если обстоятельства принудят нас к этому. Но... не попробовать ли нам ещё
раз, прежде чем умирать, постараться улететь отсюда? Возвращаясь из своей
неудачной разведки, я заметил немало ровных льдин, засыпанных снегом и
осколками льда. Правда, ни одна из них по своим размерам не годится для
взлёта даже моего "ястребка". И важно не это. Важно то, что только небольшие
перемычки торосов отделяют эти льдины друг от друга. Арктика до сих пор
предоставляла нам готовые аэродромы в неограниченном количестве. Она
избаловала нас, и мы повесили носы, не видя одного из таких аэродромов. Я
предлагаю повнимательней обследовать прилегающие к самолёту засыпанные
снегом ледяные поля, выбрать из них те, которые разделены наименьшими
перемычками, и попробовать расчистить их. Я уверен, что таким образом мы
соорудим площадку, вполне достаточную для взлёта обоих самолётов.
Наконец все поняли, куда клонил хитрый Шевченко. Его предложение было
принято с радостью. Оно воскресило угасшую было уверенность в благополучном
исходе перелёта.
Все выскочили из кабины и разошлись в разные стороны, тщательно
осматривая каждый метр льда под ногами.
"Г-2" стоял неподвижно, тяжело опираясь крылом на созданную этими людьми
ледяную гору. Правая лыжа беспомощно висела над трещиной. Удастся ли людям
снова поднять в голубую высь эту машину?..
ОТСТУПЛЕНИЕ
Вечером 23 апреля начальник экспедиции сообщил Блинову радостную весть о
том, что Бесфамильный благополучно достиг полюса, и приказал немедленно
начать эвакуацию, двигаясь пешком по направлению базы. В лагере поняли, что
в соревновании двух экипажей победил тот, которым руководила железная
дисциплина и выдержка.
...Багровое солнце, как привязанное невидимой нитью, медленно вращалось,
описывая широкие круги над горизонтом. Солнце ослепляло людей, на секунду
выглянувших из спального мешка без полярных очков. Морозный ветер обжигал
лица, разукрашивая инеем ресницы и усы.
Распоряжение начальника экспедиции не застало врасплох "блиновцев". Они
давно знали, что их ожидает тяжёлое, полное неожиданностей отступление.
Каждый из них имел достаточно свободного времени, чтобы трезво взвесить все
трудности предстоящего путешествия по дрейфующим льдам. Невольно
вспоминались многие подобные переходы, кончавшиеся трагически. Приходили на
память имена американца де Лонга, русского Седова и итальянца Кверини; имена
многих из команды судна "Святая Анна". Всё это были люди, погибшие при
отступлении из безмолвного ледяного плена.
Следуя прекрасному принципу: "будь готов к худшему", не строя никаких
иллюзий, "блиновцы" спокойно готовились к трудной эвакуации. Люди были
далеки от паники и, честно говоря, никто - за исключением, пожалуй,
Грохотова - не сомневался в счастливом конце предстоящей экспедиции.
Лагерь свёртывался...
Находившийся ещё под впечатлением аварии Блинов, как никогда, чувствовал
на своих плечах тяжёлый груз ответственности за благополучный исход
эвакуации, за доверенные ему жизни людей, с которыми несчастье связало его
тесными узами дружбы. Теперь он не торопился, работал сосредоточенно,
пытаясь предусмотреть всякую мелочь.
Весь день 24 апреля ушел на окончание сборов. И время не пропало даром.
На четырёх до предела нагруженных нартах было всё, что, казалось, на сто
процентов обеспечивало успех перехода. Ни одна группа людей, собирающихся в
подобное путешествие, не была ещё так вооружена для борьбы с Арктикой, как
группа Блинова. В её распоряжении были аварийная рация, приборы для
ориентировки и точного определения места стоянки по солнцу, шёлковые
палатки, примуса и наконец двухмесячный запас продовольствия. В расчёте на
будущее каждый участник перехода получил ручной компас. Сейчас близость
полюса делала этот прибор бесполезным.
Перед выступлением Блинов вызвал по радио базу и лично договорился с
Ивановым о связи. Условились, что каждый раз, прежде чем выключаться,
радисты точно договариваются о часе восстановления связи. Кроме того два
раза в сутки - в двенадцать часов ночи и в двенадцать часов дня - было
установлено по двадцать "аварийных минут". Ежедневно в это время на рации
базы должен был обязательно дежурить Фунтов.
Всё шло хорошо, и лишь недостаток собак смущал Блинова.
"Группа итальянца Кверини, - горестно размышлял он, - располагала ста
четырьмя собаками. И то ей не удалось вырваться отсюда..."
Действительно, сорок четыре собаки с трудом тащили тяжело нагруженные
нарты даже по ровному снегу. Что же будет, если дорога испортится?
Приходилось надеяться только на то, что с каждым днём расход горючего и
продовольствия будет облегчать нарты.
В полдень 25 апреля Блинов подал долгожданный сигнал к выступлению.
Хорошо отдохнувшие собаки дружно рванули постромки. Переваливаясь с боку
на бок на неровностях льда, заскрипели тяжёлые парты. Аня, Сутырин, Коршунов
и Грохотов пошли за ними, придерживая груз. Впереди, определяя направление,
шли Блинов, Викторов и Курочкин.
Тяжелее других доставалось идущему с передними нартами. Он должен был
быстро выбирать удобный путь между высокими сугробами и льдинами. И, как ни
странно, эту тяжёлую обязанность взял на себя профессор Сутырин. Он легко
шагал рядом со своими нартами, успевая управлять собачьей упряжкой и
придерживать нарты. Видимо, ему больше всех пошла на пользу долгая зимняя
тренировка, проводившаяся под руководством опытного каюра из числа
зимовщиков Шпицбергена.
Особенно бережно вёл свои сани Коршунов. Он принял на себя обязанности
"земного штурмана" потерявшей самолёт экспедиции и погрузил на свои нарты
все снятые с самолёта ценные приборы и навигационные инструменты.
Первые же километры пути убедили Блинова, что о продвижении по прямой не
могло быть и речи. Шли зигзагами, порой с трудом прокладывая дорогу между
высокими торосами. "Здесь, пожалуй, не триста, а пятьсот километров
наберётся", - с тревогой подумал он.
Командир звена первым пошёл впереди маленького каравана, зорко следя за
дорогой. Ему приходилось проявлять максимум сообразительности, чтобы не
удлинить путь ещё более, чтобы не завести караван в ледовый тупик. Викторов
и Курочкин молча шагали рядом, учились оценивать ледовую обстановку,
готовились сменить командира на его ответственной вахте.
Как и следовало ожидать, Грохотов оказался тяжёлой обузой в пути. Этот
самовлюблённый человек больше всего на свете опасался за целость своей
драгоценной жизни. Он боялся, что силы могут покинуть его раньше времени, и
поэтому старался бережно расходовать их. Забывая о том, что нарты и без того
перегружены, он при всяком удобном случае усаживался в них, нещадно колотя
выбивавшихся из сил ни в чём неповинных собак. Он не думал о том, что если
собаки выдохнутся, то ему же придётся за них нести груз на своих плечах.
В довершение всего, от природы ленивый Грохотов очень невнимательно
следил за своими нартами. То и дело они сильно накренялись. "Вот-вот
опрокинет", - тревожно думала Аня, идущая следом. Смешанное чувство
раздражения и беспокойства всё сильнее и сильнее овладевало ею.
Опасения Ани скоро оправдались. На крутом откосе большого айсберга
Грохотов не заметил опасного наклона. Его нарты, не чувствуя помощи
человека, свалились набок, и груз рассыпался на снегу. Почувствовав
торможение, привычные собаки остановились и сразу же улеглись, высунув
красные языки. Они с упрёком смотрели на Грохотова своими умными, живыми
глазами.
Растерявшийся метеоролог бросился подбирать рассыпавшийся по снегу груз,
позабыв предупредить уходящих вперед товарищей. Наблюдавшая всё это Аня
громко крикнула:
- Стой!
Все остановились, невольно вздрогнув от этого неожиданного в привычной
тишине резкого крика.
С помощью подоспевших товарищей нарты Грохотова скоро были снова
нагружены.
- Надо быть внимательнее, товарищ Грохотов, - скрывая раздражение,
сказал ему командир звена.
Метеоролог ничего не ответил, и маленький караван в тягостном молчании
тронулся в путь.
* * *
Шестичасовой путь, несмотря на два десятиминутных привала, сильно
утомил. Толстяк Блинов обливался потом. Курочкин стал заметно отставать. О
Грохотове и говорить нечего - он, бедняга, едва передвигал ноги, обеими
руками ухватившись за дуги своих нарт. И только одна Аня сохранила выдержку
и правильное дыхание. Прекрасно тренированные мускулы девушки легко
переносили привычную нагрузку - ведь на зимовке только она одна сумела
заставить себя ежедневно пробегать на лыжах десять километров.
С каждым километром дорога становилась всё хуже и хуже. Высокие льдины
то и дело преграждали путь. Появились трещины, в которые, причиняя немало
неприятностей, проваливались полозья нарт.
Заметно утомились и собаки. Их вожаки стали часто оглядываться и
недовольно рычать. Остальные собаки повизгивали и плелись, низко опустив
головы.
Блинов понял, что дальнейшее продвижение обойдётся группе слишком
дорого, и коротко скомандовал:
- На привал!
Все с радостью приветствовали этот долгожданный сигнал и принялись за
работу. Обязанности были распределены ещё и лагере, и сейчас каждый знал,
что ему делать.
Аня и Коршунов разводили примуса, топили снег и грели воду. Викторов
вмораживал в лёд штанги для установки палаток. Сутырин помогал Курочкину
налаживать работу аварийной рации. И только Грохотов забыл о своих
обязанностях по отношению к коллективу - кормить собак вместо него пришлось
Блинову. Надеясь, что метеоролог образумится сам, командир не сказал ему ни
слова.
Скоро несложные работы по оборудованию временной стоянки были закончены.
Весело шумевшие примуса несколько согрели большую палатку. Весёлая Аня
хозяйничала в этой "ледяной столовой", разливая по мискам приготовленный из
консервов суп. За супом последовало неизменное какао со сгущённым молоком.
После обеда, когда все участники перехода снова принялись за дело,
метеоролог, бормоча себе под нос что-то о "сохранении энергии", залез о
головой в спальный мешок. На редкость выдержанный и спокойный профессор
Сутырин, которому, кроме своих основных обязанностей, пришлось вместо
Грохотова заниматься метеорологическими наблюдениями, вышел из себя и назвал
его "бесчестным человеком". В лексиконе профессора этот термин означал самое
крепкое ругательство.
- Да, с такими типами далеко не уйдёшь, - желчно поддержал его
Курочкин.
- Паникёр и трус, - разошёлся профессор. - Такие люди в Арктике
опаснее цынги.
- По-моему, такие господа нетерпимы и на Большой земле, - добавил
Курочкин.
Разговор иссяк. Каждый был слишком занят делом, чтобы давать волю своим
чувствам. Даже Аня, которая с трудом сдерживала ненависть к злосчастному
метеорологу, не проронила ни слова. Она не отходила от рации, втайне
надеясь, что ей удастся хотя бы издалека услышать голос Иванова.
Радист ещё некоторое время сосредоточенно и молча работал, низко
склонившись над своим аппаратом. Потом он обернулся к Блинову и доложил:
- Связь готова.
Командир звена тяжело поднялся со своего места, подошёл к рации и надел
поданные радистом наушники.
- За шесть часов прошли всего пятнадцать километров, - ровным голосом
начал он свой неутешительный доклад. - Люди и собаки сильно устали. Боюсь,
что собаки долго не выдержат. Нарты сильно перегружены...
Блинов умолк, видимо вслушиваясь в не слышимый остальным голос с базы.
- Хорошо, - после минутного молчания сказал он в микрофон, - у меня
сейчас двадцать часов тридцать минут. Людям даю отдых. Связь прошу через
восемь часов.
И, обращаясь к Ане, добавил:
- Бирюкова, Иванов тебе привет передаёт!
Пока Аня надевала наушники, Иванов выключил связь...
* * *
Восьмичасовой отдых прошёл незаметно.
Блинов первый вылез из своего мехового мешка и быстро выбежал из
палатки. В небе бессменно сияло солнце. Было похоже на то, что хорошая
погода установилась всерьёз и надолго. Внимательно осмотрев горизонт и не
найдя ничего подозрительного, Блинов решил через два часа двигаться дальше.
Повинуясь грозным окрикам "дневального" Викторова, палатка приняла жилой
вид. Спальные мешки свёрнуты и аккуратно завязаны, приборы упакованы, всё
готово к походу. Аня суетится у примусов, на которых уже поспевает
поставленная заботливым "дневальным" пища.
За завтраком разговор вертелся вокруг путешествия. Отдохнувшие люди
подтрунивали над своим положением.
- Ничего страшного в нашем положении нет, - уверенно рубил
профессор. - Бывали люди и раньше в этих широтах. И ничего - возвращались
благополучно.
- Кого вы имеете в виду, профессор? - спросила Аня.
- Первым пробившимся в эти широты был Нансен. Бросив в конце февраля
1895 года своё затёртое льдами судно "Фрам", он вместе с Иогансеном пошёл на
полюс. Ему удалось достичь восемьдесят пятого градуса четырнадцатой минуты
северной широты. Убедившись, что дойти до полюса ему не удастся, Нансен
повернул на юг. Он прошёл пешком более пятисот километров и достиг острова
Джексона, самого северного острова в архипелаге Земли Франца-Иосифа.
- Значит, он прошёл расстояние большее, чем предстоит пройти нам?
- Да, большее... Но здесь путешествовал не только Нансен. Один из
участников экспедиции герцога Абруцкого, итальянец Умберто Каньи, прошёл ещё
дальше на север. С группой в десять человек он вышел из бухты Тихая, имея
сто собак и тринадцать нарт. Они потратили на своё путешествие не один
месяц, зато достигли восемьдесят шестого градуса тридцать четвёртой минуты
северной широты, пройдя в обе стороны более тысячи километров. Это произошло
в 1901 году. Через шесть лет, в 1907 году, и этот рекорд был побит
американцем Робертом Пири, достигшим восемьдесят седьмого градуса северной
широты. Упорный американец, после неоднократных попыток, потратив на это
двадцать три года, всё же достиг полюса...
- Раз они доходили, значит и мы дойдём! - весело резюмировала Аня,
оглядывая всех, как бы призывая их в свидетели своей уверенности.
- Ты-то дойдёшь, - со вздохом сказал молчавший до сих пор Грохотов. -
А другие как? Нет, товарищи, мы совершили непростительную глупость. Нам
следовало сразу же потребовать от Бесфамильного, чтобы он перевёз нас в
Тихую. Чорт с ним, с полюсом: человек важнее!..
- Это не ты ли человек-то? - зло перебила Аня. - Слякоть ты, а не
человек!
- Перестаньте, Бирюкова, надоело, право. Вы вечно ругаетесь, - заметил
Блинов.
- Да нет, товарищ командир, я не ругаюсь. Но меня злит этот эгоист.
- Бросьте, Аня, это бесполезно, - вмешался Викторов. - Что касается
меня, то я, например, совершенно точно знаю, что пешком или на самолётах, а
до родины мы скоро доберёмся.
- Правильно, Викторов! - похвалил его Блинов. - Не только доберёмся,
но будем проситься в новый полёт на полюс. Ошибки нас многому научили. Я бы
сейчас же по возвращении в Москву согласился снова вылететь сюда. Взял бы
два одинаковых самолёта "З-1" и в четыре дня достиг бы полюса...
- Это уж ты чересчур, - недоверчиво заметил Викторов.
- И долетел бы! На таких самолётах, как наши, можно смело лететь, куда
хочешь. Наши моторы, если их тщательно подготовить, никогда не сдадут. В
неудачах всегда виноваты не моторы и не самолёты - виноваты люди. Вот мы
потеряли два самолёта. И не по вине материальной части, а по моей личной
вине - плохо готовился, мало слушал инженера, а потом - рискнул...
Аня поняла, что Блинов заговорил о своём наболевшем; ему тяжело, но он,
как бы бичуя себя, будет говорить об этом мучительно долго. Она намеренно
перебила своего командира:
- А как же с полюсом?
- С полюсом? - недоумевая, переспросил Блинов. Вспомнив, он продолжал
с улыбкой: - А так. Вылетев из Москвы, я в первый же день достиг бы
Усть-Цильмы, во второй - Новой Земли, в третий - Земли Франца-Иосифа и в
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг