дома... Впрочем, - вдруг спохватился профессор, - я увлекаюсь. Это дело
далёкого будущего. Пока же можно со всей очевидностью утверждать, что в
данный момент мы обеспечили бы если не все сто, то наверняка девяносто
девять процентов успеха для любого лётчика, пролетающего сейчас над
полюсом!..
* * *
Но не каждый день на полюсе проходил так спокойно. Штормы и связанное с
ними передвижение льдов заставляли Бесфамильного вести кочевую жизнь.
* * *
За стенками тёплой кабины самолёта шуршала поземка. Гонимые ветром сухие
снежинки бесконечной пеленой катились по насту.
В уютном тепле кабины люди наслаждались заслуженным отдыхом. Они были
прочно защищены от суровой погоды полюса.
Возбуждённый вчерашними словами профессора Бахметьева, Бесфамильный до
сих пор никак не мог придти в себя. "Торможение, происходит торможение, -
размышлял он, - что-то задерживает движение льдов... Да, это несомненно -
здесь где-то поблизости есть земля! Видел же Блинов какие-то острова".
Усилием воли лётчик освободился от навязчивых мыслей и позвал Шевченко.
- Я вас слушаю, товарищ командир!
- Рассказывай, Матвей, что видел.
Шевченко час назад вернулся с очередного полёта над полюсом и ещё не
докладывал о результатах.
- Видимость была прекрасная, - начал свой доклад Шевченко. - Прошёл
до восемьдесят девятой параллели по пятому градусу восточной долготы. Всюду
льды и льды. Как и всегда, горизонт кажется ненормально приподнятым. Летишь
как над огромным блюдом. Миражи по-прежнему мешают наблюдению. Сегодня,
например, видел отражённую в небе гору "вверх ногами".
- Как гору? - удивился Бесфамильный. В его голосе послышалась
радостная тревога. - Ты видел землю, Матвей?
- Может, и землю, товарищ командир, но очень далеко. Я берёг бензин и
решил не гоняться за миражом.
- Это правильно, - согласился лётчик. В его глазах потухли радостные
искорки. - Ну, а большие льдины встречались?
- Вот насчёт этого-то я и хотел доложить особо. Ближе чем на двадцать
пять километров больших льдин нет. Налетит шторм - и нам буквально некуда
перетаскивать самолёт. Полагаю, товарищ командир, что стоило бы немедля
перелететь в другое место...
Оба лётчика бросили тревожный взгляд за окно. Позёмка лениво клубила
молодой неокрепший снег. Они привыкли к этому и знали, что такая погода
ничем особенным не грозит самолёту. Бесфамильный задумался. Но его мысли
перебил профессор. Он слышал конец разговора.
- Ну, товарищи, так вы мне всю работу сорвёте, - недовольно заметил
он. - Мы то и дело меняем место стоянки.
- Ничего не поделаешь, профессор. Обстоятельства заставляют быть
осторожными...
- Разрешите, товарищ командир? - прервал его метеоролог Байер.
- Да, пожалуйста, Байер! В чём дело?
- Погода портится. Сверху навалились сравнительно тёплые пласты
воздуха...
- Короче: вы ожидаете шторма, - перебил Бесфамильный. - Когда?
- Полагаю, что часам к семнадцати-восемнадцати.
- Видите, профессор, дело, оказывается, серьёзней, чем мы предполагали.
Бахметьев пожал плечами и отошёл.
- Да, ты прав, Матвей, - после минутного молчания решил
Бесфамильный. - Надо перебираться.
Слышавшие их разговор стали быстро одеваться. Егоров полез в пилотскую
рубку.
- Слабогрудов! - окликнул Бесфамильный ни на минутку не снимавшего
наушников радиста. - Обеспечьте связь с начальником экспедиции.
Тот утвердительно кивнул головой.
Участники экспедиции один за другим покидали гостеприимную кабину.
Задержались только двое: профессор и метеоролог. Они стояли у дверей и
ожесточённо спорили о том, что принесло шторм. Бахметьев чертил пальцем в
воздухе формулы. Бесфамильный, с трудом протиснувшись между ними, напомнил о
приборах и вышел из самолёта. Вслед за ним выскочил Бахметьев, но, крикнув:
"чорт возьми!", схватился за обнажённую голову и бегом вернулся в кабину.
Бесфамильный осмотрел горизонт. Ничего подозрительного! Очевидно, шторм
ещё далеко. Посмотрел на часы: тринадцать. "Успеем", - решил он.
Через час на месте лагеря осталась лишь груда консервных банок да
высокая мачта с советским флагом...
Набирая высоту, Бесфамильный направился по тому направлению, где
Шевченко видел подходящие льдины.
Несколько минут полёта, и впереди показались большие льдины.
Несмотря на усилившийся ветер, посадка прошла хорошо. За время
постоянных перелётов с места на место лётчики успели привыкнуть к необычным
условиям. Весь лётный коллектив был хорошо слажен и работал образцово.
Поэтому, выходя из самолёта, Бесфамильный заметил спокойно:
- Ну, вот и новое место...
И снова, как ни в чём не бывало, коллектив продолжал свою увлекательную
работу.
* * *
15 мая на полюсе разыгрался шторм. Группа Бесфамильного пережила то же,
что и группа Иванова в 1938 году. Гонимый пургой, снег засыпал людей и
самолёты, проникал через какие-то невидимые щели в опустевшую пассажирскую
кабину.
Ветер усиливался с каждой минутой. Самолётные крылья мелко дрожали. В
полной темноте, заглушая рёв и завывание пурги, где-то совсем рядом раздался
грохот. Началось самое страшное - ломка и передвижение льдов.
Ледяные барьеры, сталкиваясь друг с другом, ломали льдину, на которой
стояли самолёты.
Бесфамильный не выходил из кабины "Г-2". Он всё время лично докладывал
начальнику экспедиции о положении дел. Их тревожный разговор внезапно
прервался. Сильный удар потряс самолёт и сбил в сторону обоих людей,
приникших к рации. Подчиняясь инстинкту самосохранения, Бесфамильный и
Слабогрудов бросились вон из самолёта. И напрасно обеспокоенный начальник
экспедиции кричал в микрофон - молчание было ему ответом. Значительно позже
Бесфамильный узнал, что Беляйкин поседел за эти минуты...
Почувствовав твёрдый лёд под ногами, лётчик быстро овладел собой.
Затуманивший сознание минутный страх прошёл так же внезапно, как и появился.
Бесфамильный пристально всмотрелся в мутные контуры засыпаемой тучами снега
машины. Как подстреленная птица, самолёт свалился направо, устало опираясь
концом крыла о ледяные глыбы. Правая лыжа глубоко провалилась в возникшую
трещину. Командир звена в одно мгновение понял смертельную опасность,
неожиданно постигшую его машину. Пытаясь перекричать бурю, он крикнул:
- Скорее, скорее, всё выгружать на лёд!
Люди бросились выполнять приказание командира. Через настежь распахнутые
двери кабины на лёд полетели палатки, продовольствие, запасы одежды, бидоны
с бензином и маслом. В этот момент никто не думал о себе. Каждый старался
как можно скорее выбросить из гибнущей машины всё необходимое для жизни на
полюсе.
Работой руководил Шевченко. Пытаясь определить размеры постигшего группу
несчастья, Бесфамильный обошёл самолёт кругом и по крылу перебрался на
другую сторону трещины. Её гладкие края были неподвижны. Машина уперлась
концом крыла о лёд и прочно держалась на месте. Оценив обстановку,
Бесфамильный запретил Слабогрудову снимать рацию: пока лёд неподвижен,
самолёту ещё не грозит серьёзная опасность. Опасность в другом - трещина
может закрыться и раздавить лыжу. Поэтому командир звена решил сделать
попытку поднять самолёт.
Подвести под крыло домкраты и укрепить их было делом одной минуты. Но
вот домкраты подняты до отказа, а лыжа поднялась всего на несколько
сантиметров. До края трещины ещё добрый метр. Пришлось подкладывать под
крыло льдины, освобождать домкраты, подкладывать льдины под них и снова
поднимать. Так, сбиваемые ветром, засыпаемые колючим снегом, позабыв об
усталости, люди сантиметр за сантиметром подымали тяжёлую машину. Каждый
понимал, что от спасения машины зависит их жизнь. И сознание этого
удесятеряло силы.
Лишь к часу ночи лыжа показалась над трещиной. Самолёт выправился.
Теперь он стоял ровно, опираясь на одну лыжу и гору льда под крылом. Другая
лыжа висела над трещиной.
Между тем шторм продолжался. Сила ветра несколько уменьшилась, но пурга
по-прежнему бросалась охапками снега. Это было уже не страшно. Главная
опасность миновала - передвижение льдов прекратилось. Закрепив как можно
прочнее самолёт, Бесфамильный послал Слабогрудова в кабину - попробовать
связь.
Немало времени и уменья пришлось потратить радисту, прежде чем он привёл
в порядок сбитые с места приборы. Хорошо, хоть сохранились тщательно
упакованные запасные лампы! Только через несколько часов ему с большим
трудом удалось связаться с ближайшей к самолёту рацией базы. Через неё он
передал Беляйкину составленную командиром успокоительную радиограмму. Но
успокаиваться было ещё рано...
Ветер, очевидно, окончательно выбился из сил, и шторм стал утихать.
Посветлело. Полузамёрзшие люди по-прежнему стояли на своих местах. Обойдя
всех и ободрив каждого, Бесфамильный отослал в кабину обморозившегося Канина
и сам занял его место. Его сильно беспокоило неустойчивое положение
самолёта. "Что же дальше? - задавал себе вопрос Бесфамильный, осматривая
громоздившиеся вокруг льдины. - Что же дальше? Если нам даже и удастся
повернуть самолёт и поставить его на обе ноги, - как взлететь? Где найти
ровную площадку? И если всё же удастся её найти, - как туда перетащить
тяжёлый самолёт?" Мысль мучительно билась, и порой казалось, что нет выхода
из создавшегося положения.
К вечеру пурга прекратилась. Выглянувшее солнце осветило безрадостную
картину. Кругом, насколько хватал глаз, расстилалось неровное поле, покрытое
бесформенными глыбами льда.
Грустные и растерянные люди бродили около своих засыпанных снегом
самолётов. Всех глодала одна неотступная мысль: "С такого аэродрома не
взлетишь".
Но горевать было некогда, да это и не в привычке Бесфамильного. Он знал,
что бездействие и растерянность могут быстро разложить коллектив этих
крепких, но смертельно уставших людей.
- Не время вешать носы, товарищи, - спокойно сказал он. - Кто хочет
отправиться на поиски аэродрома?
Почти сейчас же, один за другим, вызвались идти Слабогрудов, Шевченко и
Байер. У Бесфамильного загорелись радостные огоньки в глазах.
- Вот это дело, - совсем весело сказал он, пожимая руку стоявшего
рядом Шевченко. - А я думал, что вы совсем скисли. Забирайте-ка, товарищи,
всё необходимое для путешествия и отправляйтесь. Будем надеяться, что ваши
поиски увенчаются успехом. А остальным, - добавил он, - отдыхать,
немедленно отдыхать.
Площадка у самолёта быстро опустела. Егоров, Бахметьев и Канин полезли в
кабину, а Бесфамильный принялся помогать отправляющимся в разведку выбирать
необходимое из груды наваленных у самолёта вещей. Каждый выбрал себе лёгкий
спальный мешок из гагачьего пуха и упаковал его в вещевой мешок вместе с
запасом продовольствия и несколькими цветными ракетами. Кроме этого каждый
взял с собой лёгкий винчестер и укрепил у пояса портативный радиоприёмник.
Пользуясь им, по сигналам рации самолёта можно было безошибочно определить
направление движения.
Проводив разведчиков, Бесфамильный укрепил на правом среднем моторе
несложное шёлковое приспособление для обогрева и на самом краю трещины
установил примуса. Убедившись, что вся система отопления работает нормально,
залез в кабину и вызвал по радио базу Иванова.
Прошли сутки. Отдохнувшие люди успели обжить новое место. Самолёты
очищены от снега, выброшенные из кабины в памятные минуты вещи убраны на
свои места. Бахметьев, воспользовавшись трещиной, успел расставить вокруг
неё свои приборы. И только повисший на ледяной подпорке "Г-2" молчаливо
напоминал о случившемся. Опасность ещё не миновала.
Возвратился Шевченко. Он слабо улыбнулся, увидев происшедшие за время
его отсутствия перемены, и, подошёл к Бесфамильному:
- Нет ничего подходящего, товарищ командир...
Бесфамильный молча указал ему на самолёт. Поняв командира, лётчик понуро
полез в кабину и скоро захрапел, растянувшись на своей койке.
Скоро возвратились Байер и Слабогрудов. По их виду все без слов
догадались, что они тоже не принесли радостных вестей.
Положение усложнилось, но Бесфамильный решил не сдаваться. Ни одним
жестом он не показал охватившего его беспокойства. Отправив разведчиков
отдыхать, он долго разговаривал с Беляйкиным. Потом вышел из кабины и стал
ходить вокруг самолёта, что-то соображая. Егоров и Канин, сняв чехлы с
моторов своих машин, пытались очистить их от набившегося во все неровности
спрессовавшегося снега. Профессор Бахметьев, забыв обо всём, вёл свои
наблюдения, переходя от прибора к прибору.
Так прошло несколько часов. Убедившись, что один он вряд ли найдёт выход
из положения, Бесфамильный приказал всем собраться в кабину.
- Придётся потолковать, - сказал он, когда все расселись. - Начальник
экспедиции предложил нам самим искать выход. Да и чем он может помочь нам,
если мы лишены возможности даже принять самолёт?
- Я хотел бы знать, - спросил после минутного молчания профессор
Бахметьев, - на какое время мы обеспечены продовольствием?
- На три месяца.
- Ну и отлично, - продолжал профессор. - Если нам не суждено
вырваться отсюда, то за три месяца мы проделаем такую научную работу, что
нам долгие годы будет благодарен весь мир. Надо только систематически,
ежедневно отсылать результаты наших наблюдений по радио в Тихую. Беляйкин
располагает достаточными научными силами, чтобы этот материал обработать и
систематизировать...
- Позвольте, профессор, - перебил его Бесфамильный, - мы совсем не
собираемся замуровывать себя в этом ледяном гробу. Наблюдения наблюдениями,
но нам надо что-то придумать, чтобы результаты этих наблюдений мы же сами и
обработали на Большой земле.
- Что же вы предлагаете? Идти пешком? На это я не согласен. Что нам это
даст? Без собак, нагрузив на себя хотя бы одно продовольствие, мы далеко
уйти не сможем. Нам не дойти даже до льдины, где сможем принять спасательный
самолёт. Подобное решение - верная гибель. По-моему, у нас единственный
выход - растянуть продовольствие хотя бы на пять месяцев, сидеть на месте и
работать до конца. Может быть, за это время поблизости образуется подходящая
площадка, и мы сможем подняться...
- Я понимаю профессора, - вступил в разговор Байер, - но не разделяю
проповедуемой им обречённости. Зачем нам это? Да полноте, сможем ли мы
спокойно работать, зная, что через пару месяцев нас ждёт неминуемая гибель?
А что если новый шторм разрушит нашу машину?
- Ну и что же? - спокойно возразил Бахметьев. - За это время мы
найдём площадку, и к нам прилетят самолёты. Я уверен, что на родине будут
приложены все усилия к тому, чтобы нас спасти. Но если даже нас и не удастся
спасти, то мы дадим столько научного материала, что цена наших жизней будет
недорогой платой за него...
Байер вскочил взволнованный. Чуть не крича, размахивая руками, он
доказывал профессору, что "преступлением будет сидеть сложа руки". Канин
горячо поддерживал его.
- Профессор прав, - внезапно ввязался в их спор Шевченко, поднимаясь с
койки. Байера и Канина настолько поразила эта неожиданная реплика лётчика,
что они на несколько минут лишились дара слова. Воспользовавшись их
молчанием, Шевченко продолжал: - Мне нравится профессор, нравится мужество,
с которым он решил, казалось бы, неразрешимый вопрос. Не мы первые погибнем
в ледяном плену Арктики...
Бесфамильный с не меньшим удивлением слушал спокойные слова Шевченко. Он
уже пожалел, что не пресёк в самом начале этого опасного спора. Но глаза его
боевого товарища выражали столько уверенности в победе, что с их выражением
как-то не вязались слетающие с губ слова. Поймав тревожный взгляд командира,
Шевченко понимающе кивнул головой и продолжал:
- Всё это так, но мы не сдадимся до последней минуты. Не сдадимся!
Помните, так называлась газета, выходившая в легендарном лагере Шмидта. Эти
слова станут и нашим лозунгом. И у нас не дрогнет сердце! Мы смело умрём,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг