нового мог придумать автор?
Короткий звонок потряс Мартенса, как взрыв. Из окованной желтым
металлом щели торчало обведенное траурной каймой свидетельство о казни.
Значит, надежды нет. И страх тут же отпустил Мартенса, словно очутился
он по другую сторону стены. Здесь - Мартене, там - все остальные. И черная
пелена безразличия окутала душу, будто умер он вторично. Только через
несколько минут глухая обида чуть тронула сердце. Ибо каково бы ни было
преступление, наказание оказалось неизмеримо более жестоким. Это ощущение
несправедливости и заставило Мартенса вытащить свидетельство из каталога.
Далее он действовал как автомат, недаром все было сотни раз продумано и
прорепетировано. Достать аппарат и сфотографировать свидетельство на
магнитную пленку - дело нескольких секунд. Читать он сейчас не стал: при
таком состоянии не узнал бы ни одной буквы. Да и зачем? Для этого у него
будет сколько угодно времени.
Обратный путь оказался гораздо труднее. Больше всего Мартенсу хотелось
сорвать халат и бежать, бежать без оглядки. Не от страха - от отвращения,
которое ему внушало все в этом здании, даже теплый ароматный воздух. Но
необходимо было положить карточку обратно в стол, иначе они легко выяснят,
кто ею воспользовался: в архиве фиксируются все выдаваемые документы.
И опять эти двое встретились в том же коридоре. На этот раз они
оживленно переговаривались и, кажется, даже не заметили Мартенса. Впрочем,
теперь ему было все равно.
- Итак,- раздраженно резюмировал Пауэлл,- стирание памяти себя не
оправдывает. Мы не можем добраться до подкорки. Затрагиваем лишь самый
верхний, самый доступный слой коры больших полушарий, а инстинкты, характер
и вообще все то, что составляет суть человека, нам не подвластны.
Он резким щелчком выключил локатор и поднялся с кресла.
Его грубое, скуластое, будто вырубленное топором лицо было суровым.
Фрей неторопливо раскурил трубку.
- Согласен, что наша методика еще несовершенна,- негромко заговорил он,
пуская в потолок волнистое синеватое кольцо.Но согласитесь и вы, что с
отменой смертной казни резко упала преступность. Не вся, конечно, но
сократились преступления, за которые раньше полагалась смертная казнь. Не
надо, не надо.Он торопливо замахал рукой.- Я знаю, что вы хотите сказать -
бред оторванного от жизни интеллектуала. Все это я уже слышал не раз. И тем
не менее я еще и еще раз повторяю: дело вовсе не в улучшающейся гармонии
общества, как любят объяснять официальные органы. Наоборот, социальная
пропасть никогда еще не достигала такой глубины. Если сейчас никто не
умирает с голода, это еще не значит, что все довольны. Человек осознает себя
в сравнении. А крохотная кучка избранных, владеющая абсолютно всем, ведет
такой образ жизни, что даже легендарные всемогущие олимпийцы выглядят перед
ними жалкими дилетантами. Раньше богачи владели Землей. Теперь они отдали
Землю плебсу, а сами переселились в космические имения. Подумайте, как это
звучит: владелец планеты! Любые желания вмиг осуществляет могучая техника.
Захотелось пожить в рыцарском замке - взмахнул рукой, и замок тут как тут.
Самый настоящий, даже с привидениями мужского и женского пола по желанию.
Вздумал по лесу прогуляться - и стремительно рвутся из-под земли красавцы
деревья. Реки, горы, моря - все возникает и пропадает в мгновение ока. Какой
Юпитер или Саваоф могли бы мечтать об этом! А главное - власть. Не та
относительная власть, которая обеспечивается имуществом, а власть
абсолютная, над жизнью и смертью тысяч рабов, с которыми можно делать все,
что угодно. Неважно, что это не люди, а наведенные силовыми полями призраки.
Душа от этого растлевается по-настоящему...
- Может быть, в слухах о космической роскоши нет и десятой доли правды,
чернь всему верит, завидует, а зависть рождает преступления.
- Ну и что? - сказал Пауэлл. Он прислонился к стене, скрестив руки на
груди.- Вы же сами себе противоречите. Зависть должна увеличивать количество
преступлений, а оно уменьшается. Неужели вы всерьез хотите уверить меня, что
этому способствует отмена смертной казни?
Фрей невесело усмехнулся и выпустил еще одно кольцо дыма.
- Мы вовсе не отменили смертную казнь. Я поражаюсь, почему это не
доходит до вас, полицейских. Нам, психологам, это было ясно с самого начала.
Мы не отменили смертную казнь, а просто заменили один ее вид другим, гораздо
более жестоким. Вместо физического уничтожения мы стали уничтожать
психологически. Стирая память и начиняя мозг выдуманной биографией, мы
возрождаем нового, совсем нового человека в старом теле. А люди до смешного
привязаны к своему телу. Когда оно вместе с тобой уходит в небытие - это,
знаете ли, как-то спокойнее. Но мысль, что ты уйдешь, а твоим родным,
знакомым до малейшего пятнышка телом будет владеть кто-то другой и что этот
другой обнаружит все те тайные изъяны, все болячки, которые ты так тщательно
скрываешь,- непереносима. Это обидно и страшно. Ведь в этом случае мы не
только убиваем, но и обворовываем. А плебс и так считает себя обездоленным.
Вот почему сократились серьезные преступления: страх оставить свою оболочку
другому хозяину оказался сильнее страха смерти.
Пауэлл оторвался от стены и принялся мерить комнату по диагонали.
- Вы говорите так, будто осуждаете отмену физической казни. А ведь это,
несомненно, гуманная мера. Исчезли все внешние атрибуты жестокости:
электрический стул, петля, гильотина, пуля, наконец. Исчезли связанные с
ними мучения. А главное, исчез нездоровый кровожадный интерес публики,
поднялась моральная цена человека, убить которого даже в целях возмездия -
преступление. Но, кроме моральной ценности, есть и материальная. Общество не
может так, за здорово живешь, разбрасываться своими членами, не взяв от них
все то полезное, что они могут дать. Преступники, это, как правило, смелые,
решительные, индивидуумы, способные на действия, которые невозможно
требовать от среднего обывателя. Недаром восемьдесят процентов казненных,
пройдя период "акклиматизации", мучительный период, мы это знаем, уходят в
космическую разведку, или строят города на дне океана, или работают в
зрелищных предприятиях, выделывая головоломные трюки... Как бы то ни было,
это та закваска, которая не дает сытому обществу стоять на месте.
Разумеется, мы предпочли бы закваску лучшего качества, но что поделаешь,
если другой нет. И единственное, что портит дело,- это ваше неумение. Ваши
машины компилируют идиотские биографии, которые не удовлетворяют ни
казненных, ни окружающих, ваши приборы не в состоянии перестроить нейроны
подкоркового слоя, и в результате мирный служащий вынужден бороться с
комплексами преступника...
- Но ведь это то, что вам надо! - возмущенно воскликнул Фрей. Теперь и
он вскочил с кресла и заметался по комнате.- С какой это стати,
подумайте-ка, мирный служащий сорвется с насиженного места и уйдет в
опаснейшую космическую экспедицию, если что-то неосознанное не будет тянуть
его? Именно несоответствие нового облика, который мы ему внушаем, и старых
инстинктов толкает его на это. В новом облике он как в чужом костюме - все
давит и стесняет движения. Да, наша аппаратура несовершенна, но будь она
совершенна - стирание памяти потеряло бы всякий смысл. Именно тот тайный
смысл, который вы в это вкладываете. Иначе мы не заставили бы казненных
искупать свои преступления, выполняя для общества самую тяжелую и опасную
работу. И даже то, что мы вынуждены следить за каждым их шагом, чтобы не
допустить рецидивов, даже это отвечает вашим целям.
Он стал перед Пауэллом в вызывающей позе, возбужденный, с пылающим
лицом. Тот скупо улыбнулся.
- Ради бога, не разыгрывайте благодетеля. Если бы вы могли, вы бы с
удовольствием сняли с себя все заботы. Но теперь вам, разумеется, приходится
следить за ними. И нам тоже. Впрочем, не такой уж это тяжелый труд. К
счастью, не слишком часто попадаются индивидуумы, подобные Мартенсу.
- Да, это вы правы,- задумчиво протянул Фрей, с которого уже слетело
возбуждение.- Этот побил все рекорды. Другие только догадывались, кто они, и
скрывали свою тайну в себе, а этот... Подумать только, проникнуть в
институт, похитить карточку, да с такой дьявольской ловкостью! Один халат
чего стоит! А как он смотрел сегодня на нас там, в коридоре... Это же
прирожденный преступник. Не понимаю, почему вы его не арестуете?
Пауэлл покачал головой.
- То, что он сделал сегодня,- мелкое преступление. Его осудили бы на
три года меркурианских рудников. А дальше что? Нет, я хочу дать ему дойти до
конца.
- Каков же, вы думаете, будет его следующий шаг?
Пауэлл пожал плечами и включил локатор.
- Кто знает? Пока что он валяется на кровати в гостинице и переваривает
правду о себе.
Мартене лежал на кровати, не сняв пиджака и туфель, и соcредоточенно
сосал сигарету. Широкая медная пепельница на полу была с краями завалена
окурками. Некоторые еще дымились.
Ричард Браун... Легендарный боксер, стремительным метеором блеснувший
на спортивном небосклоне,- вот кем он был! Теперь понятно, откуда эти
приступы ликующей ярости и ощущение чужого тела, обмякшего под могучими
кулаками. В свидетельстве о казни крайне скупо перечислялись основные
моменты биографии, но Мартенсу незачем было их изучать: он наизусть знал эту
трагическую историю, как знали ее сотни миллионов людей во всех частях
света...
Ричард Браун и Алиса Комьерс... Великий боксер и скромная официантка из
захолустного Смитфилда, который не на каждой карте и обозначен. Они росли
вместе, Дик и Алиса, и ему в свое время пришлось немало поработать кулаками,
чтобы отстоять свое право сидеть с ней на одной парте. Потом он, как
водится, уехал искать свою судьбу, слава его достигла Смитфилда в виде
аршинных заголовков газет. И Алиса не могла даже надеяться, что он вернется.
Но он вернулся. Однажды вечером роскошный, умопомрачительный, безумно
дорогой "Ястреб" спикировал на площадь перед единственным в городе
рестораном, и на другой день растерянная, ошеломленная, плохо соображающая
Алиса переступила порог мерии с фатой на голове и смятением в мыслях.
Газеты взвыли от восторга. Чемпион и в жизни действовал так же
стремительно и несокрушимо, как и на ринге.
Потом год блестящих гастролей по всем столицам мира. Яркие потоки
света, заливающие ринг, отлетающие в угол тела, поднятая рука в победной
перчатке, и единственный зритель в зале, который не вопит, не беснуется, а,
наоборот, сжимается в комок с недоумением и тоской в глазах,- жена чемпиона
Алиса Браун.
А через год она ушла от него. Сбежала с Френком Доллой, скрипачом. Двое
суток продолжалась погоня. Газеты, радио, телевидение захлебывались от
догадок: нагонит или нет? Букмекеры сделали состояние на ставках. За то, что
нагонит, ставили десять к одному. Агенты Интерпола сбились с ног, стараясь
предотвратить несчастье, но не успели. Браун нагнал беглецов в Норвегии, на
берегу Согне-фьорда. На узком, поросшем соснами мысу состоялся последний акт
этой драмы. Чемпион не тратил лишних слов, он вообще не любил много
разговаривать. Отброшена в сторону Алиса, кинувшаяся между мужчинами. Вес
тела перенесен на выставленную вперед левую ногу, резкий рывок всем
туловищем и удар, коронный брауновский удар, не смягченный кожаными
подушками перчаток. В этот момент на него прыгнули полицейские с идущего на
посадку мобиля. Они успели только спасти жизнь женщины. Все органы
информации смаковали финальную сцену, когда чемпиона в наручниках
затаскивали в полицейский мобиль, а его жена, обнимая мертвое тело
возлюбленного, кричала, обезумев, ему вслед: "Убийца! Убийца! Убийца!!!"
Мартенсу показалось, что он и сейчас слышит эти крики.
Он пошевелился на кровати и закурил новую сигарету.
Ну вот, он добился своего. Узнал, кем был, что сделал и что сделали с
ним. Его казнили за убийство. Изменили черты лица, стерли память, машина
вложила в него новую биографию, которую слепили из книжек, и вместо
блестящего боксера Ричарда Брауна, любимца публики, на свете появился Джордж
Мартене, молодой служащий австралийского филиала американской фирмы. Он
никогда не жил в Сан-Франциско. Это ему внушили. Его привезли сразу в
Австралию и посадили за канцелярский стол. Так возник новый чиновник, такой
же, как тысячи других. Впрочем, не совсем такой. Он все время чувствовал,
что чем-то отличается от других, что этот мир не по нему...
Но ведь он и не боксер Браун. Того уже нет. И невозможно снова стать
им, как невозможно змее влезть в старую кожу. Это тело, ставшее прибежищем
двух людей, не принадлежит ни одному из них.
Часы пробили восемь. Пора ехать на аэродром. Билет на австралийский
стратоплан куплен еще вчера. Три дня провел он в этом городе, три дня,
каждая секунда которых была подвигом. Начиная с того момента, когда под
носом у кибера стянул с вешалки халат работника технической службы и кончая
фотографированием свидетельства о казни, он не принадлежал себе. Был целиком
во власти азарта, купался в остром ощущении опасности, боролся, мобилизовал
все силы. Это была жизнь, настоящая жизнь. А что ждет в Австралии? Шесть
часов ежедневно за опостылевшими перфокартами, телеграммами, накладными
среди таких же бесцветных ничтожеств, вечеринки, пикники, лицемерные речи и
фляжка Боба Тэйта...
Мартене, как раньше Браун, не любил долго раздумывать.
Для него важно было ухватить главное, а дальше он подчинялся могучему
инстинкту, молниеносно реагируя на ту или иную возникающую ситуацию. Так и
сейчас он встал с кровати, одернул пиджак, вытащил из кармана авиационный
билет и бестрепетной рукой разорвал его. Потом нажал кнопку видеофона и
вызвал справочную.
На экране появилось лицо кибера, сделанного в виде миловидной девушки.
- Слушаю, сэр.
- Как я-могу добраться до Смитфилда, штат Техас?
Он хотел назвать совсем другое место. Он даже не думал о Смитфилде, где
Джордж Мартене никогда не был. Что-то помимо его воли перестроило голосовые
связки, и губы назвали город, с которого все началось...
Киберу понадобилось меньше секунды, чтобы определить маршрут.
- В двадцать три пятнадцать от Восточного вокзала отходит магнитовоз
рейсом "Голубой олень". Экспресс проходит Смитфилд в девять ноль десять
следующего утра. Остановки нет, но вас могут высадить в капсуле. Заказать
билет?
- Закажите,- коротко бросил Мартене, запихивая в саквояж зубную щетку и
химическую бритву.
Остановки нет! Пять лет прошло, а Смитфилд все еще не удостоился такой
чести, чтобы в нем останавливались люксовые экспрессы.
На мгновение Мартене замер, будто потерял нить, потом решительно
натянул плащ. В конце концов не все ли равно, куда ехать?
Может быть, в Смитфилде придет ответ на вопрос, который смутно начинал
тревожить его.
Он расплатился за гостиницу и вышел на улицу, в унылую вечернюю
слякоть.
- Ого, вот так неожиданный ход! - изумился Пауэлл, выключая локатор.-
Он едет в Смитфилд к жене.
- К бывшей жене,- уточнил Фрей, вытирая платком утомленные глаза.- И не
так уж это неожиданно. Поверьте, Пауэлл, мы никогда еще не встречались с
такой сильной личностью.
- Я это понял раньше вас, когда еще вел следствие по его делу,- угрюмо
отозвался Пауэлл.
- Дорого бы я дал, чтобы покопаться в его мыслительном аппарате! -
мечтательно проговорил Фрей, попыхивая трубкой.Уверен, что энцефалограмма
биотоков представляла бы почти прямую линию. Этот человек не думает, не
рассуждает, он действует... Разумеется, я утрирую, но ретроспективно это
выглядит именно так. В своих рассуждениях он не ищет конечной цели, а
отталкивается от нее. Он постигает ее сразу, каким-то глубоким, чуть ли не
звериным инстинктом и тут же начинает действовать.
Разумеется, действуя, он мыслит, но опять-таки обдумывает только пути к
достижению цели. А достойна ли цель тех усилий, которые затрачены на ее
достижение, и вообще всякие там моральные аспекты его не интересуют. Он даже
не способен представить, что иногда надо от чего-то отступиться. Это человек
без тормозов.
Проследите его путь. Узнав об измене жены, он кинулся в погоню, чтобы
убить. Думал ли он при этом? Разумеется, как быстрее нагнать беглецов. Ему в
голову не пришло, что жена имеет такое же право выбора... Поняв, что он
казненный, он бросил все и прилетел сюда, в институт. Как бешеный бык,
сметая все преграды, добился своего, узнав тайну. Из всех казненных он один
так сделал. А почему? Разве остальные не думали об этом? Конечно, думали и
даже строили подобные планы, но, взвесив все "за" и "против", отказались от
этой безумной затеи: узнать такую правду о себе страшнее, чем жить в
неведении, по крайней мере можно строить какие-то иллюзии. Он не отказался
потому, что не взвешивал. Далее, узнав свое прошлое, он не возвращается в
Австралию, а едет в Смитфилд.
Зачем? Какая теперь у него цель, ради которой жертвуется всем?
Может быть, он сам еще отчетливо не осознает. Его толкает инстинкт. Тот
самый инстинкт, который привел его на ринг, потому что этот парень с детства
привык смотреть на жизнь как на схватку: главное - нанести удар раньше
противника. Я уже говорил и повторяю снова: это очень опасный человек,
очень!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг