- И этого тоже, - решительно сказал Улисс. - Раньше мне казалось
важным поразить людей искусством трехлетнего мальчика, делающего то, что по
силам не каждому взрослому. Теперь я понимаю, что ошибся. Надо было
заботиться о сохранении таланта... о развитии его.
Райс взял со столика фотографию Люо, снятого у дирижерского пульта в
день первого концерта. Он несколько минут молча рассматривал снимок.
- Вы думали в тот вечер о будущем Люо?
- Конечно, думал, - живо ответил Улисс. - Я сидел в первом ряду и не
сводил глаз с мальчика. Аплодисменты были такие, что зал дрожал. И мне в ту
минуту показалось...
Он умолк, смущенно глядя на Райса.
- Я понимаю вас, - мягко сказал Райс. - В такие минуты все кажется
хорошим и достижимым. Но как часто лестница обрывается прежде, чем человек
достигнет вершины... Люо хорош, как вундеркинд, но что будет с ним, когда
он станет взрослым? Талантливых музыкантов в двадцать, тридцать, сорок лет
много. Люо в эти годы перестанет быть исключительностью.
Улисс внимательно слушал Райса, но одна мысль тяготела над всем:
"Мальчика загнали концертами. Нельзя было разрешать ему так часто
выступать".
- Вы убеждены, что его переутомили концертами? - спросил Улисс
взволнованно.
- Не могу достоверно говорить, так как не знаю всего, что следовало бы
знать о ребенке. Но мне кажется, что мозг его устал и требовал отдыха.
Этого... простите, не заметили. И мозг ответил защитной реакцией.
Райс прошелся по комнате.
- Коль скоро мы заговорили с вами о научных проблемах, я хотел бы
сказать еще вот что: природа помогает людям, когда они делают то, что
соответствует ее законам. И природа мстит людям, когда они идут против нее
напролом.
- Но как же тогда понимать борьбу человека с природой?
Райс подумал.
- Мы, конечно, не должны подчиняться капризам природы. Но бороться с
ней надо, используя ее же законы. Для этого их надо изучать.
Он снова взял в руки фотографию Люо и, точно обращаясь к ней,
продолжал:
- Способности - достояние всех людей. Некоторые ученые говорят об
исключительности таланта, способностей. А мы говорим, что бездарность -
редкая вещь. Это патология, когда дети рождаются круглыми идиотами. За
очень малым исключением люди от рождения одарены определенными задатками. И
если создать условия для развития этих задатков, способности человека
расцветают.
Улисс колебался: спросить или не спрашивать. Не вызовет ли это
подозрение? Наконец он решился:
- А как вы относитесь к препаратам, которые могли бы возбуждать
воображение, творческие возможности человека?
- Вам известны такие препараты? - быстро спросил Райс.
- Не-ет, - смущаясь, ответил Улисс. - Меня это интересует
теоретически.
Райс снова изучающе взглянул на Улисса.
- А я вам отвечу языком практика. У меня в лаборатории разработан ряд
новых препаратов. Они повышают тонус организма. Мы применяем их тогда,
когда человек устал, для борьбы со старческим угасанием умственной
деятельности... Но не для возбуждения таланта. Надо, конечно, искать
препараты, которые усиливали бы тонус организма, делали человека более
жизнерадостным, работоспособным, активным, обостряли его творческое
воображение. Но не в ущерб здоровью, а для укрепления его. И... не на это
надо делать основную ставку. Главное - это условия, в которых живет
человек. Условия, дающие человеку возможность гармонически, всесторонне
развиваться... Но мы увлеклись... Сейчас о Люо.
- Такое состояние может долго продолжаться?
- Это зависит прежде всего от того, какая сила воздействовала на
нервную систему и от степени ослабления ее.
- Какое лечение вы считаете целесообразным?
- Лекарства, мне кажется, подобраны правильно. Но главное - надо
убрать все, что когда-то послужило источником болезни. Подумайте об этом,
господин Хент. Вы наблюдали ребенка и легче других обнаружите этот
источник.
- А вы не могли бы взяться лечить ребенка? - с надеждой спросил Улисс.
Райс отрицательно покачал головой.
- К сожалению, не могу... Как вам сказать... У меня не совсем надежное
положение. Моя общественная деятельность кое-кому не по вкусу. Не исключена
возможность, что мне придется переменить образ жизни. Боюсь этого. Но
готовым надо быть. Если у вас возникнет желание посоветоваться, прошу
написать. Вот мой адрес. Всегда рад помочь.
Райс вынул блокнот и на листке написал адрес. Передавая листок Улиссу,
он, как бы невзначай, спросил:
- Скажите, господин Хент, Люо не вводили никаких возбуждающих средств?
- Почему вы об этом подумали? - встревоженно спросил Улисс.
- Вы не хотите об этом говорить? - в свою очередь спросил Райс.
- Да, не хочу... Не могу.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Освобождение из неволи Нгнолы (так звали на родине Зому - пленницу с
Великоокеанских островов) оказалось не таким легким делом.
Когда Улисс предъявил смотрителю обезьянника квитанцию об уплате
денег, тот открыл клетку и стал звать Нгнолу, показывая, что ей надо выйти.
Но она забилась в угол клетки. Глаза ее были полны ужаса, она тряслась от
страха.
Смотритель предложил вызвать служащего и связать Нгнолу, но Улисс
воспротивился этому. Он вошел в клетку и принялся жестами уговаривать
Нгнолу выйти.
Вспышка магния осветила на мгновение клетку. Щелкнул затвор
фотоаппарата, Улисс обернулся липом к фотографу, но тут же забыл о нем и
продолжал жестами разговор с Нгнолой. Она все еще не хотела выходить. В
клетку вошла Эли. Ласково погладив женщину, она сказала ей: "Пойдем, пойдем
с нами!". Словно поняв, наконец, что ей ничто не угрожает, женщина вышла из
клетки.
Здесь же, в каморке, позади клетки, Эли одела Нгнолу в привезенное с
собою платье, и Улисс в такси повез ее домой.
Первый день Нгнола не притрагивалась к еде, плакала, пугливо
забивалась в угол, когда Улисс заходил в ее маленькую комнату, рядом с
кухней. К Эли она относилась с большим доверием, но и ее первое время
боялась.
Постепенно Нгнола привыкла к новой обстановке. Она поняла, что
избавилась от унизительного плена и в новом жилище ей не грозят никакие
опасности. И тогда все существо ее наполнилось чувством благодарности к
Улиссу и Эли.
Как только у Нгнолы прошел страх, Улисс взялся обучать ее языку. Это
оказалось нетрудным делом. Она быстро усвоила такие слова, как "возьми",
"кушай", "иди сюда", "уходи", "пить", "человек", "женщина", "посмотри" и
т.д. Труднее было с отвлеченными понятиями. Но старания Улисса и, главным
образом, старания самой ученицы делали свое дело: она усваивала разговорную
речь.
Судя по всему, Нгнола была из какого-то отсталого в культурном
отношении племени, до которого цивилизация донесла больше плохого, чем
хорошего. Она не знала назначения таких предметов, как книга, карандаш,
вилка. Зато сразу узнала игральные карты, спирт, деньги.
Однажды Улисс заиграл на пианино. Увлекшись игрой, он не заметил, как
Нгнола тихо, почти крадучись, вошла в комнату. Лишь закончив игру, Улисс
почувствовал чье-то присутствие и обернулся. Служанка стояла у двери, не
шевелясь, затаив дыхание. Глаза ее были широко раскрыты и полны удивления.
Улисс подозвал ее. Она подошла к фортепьяно и по знаку Хента ударила
по клавишу. Звук вызвал улыбку на ее лице. Она ударила по второму клавишу,
третьему...
Тогда Улисс решил провести небольшое испытание. Он ударил по клавишу
и, вторя звуку, изданному фортепьяно, произнес "до", предложив ученице
проделать то же самое. Нгнола правильно повторила ноту. Улисс взял другую
ноту, третью... Она безукоризненно воспроизводила ноты. Улисс сыграл
несколько тактов из несложной песенки. Нгнола повторила их. Удивление
Улисса все возрастало: у дикарки с Великоокеанских островов был
исключительно тонкий слух. Значит, профессор Райс прав - развитие
способностей зависит от условий жизни человека! - мелькнула мысль...
Эли познакомила Нгнолу с ее обязанностями служанки, и та охотно их
выполняла. Улисс поручил ей также уход за подопытными животными. Она и за
это дело взялась с охотой, но к обезьянам относилась с нескрываемым
презрением. Нгнола, видно, любила животных, ласкала собак, заговаривала с
ними. Что касается обезьян, то она строго выполняла только то, что ей было
поручено: видно, никак не могла забыть страшных месяцев, проведенных в
клетке с обезьяной.
Улисс безуспешно пытался выяснить, какой из Великоокеанских островов
является родиной его служанки. Географическая карта, которую он показал
Нгноле, оказалась ей незнакомой. Улисс, усадив ее рядом с собой, начал
перелистывать атлас флоры и фауны тропических стран, спрашивая, какие
животные и растения ей известны. По картинкам Нгнола узнала кокосовую
пальму, некоторых птиц. Однако по этому невозможно было решить, где родина
пленницы.
В институте тоже никаких документов о месте рождения Зомы не
оказалось. В Бизнесонию ее доставили агенты, снабжающие институт животными.
В руки к агентам она попала от военных моряков, плававших у Великоокеанских
островов.
Таким образок мысль о возвращении Нгнолы на родину пришлось пока
оставить.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
Получив воскресные газеты, Улисс с ужасом увидел, что стал злобой дня.
Газеты с невероятными подробностями описывали выкуп Нгнолы и на все лады
комментировали это событие.
Газета "Огни Бизнесонии", ссылаясь на заявление директора института,
писала, что доктор Улисс Хент, производящий какие-то эксперименты,
предполагал вначале купить обезьяну, но потом решил лучше взять для этой
цели дикарку, содержавшуюся в клетке с обезьяной. Газета высказала самые
фантастические предположения об экспериментах доктора Хента, вроде того,
что Хент решил привить дикарке рак и затем изучать на ней способы его
лечения.
"Голос нации", как известно, пользующаяся информацией в
правительственных источниках, на основании данных министерства проверки
преданности существующему режиму, заявляла, что доктор Хент подозревается в
нелояльности. "Есть основание думать, - писали в газете, - что Хент выкупил
женщину-обезьяну, чтобы с ее помощью, после соответствующей подготовки,
совершить террористический акт".
Наибольшее внимание уделила событию газета "Вечерние слухи". Треть
страницы занимал снимок, изображавший Улисса в тот момент, когда он
протягивал руки к Нгноле, уговаривая ее выйти из клетки. Над всей страницей
чернели заголовки, набранные крупным шрифтом:
"Великая тайна любви.
Доктор Улисс Хент влюбился в человекообразную обезьяну.
200 бульгенов за любовницу, содержащуюся в клетке.
Пикантные подробности любовной драмы человека и обезьяны".
Далее следовало такое, отчего у Хента глаза полезли на лоб. Едва
дочитав статью, Улисс, взбешенный, выскочил из дому и поехал в редакцию
"Вечерних слухов".
Он вошел в большой зал, где за пишущими машинками сидели человек
тридцать и истошными голосами кричали в трубки телефонных аппаратов. Улисс
спросил одного из сотрудников, где можно видеть автора сообщения,
опубликованного на первой странице. Сотрудник мельком взглянул на газету и
сказал:
- А! Это старина Трехсон. Пройдите к последнему столу у левого окна.
Улисс пошел к указанному месту и увидел долговязого человека, от
которого за несколько шагов несло спиртом. Трехсон разговаривал с кем-то по
телефону.
- Напрасно вы так думаете, - кричал он в телефонную трубку. - Я вовсе
не забыл об этом деле. Что? И вовсе я не так уж пьянствовал. Просто
позавтракал и сейчас отправляюсь к этому развратнику... Да-да, можете быть
спокойны, господин Грахбан, материал будет. Оставьте для Хента с обезьяной
триста строк.
Трехсон положил телефонную трубку на рычаг, взял шляпу, но Улисс
преградил ему дорогу.
- Вам незачем, идти. Я здесь... Я Хент. Слышите?.. Я Хент. Говорит вам
что-нибудь это имя?
Трехсон в испуге отшатнулся, но тут же овладел собой и, усевшись в
кресло, сказал:
- А, господин Хент! Очень приятно, что вы пришли. Садитесь. Я как раз
собирался к вам.
- Ответьте мне на один вопрос, - с трудом сдерживаясь, произнес Улисс,
- сколько вы выпили, когда писали грязную статейку обо мне?
Сотрудники, привлеченные разговором, окружили Улисса. Трехсон,
изображая на лице неподдельное удивление, обратился к сослуживцам:
- Вы слышали, господа, этот доктор обвиняет меня в пьянстве. Да как вы
смеете? Фить Трехсон не привык к такому обращению!
- А я спрашиваю, как вы смели написать обо мне такую гадость?
- Разве не так было? - спросил один из сотрудников.
Улисс обернулся к нему.
- Неужели можно подумать, что это правда? - спросил он удивленно.
- А зачем вы тогда выкупили женщину-обезьяну? - крикнул Трехсон.
- Да, зачем? - раздались голоса.
- Зачем? - переспросил Улисс, глядя на обращенные к нему липа. - А я
хочу спросить вас: почему во всех газетах написали столько чепухи и ни
одному журналисту не пришло в голову, что я сделал это из сострадания к
человеку.
- Ну, знаете, это сказка для дураков, - презрительно ответил Трехсон.
- Этого не понять только животным или людям, потерявшим всякое
представление о человеческой морали! - с горячностью воскликнул Улисс.
- Но-но, потише, маэстро, - заметил Трехсон, - как бы вам не
поплатиться за оскорбление представителя прессы. Фить Трехсон не привык к
такому обращению.
- А меня вы не оскорбили?
- Какое же тут оскорбление? Каждому вольно любить, кого
заблагорассудится.
Это переполнило чашу терпения. Улисс размахнулся и наотмашь ударил
Трехсона по лицу.
Можно было ожидать, что Фить бросится в драку. Но так мог подумать
тот, кто не знал Трехсона. Получив оплеуху, он вдруг обмяк и заскулил:
- За что оскорбляют нашу прессу? Что же это, господа? Фить Трехсон не
привык к такому обращению...
- Подлец! - крикнул Улисс и пошел к двери.
У выхода его задержал человек.
- Вы напрасно связываетесь с этим отродьем, - сказал он.
- А вам какое дело? - грубо ответил Улисс.
- Я лучше вас знаю этих людей и советую не связываться с ними, -
спокойно сказал незнакомец.
- Кто вы такой?
- Честер Богарт, выпускающий "Вечерних слухов". Я вынужден работать на
этой фабрике сплетен, но презираю ее. И вам советую презирать, забыть о ее
существовании. А еще лучше - бороться.
Улисс пожал руку Богарту.
- Спасибо за сочувствие, господин Богарт, - сказал он. - Но мне все
надоело... Я очень устал!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Перед вечером, в понедельник, Нгнола пошла в булочную и не вернулась.
Служанка обычно аккуратно выполняла свои обязанности. Она бесшумно
прислуживала у стола, но всегда охотно вступала в разговор, если его
затевал Улисс.
- Ты хорошо поджарила утку, - говорил Улисс.
Утка действительно была поджарена так, что из мяса не вытек сок. Так
любил Улисс. Гурманы могли посетовать на то, что утка сыровата, но Улисс
любил, когда так поджаривали мясо. В нем остается сладость...
- У вас, наверное, так жарят дичь?
- Чьто? Я не пониль, Улись, я не пониль, - растерянно говорила Нгнола.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг