поплывёшь...
- Да ты и впрямь пессимист, Маркин! У них есть ледянки (надувные
лодки). Впрочем - что тут спорить! Сейчас будет связь - всё узнаем. Иди-ка
ты лучше умойся да ложись отдыхать.
Но Маркин отдыхать не пошёл. Он любил побузить и сейчас подзадоривал
молодого моториста:
- Нет, дудки! Уж я-то не полетел бы. Лети куда-то над льдинами, ветер,
мороз, брр... - Он картинно поёжился. - То ли дело у меня в кочегарке!
Тепло и не дует...
В эту минуту из радиорубки выскочил сияющий Уткин и вывесил последний
номер своей газеты. В нём наспех, кривыми и расплывающимися буквами, была
написана только что полученная радиограмма Иванова:
"Сели хорошо. Укрепили самолёты. Не теряя времени, приступаем к научной
работе. Сверлим лёд для определения глубины моря, температуры воды и
течений. Вишневский устанавливает метеостанцию. Настроение у всех хорошее.
Связь прекращаем на двенадцать часов. Завтра слушайте для проверки наш
радиомаяк. Иванов".
Несколько часов назад кровно обиженный Уткин молча расхаживал по
ледоколу. Ещё бы, его не взяли в экспериментальный полёт! Но сейчас к нему
вернулась прежняя весёлость.
- Пойду писать подробную телеграммочку, слов этак на тысячу, - говорил
он помощнику капитана. - Материал мировой!
Беляйкин сиял: прекрасное начало лётной работы означало правильность
всех расчётов, на которых построена экспедиция.
На ледоколе воцарилось праздничное настроение.
Не желая нарушать охватившей всех радости, забытый всеми метеоролог
ледокола решил не напоминать о себе и умолчал о тревожных показаниях своих
приборов. На ледокол надвигался шторм...
ТРЕВОЖНЫЕ ДНИ
На ледоколе "Иосиф Сталин" люди мирно отдыхали. Это был заслуженный
отдых после двух суток тяжёлой, напряжённой работы, обеспечившей
своевременный и успешный полёт группы Иванова.
По существу основная задача, поставленная группе, была выполнена. Полёт
доказал на практике осуществимость идеи Бесфамильного: тяжёлые самолёты
могут подняться со случайного ледового аэродрома и могут сесть на него без
предварительной подготовки. Воспользовавшись случаем, учёные, полетевшие с
Ивановым в качестве пассажиров, решили провести с ним несколько суток на
дрейфующей льдине, занявшись своими исследованиями. Не было никаких причин
возражать против этого разумного желания, и Беляйкин с лёгким сердцем
санкционировал задержку самолётов. Больше того, успокоенный блестящим ходом
перелёта, он не обратил внимания на легкомысленное решение Иванова
прекратить связь с ледоколом на двенадцать часов.
Арктика - страна неожиданностей. Начальник экспедиции прекрасно знал,
что немало загадочных причин влияет на погоду в этих широтах и нередко
приводит к внезапным переменам. Ему было известно, что неустойчивость
погоды - основная характерная особенность этого гигантского погреба. Он
знал и не учёл этого. Теперь Арктика мстила ему...
...Повинуясь неведомым законам передвижения воздушных пластов, с востока
внезапно надвинулся шторм. Высокая, занимающая полнеба туча быстро
надвигалась на ледокол. Вдоль её чёрно-лилового барьера мчались завихрения
безжизненно-серых снеговых туч.
Всё погрузилось во тьму. Ветер усиливался с каждой минутой. Мокрые
хлопья снега непроглядной массой навалились на могучий ледокол. Мгновенно
палуба стала непроходима. Всё, что лежало на ней и не было закреплено,
полетело за борт.
Шторм обрушился на судно внезапно, как снежная лавина в горах. Где-то
вблизи, заглушая рёв бури, раздались звуки, напоминающие гром и канонаду
одновременно. Началось грозное шествие льдов, разбуженных непрошенным
штормом...
Силясь перекричать бурю, капитан в рупор отдавал какие-то распоряжения с
мостика. Внизу, падая и скользя, метались люди. Моряки знали, что такое
шторм. Не слыша приказаний капитана, они с риском для жизни делали своё
дело.
Гонимые мощным дыханием шторма льдины стремились на запад. Не выдерживая
напряжения, они ломались с таким грохотом, словно во мраке происходило
грандиозное сражение и непрестанно били сотни батарей одновременно...
Беляйкин спал. Чудесные вымыслы сна перенесли его далеко-далеко от
ледокола. Вот он с винтовкой, одетый в рваный полушубок, шагает со
Зверинской к Балтийскому вокзалу. За плечами сумка, в ней несколько печёных
картофелин. Он только что простился с матерью и уходит на фронт вместе с
группой студентов-комсомольцев. Юденич грозит Питеру...
Нужда и голод владели холодным, нахмуренным городом. Вон старушка стоит
в очереди, ожидая открытия булочной. Рядом с ней ребёнок. Какое худое,
истощённое лицо у этого маленького старичка! Беляйкину жаль его. Он
останавливается и вынимает из сумки картофель. И в это время где-то вблизи
раздаётся оглушительный взрыв. "Это выстрелы. Юденич пошёл в
наступление", - проносится мысль. Забыв о сумке, юноша бросается вперёд,
приготовив винтовку к бою...
Беляйкин проснулся внезапно от нового удара, потрясшего ледокол. В
темноте рука привычно нашла выключатель. Вспыхнул свет, колеблющийся и
жёлтый. "Что это? - тревожно подумал Беляйкин, натягивая шинель. - Неужели
шторм?.."
Выскочив из освещённой каюты, он сразу же попал в тёмную бездну. Ноги
скользили по палубе. Мощная сила ветра подхватила его и понесла к борту.
Руки судорожно уцепились за какой-то тёмный предмет. Кругом, с всё
возрастающей силой, бушевала снежная буря.
Беляйкин пробовал крикнуть, но не услышал собственного голоса.
Много минут прошло, прежде чем ему удалось пробраться в капитанскую
рубку. "За ледокол нечего бояться - справимся", - прочёл Беляйкин в глазах
старого моряка. Сорвав с рычага трубку телефона, он крикнул в неё:
- Есть ли сообщения со льдины?
Прижимая трубку к уху, он с трудом разобрал ответ радиста:
- Нет, я вызывал Иванова дважды...
- Я иду к вам...
- Куда вы? Унесёт за борт... - откуда-то издалека донеслись тревожные
слова капитана.
Но Беляйкин не слушал. Выскочив из каюты, он скатился с обледенелой
лестницы и побежал по палубе, перескакивая от предмета к предмету, с трудом
удерживаясь за них...
Через несколько часов шторм утих так же внезапно, как и налетел. Сразу
посветлело. В иллюминатор радиорубки Беляйкин увидел, что льдина -
аэродром, с которого вчера поднялись самолёты, - превратилась в мелкое
крошево. Кое-где проступила чёрная вода. Мелкий снег продолжал падать. Дул
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг