mp3-плейер, цифровую камеру. Заказал такси на два часа ночи и лёг
передремать. Времени оставалось мало.
Его разбудил друг Артемий. Открыл своим ключом, хотя Игорёк сто раз
просил звонить: "Может, я здесь с дамой".
- Ты куда намылился? - бесцеремонно изучал содержимое сумки Артемий. -
Я тебя никуда не отпускал.
Игорёк зевнул.
- Улетаю. На землю обетованную.
Физиономию Артемия перекосило.
- Шутки шутишь? А работа? Завтра сводим запись и запускаем в эфир.
- Да пошёл ты со своим эфиром. Рабовладелец.
- Ты из себя опущенного раба не строй. Тебя кто в Израиль пригласил?
Фельдман? Нет, не он. Димочка-барабанщик. Ну конечно, Димон. Вот что меня в
тебе бесит, братуха, так это твоя мелкота. Тебе солидные проекты на такие
бабки предлагают, а он, понимаешь, по ресторанам лабать в какой-нибудь
вонючей Беер-Шеве. Да что в том Израиле есть такого, что я не могу тебе
здесь предложить? А?
- Димон - нормальный пацан. Классный был барабащик. - Игорёк посмотрел
на часы. - Ты меня извини, мне ещё побриться надо.
- Урод, - вынес приговор Артемий. - Будешь назад проситься - не
возьму.
- Возьмёшь-возьмёшь. Только буду ли я проситься? Вот в чём вопрос.
Артемий постоял, посопел и ушёл в столовую, накатить сто грамм.
Освежившись и экипировавшись, Игорёк заглянул к Артемию.
- Ну что, старик, покедова?
- Вали, ничтожество. Тебе ещё икнётся.
- Будем посмотреть. Ты пошли меня по матери, что ли, на удачу.
- Хрен тебе, а не удача, - напутствовал его Артемий.
В Шереметьево было ветрено, в Шереметьево весна только начиналась.
Запахнув плотнее джинсу куртки, Игорь выскочил из такси. Володя с Серым
ожидали его у входа в здание аэровокзала.
Игорёк подошёл и молча кивнул. Серый окинул его одобрительным взглядом
- сумка на одном плече, камера на другом - и сказал:
- Ну ты молодец. Вылитый турист.
С Володей было что-то не так. Игорёк напряжённо соображал, что именно
не так.
- Не пялься, боец. Я сменил окрас.
Тут до Игорька дошло, что из блондина Володя превратился в жгучего
брюнета.
- Получи документы, - Володя протянул конверт.
Игорёк вытащил из конверта загранпаспорт, карточку медицинской
страховки и тощую пачку долларов.
- Не боись, всё как в аптеке, - хлопнул его по плечу Серый. - Ну, ты
вылитый турист, клавишник.
Смотрелся Игорёк совсем недурно. Джинсовый куртец на меховой
подкладке, джинсовые же штаны, кепкабейсболка, надетая козырьком назад,
дорогие кроссовки "Найк" и хлопчатобумажная рубаха в крупную клетку. Фигура
у него мощная, стройная, лицо мужественное, с волевым подбородком. Кто б
подумал, что тридцать два года он прожил с заячьей душой? Голубые глаза.
Одним словом - любимец женщин и кандидат в супермены.
- Вперёд, - скомандовал Володя. - Посадка объявлена. Идём по "зелёному
коридору".
- А доллары? - спросил Игорёк, имея в виду таможенную декларацию.
- Таможня даёт добро, - пошутил Серый. - Ты прямо как новичок.
- Просто я за рубеж только в Анталию... На курорт.
- Бывает.
В здании аэропорта было почти что пусто. С таможней и в самом деле
заминки не произошло: глянули в паспорта да и запустили в "дьюти-фри".
Игорёк хотел было затариться дешёвым вискарём, но Володя подтолкнул вперед,
мимо дверей магазина.
- Будет время.
- Будет так будет...
В "гармошке", присосавшейся к борту "семьсот сорок седьмого", Игорёк
замедлил шаг. Он оставлял за спиной прежнюю жизнь и входил в новую. Словно
в полёт к далёким мирам, и когда вернется, никого из тех, кого знал в
прежней жизни, не застанет. По спине пробежали мурашки, захотелось
ругнуться.
В проёме двери стояла очаровательная бортпроводница. Игорёк изобразил
на лице мужественную улыбку. На войну, так на войну!
Войдя в скупо освещённый салон, Игорёк подумал: "Вот так и надо
начинать новую жизнь - отправляться в путешествие".
Самолет покатил, оставляя позади огни аэропорта, оторвался от земли и
устремился в чёрную высь.
3
В связи с войной желающих лететь в Израиль было немного. Кроме наших
туристов-спецназовцев, в эконом-классе были ещё трое, с охраной. Люди
солидные. Один с колючим, с шалой искрой взглядом, рыжая борода. Впрочем, у
остальных тоже бороды, колючие взгляды и неторопливые, уверенные жесты. Все
трое говорят веско, солидно. В общем, рыжий, чёрный и седой. Позади
бизнесменов возвышались угрюмые телохранители в одинаковых чёрных пиджаках.
И вели эти солидные люди неспешную беседу под водочку и бутербродики с
красной и чёрной икоркой о вещах серьёзных, значительных. На откидном
столике имелась откупоренная бутылка "Столичной" и тот, кто сидел
посередине, а это был седой, плескал время от времени в одноразовые
стаканы. Пили, прихлебывая, прикрякивая, поглаживали бороды, закусывали
бутербродиком.
- Ну а с углём как? - спрашивал рыжий.
- Ничего, - отвечал седой, - нынешний год с рук сошёл аккуратно.
Грешно жаловаться. Вот в прошлом году, могу сказать - не приведи бог!
Семьдесят центов с тонны теряли.
- Ге, ге, ге, - заметил рыжий.
- Что ж, - прибавил чёрный. - Не всё профит. У хлеба не без крох.
Перегружать, видно, много приходилось?
- Да только в Мариуполе раза три, что ли. Такие проблемы, что не дай
господи. А партия-то, сказать по чести, закуплена была у нас немалая.
- ФОБом? - спросил рыжий.
- Никак нет. СИФом. Ну а уж перегрузка, известное дело. Таможня. Кожу
дерут, мошенники. Бога не боятся. Что станешь с ними делать!
- Кто ж от барыша бегает? - заметил рыжий о кознях таможни.
- Известное дело! - прибавил черный.
- Да-а-а! - добавил седой.
Рыжий стал рассказывать:
- А я так в прошедшем году сделал оборотец. Куплено было, извольте
видеть, у меня у татар в Донбассе несколько миллионов тонн первейшего, могу
сказать, сорта коксующегося угля, да пятьсот тысяч тонн, что ли, взял у
директора шахты, самого, этак, смешно сказать, дерьмового. Директор-то в
карты проигрался, так и пришёлся-то уголёк его больно сходно. Гляжу я -
уголёк-то дрянь, ну словно мякина. Даром с рук не сойдет. Что ж, говорю я,
тут думать. Взял да и перемешал его с коксующимся, да и спустил всё на
Кипре перекупщику за первый, изволите видеть, сорт.
- Что ж, коммерческое дело, - сказал чёрный.
- Оборотец известный, - докончил седой.
Между тем Володя с Серёгой потребовали у хорошенькой бортпроводницы
водки и закуски. Игорёк же с любопытством прислушивался к разговору
трейдеров. В эконом-класс вошёл четвертый, в синем ношеном костюме, и
остановился подле солидных людей. Перевёл дух, а потом, тряхнув головой,
почтительно обратился к седому:
- Сидору Авдеевичу наше почтение.
- А, здорово, Потап. Давай-ка, выпей чарочку с нами.
- Много доволен, Сидор Авдеевич. Всё ли подобру-поздорову?
- Слава богу.
- И жена и детушки?
- Слава богу.
- Ну слава тебе, господи. В Тель-Авив, что ли, изволите?
- В Тель-Авив. Да присядь-ка, Потап.
- Не извольте беспокоиться. И постоять можем.
- А стаканчик?...
- Много доволен.
- Сто грамм.
- Благодарю покорно. Дома пил.
- Эй, Фёдор, - повернулся Сидор Авдеевич к охраннику, - дай ещё
стаканчик.
- Ей-богу, дома пил.
- Полно. Выпей-ка и закуси на здоровье.
- Не могу, право.
Седой протянул Потапу стаканчик, а Потап, поблагодарив, выпил одним
духом, после чего поставил его бережно на столик и поблагодарил снова.
- Ну вот и ладно. Спасибо, Потап. Ну-ка, ещё стаканчик.
- Нет уж, ей-ей, невмоготу. Большое спасибо за ласку и угощение.
Чувствительно благодарен. Да, Сидор Авдеевич, я к вам с просьбой.
- Передать, что ли, по торговле в Израиле?
- Так точно. Аарону Мойшевичу. Очень прошу, вас на таможне не
досмотрят.
- Много, что ли?
- Тысяч десять.
- Пожалуй, брат.
Тут Потап вынул откуда-то из брючины до невероятия грязный лоскуток
бумаги, в котором завёрнуты были деньги, и почтительно подал их седому.
Седой развернул испачканный свёрток, внимательно пересчитал купюры, потом
сказал:
- Десять тысяч двести семнадцать долларов. Так?
- Так точно.
- Хорошо, брат. Будет доставлено.
Седой отвернул полу своего пиджака, всунул довольно небрежно свёрток в
карман брюк и занялся посторонним разговором.
- Как бизнес, Потап?
- Помаленьку. К чему бога гневить?
- Ты ведь, помнится, мукой промышляешь?
- Чем попало. И муку, и удобрения продаём. Дело наше маленькое.
Капитал небольшой, да и весь-то в обороте. А впрочем, жаловаться не могу.
- Ну-ка, Потап, теперь ещё стаканчик.
- Нет уж, право. Никак не могу.
Несмотря на упорное отнекивание, Потап снова выпил водки и закусил
бутербродиком, потом, поблагодарив снова, почтительно пожал руки седому,
чёрному и рыжему, каждому поочередно пожелал здоровья, хорошего пути,
всякого благополучия и наконец вышел из салона.
Вся эта сцена возбудила любопытство Игорька.
- Позвольте спросить, - сказал он, подсаживаясь к трейдерам. - Он вам
родственник, верно?
- Кто?
- Да вот этот, что сейчас вышел. Потап.
- Ничего подобного. Я его, честно сказать, почти что и не знаю вовсе.
Он, должно быть, мелкий коммерсант.
- Так вы дела с ним ведёте по переписке?
Седой улыбнулся.
- Да у него, подозреваю, три класса образования. А дел у меня с ним не
бывает. Обороты наши будут посолиднее ихних, - прибавил седой с лукавым
самодовольством.
- Так отчего же он не посылает деньги маниграммой?
- Так, известное дело, чтоб не платить процент за пересылку.
- А как же он не потребовал от вас расписки?
Чёрный и рыжий засмеялись, а седой вдруг взбесился не на шутку.
- Расписку! - закричал он. - Расписку. Да если б он от меня потребовал
расписку, я бы ему его же деньгами рожу раскроил. Слава богу, с советских
времён дела веду, а такого ещё со мной срама не бывало.
- Извольте видеть, молодой человек, не имею удовольствия знать, как
вас звать, - сказал рыжий, - ведь это только между олигархами да
иностранцами такая заведенция, что расписки да векселя. У нас, в торговом
деле, такой политики не употребляется. Одного нашего слова достаточно.
Бухгалтерией заниматься некогда. Оно хорошо для чиновников да налоговиков,
а нашему брату несподручно. Вот, примером будь сказано, - продолжал он,
указывая на седого, - он торгует, может быть, на миллиард долларов в год, а
весь расчет на каких-нибудь лоскутках, да и то только так, для памяти.
- Да это как-то непонятно, - удивился Игорёк.
- Где ж вам понять? Дело коммерческое, без плана и фасада. Мы с
детства привыкали. Ещё во времена самые некоммерческие. Сперва у цеховиков,
либо на базах, а уж после и сами сколотили капитал. Тут уже, голубчик,
дремать некогда. Фабрику приватизировал - сиди на фабрике. Биржу открыл -
не пропускай хорошего покупателя. Если левак какой выгодный на стороне
есть, не жалей костей, езжай хоть на край земли, но никому не доверяй. Сам
лучше разберёшься, без академиков, по простому своему разуму. Работа
нелегкая. Сам у себя батрак. Причём, ещё и частенько "влетаешь". Ну, а не
ровен час, и дрянной товар пойдёт втридорога. Об прихотях да особняках на
Рублёвке думать не приходится. Вот, например, костюмчик, что на мне, никак
уж третий год как сшит, а в пиджачке-то сотня "тонн" с хвостиком; и у них
вон не меньше будет, а то и побольше.
- И вы не боитесь, что на таможне отберут? - спросил Игорёк.
- Ничего, голубчик. Бог милостив. Мы люди не жадные, да и народ на
самом деле не такой уж азартный. Ну сотенку-другую дашь кому, пожалуй.
Разве ж дурак какой-нибудь станет отнимать такие деньги? Вот мы уже который
раз в Израиль ездим. Ни от кого обиды не видали.
- Знаете, юноша, - подхватил седой, - вот когда плохо: когда наш брат
зазнается, да в министры-депутаты полезет, да начнёт стыдиться своего
прошлого, значок на лацкан нацепит, да по-чиновничьи начнёт копышаться.
Дочерей выдаст за таких же уродов, сыновей запишет в дворяне. Сейчас это
модно. Тогда он - непонятно кто. По значку на лацкане кажется, что депутат,
а всё равно отдаёт сивухой. Тогда и делишки порасстроятся и распутство
начнётся, гульба, пьянство... Ни бога, ни чёрта не станет бояться. А там уж
и кредит рухнет, и не только без расписки или по векселю, а и гроша ему
никто между нами не даст. Только и останется, что государство доить. А там
таких охотников - семь этажей. Друг на друге сидят. Костей потом не
соберёшь. Коли нет души, на чём хочешь пиши. Ей-богу.
Седой довольно рассмеялся и выпил водочки.
Игорёк призадумался. В общем-то, судьбами России он никогда не
интересовался, как и торговлей углём. Однако, за неимением сведений, он
составил себе о русском торговом направлении какое-то утопическое понятие,
не совсем сходное с действительностью и не совсем сообразное с
возможностью. От незнания и необдуманности, рассуждая об этих предметах,
давал он решительные промахи. Зато мог спорить долго, горячо, но
поверхностно.
- Позвольте, - сказал он, - возразить. Мне кажется, что у нас в России
сейчас много людей, покупающих и продающих всё подряд, но настоящей
систематической торговли у нас нет. Для торговли нужна наука, нужны
образованные люди, расчёты, бизнес-планы, менеджмент, в конце концов. Вот
вы наживаете миллионы, потому что не уважаете потребителя, которого можно
лажать как угодно, и потом вывозите свою копейку в разные офшоры. У вас
только одна сиюминутная выгода. Каждый сам по себе, ни друзей, ни
товарищей. Не говоря уже о пользе государству. Вам только одно: купить
подешевле, а продать подороже. Честность ваша тоже двойная: вас облапошили,
значит, обманули, вы облапошили - получили прибыль. Весь этот ваш бизнес -
грабительство. Потребитель страдает, и вся страна нищает из-за ваших
взяток.
- Осторожнее, молодой человек! - воскликнул рыжий. - Мы не чиновники.
Нас не тронь!
- Вы хуже. Чем вы хвастаетесь? Что ездите в надоевших мерседесах,
ходите в этих всех доставших пиджаках от кутюр? Или наоборот, что
демократически летаете эконом-классом, а не первым? День и ночь трудитесь?
Да ведь при ваших деньгах это не лучше тех из ваших, которые гуляют в
элитных борделях, или с цыганами, или, получив вход в Кремль, воображают
себя хозяевами государства. А призвание русской деловой элиты - заботиться
о благоденствии России. Что Россия - хуже Америки?
При этом красноречивом заключении рыжий и чёрный вытаращили глаза.
Седой, казалось, о чём-то размышлял.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг