"десантным цыпленком". А она так шмякнула меня об пол, что чуть почки не
отбила. До сих пор спина болит. Потом-то мне разъяснили, что Дон - матерый
десантник. Физподготовка по шкале Бубки - восемьдесят девять. Мда... У меня
только сорок пять. Когда же я, старый дурак, научусь разбираться в
женщинах? К тому же она интуит. Любую опасность чует заранее, что в десанте
незаменимо. Эх ты, маэстро".
"Наша дружба с Дон крепнет. Ура! Определенно, эта девушка меня
вдохновляет! Сел писать ее портрет и неожиданно для себя сделал его в
совсем новой манере - без эскизов, предварительных набросков и лессировок.
Сплошные корпусные краски. В сумрачной цветовой гамме, на фоне звезд ее
азиатское лицо непроницаемо и сурово. Но ей понравилось. Подарил. А она
меня поцеловала. Нет, определенно, это хороший знак. Все хорошо, вот только
к блюдам мьянмской кухни мне не привыкнуть никогда".
"Наши астрономы нас "кинули". В звездной системе - три газовых гиганта
и всего одна планета земного типа. Климат - среднее между Землей и Венерой.
Никакой жизни. Не впервой, но все равно обидно. Хотя у местного аналога
Юпитера - роскошное трехъярусное кольцо. Редкостной красоты зрелище..."
"Вчера десантники ушли на Алую - так прозвали планету из-за ее цвета.
Не находил себе места. Хабибулин не отпустил меня с "Синдбада" на низкую
орбиту - я рвался обеспечивать связь. Похоже, наши отношения с Дон не
секрет для проницательного Хохмача. Впрочем, тут только слепой не
увидит..."
"Хабибулин вызвал меня к себе - велел захватить холст и краски. И
заставил писать портрет. Я чуть на стенку не полез... Вкалывал часов шесть,
пот градом, словно мешки таскал, почти написал, когда капитан, выслушав
очередной (я не слышал, у него "затычка" в ухе была) доклад, отправил меня
восвояси. Оказалось, все это время с десантом на Алой отсутствовала связь -
оборвалась. А потом появилась. Ай да Хохмач!"
"Дон подарила мне сувенир с Алой: маленький иридиевый самородок в
форме практически идеальной подковы. Растрогался, поклялся носить не
снимая. Надо же, влюбленный космодесантник..."
"Случилось непредвиденное. Вышли из скачка на околосветовой. И,
продолжая разгоняться, подошли к квантовому пределу. Стала ясна незавидная
судьба пропавших без вести скок-звездолетов. Конструкторам нашим надо руки
поотрывать по самую задницу. Лишь капитан был готов к такой катавасии.
Успел отключить гравитаторы и начать торможение. Оказывается, он, как
любитель, освоил теорию скок-перехода, и теоретически предсказал этот
эффект. Теперь будет называться - "эффект Хабибулина". Да, скорее уж,
Хохмача. Хохма получилась славная - сейчас никто не может даже
приблизительно сказать, сколько на Земле пройдет лет, прежде чем мы
вернемся. Да, Всеволод Прищепа, славно ты слетал последний раз в космос.
Зато теперь у тебя есть Дон..."
4
Возвращаясь от Молчанова, Всеволод пытался сообразить, что же ему
делать дальше. Он вспоминал первые месяцы после возвращения - овации,
интервью, презентации. Три персональные выставки. Эх, не насторожило его
тогда, что никто не спешил покупать новые картины, только Молчанов в
Монреале обозначился. Всеволод не думал о проблемах: ведь его работы - в
лучших музеях, в частных коллекциях богатейших людей. И только когда
восторги сошли на нет, и о нем все вдруг забыли, встал вопрос - на что
жить.
Они перестали летать, - с грустью думал Всеволод, созерцая из окна
такси мало изменившиеся московские пейзажи. - Звездные колонии побросали...
Зачем все было? Зачем я летал? Получается, для себя. Чтобы однажды
проснуться знаменитостью. Без прав и льгот, без ветеранской пенсии.
Ветеранов давно нет в живых, вот пенсии и отменили. За ненадобностью. А тут
мы им на голову... Овощам.
Всеволод подошел к дверям своей квартиры. Хоть с этим повезло. Он
усмехнулся, глянув на табличку над входом: "Дом-музей художника В.
Прищепы". В который раз захотелось выкинуть ее куда подальше - так ведь
нельзя, музей! И он, В. Прищепа, - живой музейный экспонат. Странно, что
эта мысль впервые пришла ему в голову. Унизительный статус. Хотя все в
сохранности, даже Федор, - подлатали, починили... Спасибо, конечно.
Всеволод зашел и замер. В квартире кто-то побывал. Все, что можно
перевернуть - перевернуто, вещи разбросаны, а главное - картины... Выломаны
из рам и порваны в клочья, порезаны. Нет, не все - вот пейзаж с
трехъярусным "Юпитером" стоит как ни в чем не бывало на этюднике. Боже мой,
даже кисти переломаны. Всеволод бросил взгляд на пол - тот был весь в
пятнах от раздавленных тюбиков краски. На кухне грудой железа валялся
верный Федор. Автомат покалечили на славу - фотоэлементы разбиты,
электронное нутро выпотрошено и безжалостно растоптано. Всеволод добрался
до кресла и рухнул, не чуя ног. По щекам текли слезы.
Слабо замигал огонек визора. Может быть, Дон? Наверное, она. Он вдруг
вспомнил, что за всей этой кутерьмой они виделись всего два раза. Купался в
лучах славы, кретин. Вот она тебе, слава...
- Коннект, - скомандовал он.
На экране появилось лицо... Вернее, рожа. У Прищепы отвисла челюсть,
но он сообразил, что это просто маска. Всеволод с трудом сдержал нервный
смешок.
- Маэстро? - хрипло осведомилась рожа. - Как впечатление, маэстро?
- Мерзавцы! - выдавил из себя Всеволод.
- Отнюдь. Послушайте, маэстро, это предупреждение. Все новые ваши
творения постигнет та же участь. Бросьте вы это дело - живопись. Это
дружеский совет.
- Вы... - задохнулся Прищепа. - Вы варвары!
- Ну что вы... Короче, прекращайте писать. Вам что, славы мало?
- А если не подчинюсь, тогда что - убьете?
- Мы не звери. Я даже одну картину вам оставил. Я - искренний
поклонник вашего творчества и не причиню лично вам вреда. Но, боюсь,
найдутся другие...
Всеволод схватил с пола раздавленный тюбик и что было силы запустил
его в мерзкую рожу. Тюбик, разумеется, пролетел насквозь и шмякнулся о
стену. Человек на экране укоризненно покачал головой, визор погас. Всеволод
встал и, выругавшись, стал наводить порядок. О том, чтобы обратиться в
полицию, он не думал. Все равно никого не найдут. Сработано
профессионально - ни электронный, ни обыкновенный замок им не помеха...
Федора жалко. Странная у меня здесь слава. Геростраты уже объявились. Что
происходит?
Вечером Всеволод не нашел в себе сил выйти на пробежку - обычно этот
ритуал он выполнял неукоснительно. Но не сегодня. Решил, наконец,
поговорить со своей единственной наследницей, дочерью двоюродной сестры.
Сестра, разумеется, давно умерла.
Когда в экране визора возникла племянница Полина, Всеволоду пришлось
сдержать нервный смешок - на него, развалившись в шезлонге, лениво смотрела
двадцатилетняя дива. Омоложение, - сообразил он. Бешеные деньги, хотя через
десяток лет снова станет старуха старухой. У всех омоложенных в облике
оставалось что-то неуловимо-старушечье, природа брала свое, словно
издеваясь над усилиями генетиков и пластических хирургов...
- Дядюшка? - слащаво протянула Полина. - Милый, милый дядюшка...
Когда он улетал, ей было как раз двадцать. Или восемнадцать? Вот
наваждение...
- Полина Юрьевна... У меня к вам просьба.
- Хоть сто, мой великий предок!
- Мне нужны деньги.
- Де-еньги? Дядюшка, продайте картину. Вы такой знаменитый художник...
По-моему, я сегодня это уже слышал, - с раздражением подумал Всеволод.
- Полина, меня ограбили. Все мои картины уничтожены.
- Так надо писать новые.
- У меня их все равно не покупают...
- Правда? Я могу купить, за разумную цену.
- За какую же?
- За пару тысяч.
- Что-о? - возмутился Всеволод. - Мои картины стоят миллионы!
- Ему делают одолжение, а он еще и выпендривается! - надула губы
Полина. - Скажи спасибо, предок, что я вообще у тебя что-то покупаю. Все
твои работы и так принадлежат мне!
- Как это? - опешил Всеволод.
- По закону! В документе о наследовании прямо сказано: все картины,
когда-либо написанные Всеволодом Прищепой - моя собственность! Все
понятно?!! - Неожиданно она сорвалась на визг. - И те, которые еще не
написаны - тоже!
- Но как же... Я ведь жив. Я был в космосе...
- Я тебя в космос не посылала! Ишь, гений выискался! Твоя мазня гроша
ломанного не стоит. Ты почитай, что о тебе в "Новостях культуры" пишут!
Хам!
- Ах, так? - Всеволод уже взял себя в руки и говорил спокойно. -
Боюсь, что следующая наша встреча состоится в суде.
- Давай-давай! Старый козел! Вот тебе, а не картины! - Она показала
Всеволоду кукиш и тут же отключила связь.
Интересно, кто из нас старше? - машинально подумал он и скомандовал:
- Городской суд, отдел приема заявлений граждан.
Ночью Всеволода разбудил сигнал визора.
- Протуберанец вам в сраку! - выругался он. - Коннект! С экрана
смотрел незнакомый человек азиатской наружности. Короткий ежик черных
волос, суровое, волевое лицо с амбразурами глазниц.
- Всеволод Михайлович?
- Да, это я.
Японец, говорит с акцентом, вместо "л" произносит "р".
- С вами говорит исполнительный директор банка "Насимото". Нам стало
известно, что шесть часов назад вы подали судебный иск о возмещении ущерба
в связи с незаконной торговлей вашими полотнами. Я ничего не путаю?
Всеволод промолчал.
- Наш банк в свое время вложил крупную сумму в ваши картины. Весьма
крупную. И мы не собираемся ничего отдавать. Мы и так терпим значительные
убытки из-за падения цен на ваши работы. Вы должны отозвать иск.
- Я никому ничего не должен.
- В таком случае, пеняйте на себя. Мы могли бы уничтожить вас без
предупреждения, но мы - самураи. Теперь вы предупреждены и можете встретить
смерть достойно. Прощайте.
Ну, нет! - Виктор вскочил и забегал по комнате. - Меня на испуг не
возьмешь! Ишь, самураи нашлись...
У адвоката были полные щеки и добродушное лицо всем довольного
человека.
- Значит, судимся? - уже в третий раз за время беседы переспросил
он. - Зря. Вам этот процесс не выиграть. Да и зачем? Сидите, рисуйте свои
картины. Вы такой молодой, столько еще напишете...
Всеволод стиснул зубы.
- Не выиграю?
- А прецедент? Кто захочет создавать прецедент в таком важном деле как
наследование? Если можно объявить незаконным получение одного наследства...
Вы понимаете, о чем я. Институт наследования - краеугольный камень
человеческой цивилизации! - Адвокат выставил перед собой пухлый палец. -
Так что дело ваше безнадежно, господин Прищепа.
- Вы отказываетесь представлять мои интересы?
- Конечно, отказываюсь! И любой другой откажется, вы уж поверьте.
- Но я могу защищать себя сам?
- Можете, можете... Значит, судимся?
- Значит.
Вечером Всеволод отправился в парк на пробежку. Все здесь было, как
полвека назад. Тот же пруд, та же прелая листва под ногами. И то же
душевное смятение.
Навстречу, сосредоточенно сопя, двигался еще один любитель вечернего
моциона в спортивном костюме. Он приветственно махнул Всеволоду рукой,
Всеволод махнул в ответ и вдруг кубарем полетел в траву - незнакомец сделал
ему подсечку. Всеволод попытался вскочить - тяжелый удар обрушился на
голову, и он снова оказался на траве.
- Ну что, художник? Допрыгался? - Человек стоял рядом, в руке у него
был лучевой десантный боевик. - Сейчас от тебя один пепел останется,
пачкун. Убийца вскинул оружие.
- Привет от банка "Насимото"! - прошипел он и нажал на гашетку. В
глазах Прищепы сверкнула радужная вспышка, затем еще... и больше ничего.
Убийца обескураженно наблюдал, как он встает, затем отбросил боевик и
выхватил нож. Но Всеволод не оплошал. Мгновенно перехватив руку с ножом, он
несколько раз ударил противника коленом в живот. Тот согнулся, обмяк, а
Прищепа с чувством врезал ему кулаком по затылку.
- Не убивай... - застонал неудачливый убийца.
- Пшел вон. Передай банку "Насимото", что скоро его акции сильно
упадут.
Убийца на четвереньках отполз подальше и неожиданно рванул с низкого
старта. Всеволод подобрал боевик, сунул за пазуху - и с воплем выдернул
руку. Медальон-подковка на груди был горячее огня. Всеволод взял медальон
за цепочку. Подарок с Алой перестал быть куском металла - он тускло
светился, а внутри свечения угадывались какие-то узоры или символы. Прищепа
только присвистнул...
Открыв дверь квартиры, он понял, что там кто-то есть. Взял боевик
наизготовку и резко прыгнул в комнату. За столом сидела Дон и смотрела на
него округлившимися - насколько позволял их восточный разрез - глазами.
Они с Дон поужинали. Всеволод заказал ее любимое нгапи, хоть сам
терпеть не мог это блюдо. Говорили ни о чем. Когда поели, он встал и обнял
ее за плечи, но Дон отстранилась:
- Всеволод, нам нужно поговорить.
- Нужно, значит, поговорим, - с преувеличенной бодростью отозвался он.
- Всеволод, ты меня любишь?
- А... я разве...
- Представь себе, ни разу.
- Исправляю оплошность! - торжественно заявил он, встав на колени.
- Не дурачься, - остановила его Дон.
- Маленькая, ну конечно же, люблю.
- Хохмач собирается уводить "Синдбад".
- Как - уводить? Куда?
- Совсем уводить. Куда угодно. Всеволод, милый, надо лететь. Это
больше не наш мир. Мы не нужны им, они - нам. Все долги уплачены. Я уже
дала согласие - за нас обоих. Старт через неделю.
- Но я не могу... У меня суд... Я должен им всем доказать!
- Если откажешься - меня убьют, - опустив глаза, сказала она. - Они
обещали.
- Банк?
- Нет. Почему банк? Какие-то гангстеры.
- Значит, это из-за них ты прилетела из Рангуна?
- Я прилетела из-за нас с тобой... - совсем тихо произнесла она.
- Ладно... Ну что ты... Не плачь...
- Ты же знаешь - я интуит. Если мы не улетим - случится что-то
страшное.
- Хорошо! - Всеволод тряхнул головой. - Завтра решим. Ладно? До завтра
ничего не случится?
Она покачала головой.
- Тогда иди ко мне...
5
- Я хотел бы приобрести ваши картины, мистер Всеволод, - сказал
собеседник, благообразный седой джентльмен.
- Картины? - Всеволод не верил своим ушам. - У меня сейчас в наличии
только одна картина.
- Как огорчительно! В таком случае, продайте мне хотя бы ее.
- Сколько вы готовы заплатить?
- Сумму вы назовете сами.
- Хорошо, приезжайте...
- Это невозможно. Приезжайте вы. Я живу в Калифорнии, частная вилла
Эстелла Эсперанса. Меня зовут Джон Клинтон. Помните, в двадцатом веке был
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг