Оказалось, что в Карске живет один невероятно умный человек, который
знает все про буддийские легенды, про тайны буддийских пещер, буддийских
монастырей в Тибете и вообще про все буддийское.
Звали это чудо - знатока про все буддистское - Станислав Прокопович
Побитов, и когда-то его привез в Карск бывший ректор университета. На
короткое время Побитов занял даже пост проректора по науке, и близкие к нему
люди объясняли уход очень просто: оказывается, мудрый Станислав Прокопович
вовремя понял, что европейская наука - это все полная чепуха, глупости, и
признак совершеннейшей некомпетентности. Наука вся стоит на совершенно
дурацкой мысли, будто можно не быть каким-то объектом и при этом его
понимать...
Ну скажем, предполагает ученый, будто он изучает жуков... А-ведь сам-то
он жуком вовсе и не был! Откуда же он знает, этот европейский ученый, в чем
мистическая суть жука?! Ну подумаешь, лапки он жуку пересчитает, еще
какую-нибудь ерунду сделает, и только. А мистическая суть так и останется
непознанной, потому что постигать ее можно только путем медитации,
мастурбации, отшельнической жизни в горах Цибайшань, питьем отваров по
древним буддийским рецептам и проникновением в ауру и в подсознание жуков
вплоть до полного слияния с ними.
Были, правда, и другие объяснения причин, в силу которых Побитов бросил
всякие занятия наукой и вообще исчез из университета. Но объяснения его
друзей были красочны и увлекательны - про ауру, медитацию и горы Цибайшань.
К тому же эти объяснения давались увлеченными людьми, славящими мудрого
человека. А объяснения его врагов и недоброжелателей отдавали скукой и
отражали мнение завистников и злопыхателей. Звучали всякие обидные слова,
которые вообще нельзя говорить: "бездарность" или там "неспособность". Как
известно, никто не имеет права ничего подобного говорить, потому что никто
не знает, что такое способности, и не имеет права судить. Самые отпетые
невежи даже намекали на некую душевную болезнь, что уж вовсе ни в какие
ворота не лезло.
А один злопыхатель так вообще договорился до того, что понес про
"ослиную тупость". Можно подумать, он сливался с подсознанием осла, проникал
в его ауру и постигал его мистическую суть!
Но во всяком случае, пока людская мелочь болтала, Побитов достиг
необъятных высот в познании мистических сущностей, проникновений в ауру,
взламывания подсознаний и приготовления отваров. Таких высот, что обзавелся
немалой клиентурой, и жил припеваючи, купил даже квартиру, обставив ее
должным образом.
Уже на третьем этаже Павел невольно зажал нос: кисло-сладкий смрад
буквально валил его с ног.
- Что это?!
- Это зелье от злых духов. Тибетские монахи даже намазываются им, чтобы
пахнуть пострашнее. Привы... Ой, Пашка, что с тобой?!
Безумно выпучив глаза, Павел икал, зажимая рот и привалясь спиной к
стене. На лбу у него выступил пот.
- Паша, ты что... Ой, бедный... возьми мой носовой платок... Это же от
злых духов...
- Я, может, для них и есть злой дух...
Минут через пять оказалось, Павел вполне может вдохнуть воздух ртом...
потом и обеими ноздрями... Уже не выворачивало желудок, в животе перестало
болезненно сокращаться, успокаивались легкие, судорожно сжавшиеся, не
пропускавшие в себя зловония.
- Слушай, как их не выселили еще, твоих гениев?
- А их и выселяли, ты как думаешь! Их выселяют, а они мантры поют.
- Мантры? Что такое мантры?
- Это песни такие, священные.
- От злых духов?
- Да! И от злых людей тоже. Их как выселять придут, они споют, и
выселять уже больше и некому.
Дверь квартиры на четвертом этаже была даже чуть приоткрыта.
- Нас что, ждали?
- Нет, тут всегда открыто. "Зло не в силах повредить великому
мудрецу", - прочитала наизусть Ирина, и лицо у нее стало отрешенным. Павел
покосился чуть испуганно.
- Здрасьте... - сказал вежливо Паша, оказавшись в заваленном какими-то
свертками и баулами, полутемном страшноватом коридоре. Но говорить было
некому.
- Обычно они вон там... Нет-нет, не разувайся...
- Ну и грязища...
- Понимаешь, они живут в мире высших сущностей...
Под ногой что-то пакостно чвякнуло.
- И потому какают на пол?! Ира, ты же умница, ты что несешь!!!
- Вот сейчас все поймешь, все узнаешь...
В комнате тоже оказалось полутемно: окно завешано темно-синим
покрывалом, в два слоя. Шкафы, а в них какие-то банки, книги, препараты,
корни, блюда. Очень много ткани, свисающей со шкафов и с вешалок. Очень
много непонятных предметов на полу, между которыми приходится лавировать. И
очень, очень много пыли.
- Слушай, Ирка, почему так грязно?!
- Это не пыль... не просто пыль. Это информация.
- Что-о?!
- Ну, на пыли информация записывается. Принцип голографии, понимаешь?
Павел уже ничего не понимал, только смотрел с безумным видом. Сверток
грязного белья на одной кровати вдруг явственно зашевелился.
- Вот он...
Зрелище никак не проявлявшего себя, даже не дышавшего свертка, вдруг
ставшего человеком, само по себе удивительно... Но Павел уже ничему не
удивлялся.
А человек все вставал - маленький, толстый и злой, с каким-то помятым
лицом, в длинной темной бархатной хламиде, похожей больше всего на ночную
рубашку, только крой ее больше подходил для торжественного богослужения.
Вставал, вставал, щелкнул зажигалкой, зажег свечу. Не слишком-то религиозен
был Павел, но неужто церковная свеча здесь уж так необходима?
А человек до конца встал с кровати, кряхтя втиснул обширный зад в
кресло.
- Ну и зачем пожаловала, дочь во боддисатве Читтадхья? И кто этот
юноша, чей лик напоминает мне мерзкую рожу одного моего хулителя и
низводителя? Одного, так и не постигшего всей силы оскаленной морды Яньло?
- Читтанья-видал, я узнала удивительную новость. В одной пещере есть
шар, который светится и исполняет желания... А что Павел сын Михалыча, так
ведь он не виноват...
Голос Ирины замер на вопросительной нотке. Павла неприятно удивило, что
изменился не только тон, Ирина стала употреблять торжественные выражения, и
принялась как бы подвывать на концах фраз, чего не делала никогда.
- Во многих пещерах есть шары, исполняющие желания знающих... -
старательно пытался говорящий сделать свой надтреснуто дребезжащий
баритончик гулким и густым. - Что же в этом нового?
- Я точно знаю, что такой шар есть, и знаю, в какой пещере его надо
искать.
- В любой пещере можно искать все что угодно, если твои флюиды идут в
правильном направлении, и если ты не забыл мантры и мастурбации... то есть
тьфу! медитации.
- А что, есть такие шары? Которые исполняют желания? - не выдержал,
влез Павел.
- Я же рассказывала, что было в той пап... - Ира вовремя поймала себя
за язык.
Читтанья-видал кинул на Павла весьма неприязненный взгляд.
- Узнаю... узнаю голос одного пошлого материалиста... Ходют тут,
болтаются тут всякие... Ничего не смыслящие в медитациях.
- И в мастурбациях, - подсказал Павел.
- И в мастурбациях, - подтвердил Читтанья-видал без малейшего чувства
юмора. - А такой шар я тебе покажу... Показать?
- Покажите.
- Тогда так... Мы с Иришей сейчас отвар сварим. Призовем Асмагошу,
помолимся Тунзухе, и вперед. - Читтанья-видал выдвинул один ящичек шкафа,
второй. Запахло остро и пронзительно, перебивая запах пыли. - А ты пока что
погуляй, с полчасика. Мы тут сами управимся.
Нельзя сказать, что Павлу так уж хотелось оставлять Ирину тут одну, в
компании странного дяденьки, но тут, как видно, свои нравы... И сама Ирка
скорчила рожу, махнула ему в сторону двери:
- Ну ладно...
Павел снова оказался в полутемном, невероятно захламленном коридоре. С
одной стороны - там вроде бы располагалась кухня, несло какой-то странной
химией, слышались шипение, приглушенные голоса, какие-то мелодичные
позвякивания.
Газовая плита в этой кухне стояла несколько странно - прямо посреди
комнаты. Окно тоже было занавешано, но горел свет, и было видно - на полотне
то ли выткан, то ли нарисован страхолюдный то ли череп, то ли голова
разлагающегося трупа. Но притом живая, с горящими ненавистью багрово-синими
глазами, с языком ящерицы, рвущимся изо рта-клюва.
Тут тоже стояли этажерки с непонятными предметами, банки с веществами,
пробирки, колбы и кастрюли.
Один - длинный, невероятно тощий, с лицом морщинистым и темным, как
печеное яблоко - сливал какие-то две жидкости. В банке ворчало, булькало,
плюхало об стенки, словно состав был живой. Второй дядька, с неприятным
лицом нездорово-белого цвета, весь в вулканических прыщах, отбирал что-то из
банок и коробок, скидывал в большущую медную ступку с какими-то значками или
иероглифами на боку.
- Подержи-ка...
Дядька сунул ступку Павлу, и он с уважением принял ее в руки - такую
тяжелую, старинную... Так и почитал бы Паша старинную вещь и ее владельцев,
этих двух колдунов, да вот неуемный семейный дух подвел все-таки Павла. Ну
не мог он не осмотреть ступки внимательней! А как осмотрел, тут же нашел на
донышке: прямоугольное углубление и надпись "Made in Hong Kong".
Дядька скинул в ступку еще несколько корешков, сильно изогнутых,
бледных, словно бы тянущих к небу свои изломанные веточки. Павел начал мять
тяжелым пестиком скрипучие корешки; в красноватом полусвете Павлу
показалось, что корешки шевелятся, двигают отростками. Что за наважденье,
право слово! Павел растирал корешки в серо-рыжую труху, смешивал их с ломким
прахом красно-рыжих, черноватых, синих стеблей высушенных трав, с
серовато-желтыми, тоже сушеными листиками. Пахло неприятно и остро, начала
кружиться голова - то ли от запаха, то ли от нехватки кислорода. Дотерев,
Павел проигнорировал недоуменное:
- Куда же ты?!
И сразу вышел в ванную. Хотелось умыться, холодной водой вымыть лицо.
Что это?! В ванне спала какая-то страшная тетка невероятных размеров, и эта
тетка начала подниматься из ванны, как только Павел открыл дверь.
Пашка вылетел, словно ошпаренный, и вернулся в кухню, чтоб умыться.
Несколько минут он косился еще на дверь ванной, но никто не появлялся в
коридоре.
Мужики в кухне трудились, не обращая на него внимания. Пахло еще резче,
еще неприятнее. Павел вышел в главный коридор. Дикий грохот вдруг донесся из
дальнего угла квартиры. Павел двинулся в ту строну уже из чистого
любопытства, да и подумалось: "Может, все-таки надо помочь?".
В комнате было так же захламлено и грязно, как везде, но уж по
крайности светло. Молодой человек стоял в углу на голове.
- Простите... Тут что-то упало... Был сильный шум...
- Я и упал, - неприязненно ответил молодой человек, так и стоя себе на
голове. - Ну, что тебе еще?
Посрамленный Павел тут же вышел. Только много позже Ирина разъяснила
ему экзистенциальную трагедию впечатлительного юноши. Оказалось, что на
голове стоял Интеллект Станиславович Побитов, сын и наследник всех отваров,
заклятий и мантр Станислава Прокоповича Побитова.
Дело в том, что всеми любимый Интеллюша обладал многими качествами
российского интеллигента, в том числе и полным отсутствием мужских качеств -
по крайней мере воли и характера. И был не в силах остановиться вовремя,
выполняя волю любимого, по заслугам уважаемого папочки. Интеллюша был не в
силах ограничить себя минимальным числом необходимых мастурбаций и все время
перегибал палку. Да так перегибал, что когда Интеллюша становился на голову
после четвертого-пятого семяизвержения, он вполне непроизвольно засыпал -
прямо так, стоя на голове, после чего, естественно, в доме и раздавался
невероятной силы грохот.
Последняя комната была совсем уж чистая и светлая, хотя свет был и
искусственный, от люстры. Освещать квартиру светом из окна обитатели дома
сего считали явно чем-то пошлым и приземленным. В этой комнате с множеством
книг на стеллажах, и стопками на полу, Павел опять чуть не покраснел от
неловкости, потому что посреди комнаты лежало два надувных матрасика, а на
матрасиках непринужденно возлежали два большущих бородатых мужика.
- Привет! - кинул Павлу один из мужиков, и сделал ему эдакое ручкой. И
тут же, чуть повернувшись налево:
- Медиумическая космогония тангенциально откастрирована кутикульными
проявлениями праны...
По крайней мере, Павел явственно услышал нечто подобное. Но неловкость
он испытал, конечно же, вовсе не поэтому. А потому, что оба мужика,
бородатых и с большими пузами, с волосатыми могучими ногами, лежали в эдаких
младенческих распашоночках, отороченных легкомысленными кружевцами. И в
откровенно дамских нейлоновых трусиках, тоже с кружевцами и ленточками; у
одного - розового цвета, у другого - сиреневого.
Мужчины только беседовали, и притом не выходя за рамки бесед дружеских,
быть может даже и коллегиальных. Но Павел сомлел от неловкости и поспешил
закрыть дверь с той стороны.
Павел так никогда и не узнал, что это за люди, откуда взялись, и чем
вызвана необычность их одеяний, это так и осталось в числе тайн этой
удивительной квартиры.
А в первой комнате, откуда так бесцеремонно выставили Павла, Ирина и
Читтанья-видал словно бы кружились в танце вокруг раскаленой до красна
электрической плитки. На плитке кипела устрашающе грязная кастрюля,
распространяя вокруг жуткий смрад. Ирина постоянно двигалась вокруг плитки,
словно танцуя. А Читтанья-видал, сопя, делал шаг за шагом в том же
направлении, и его здоровенная лапа все время оказывалась то на Ирочкиной
талии, а то даже и ниже - прямо на обтянутой джинсами круглой девической
попке.
По молодости лет, Павел не особенно задумывался, как он, собственно,
относится к Ирине. Но этот молчаливый танец почему-то страшно обидел его, и
пожалуй, возмутил сверх всякой меры.
- Наш юный друг... - засуетился волшебник, - наш молодой материалист...
Много их, таких, не постигающих величия логики без дуальных оппозиций... Не
проникших в тайны мира, который стоит за материей...
Даже молодой, наивный Павел заметил благодарный взгляд Ирины. Маг и
волшебник разливал что-то в грязные кружки. Напиток был багрово-черного, на
редкость жуткого цвета, почти кипящий, и вонял буквально тошнотворно.
Ирина торопливым шепотом свистела в ухо, что настой готовился из смеси
36 трав, а главными составными частями были крапива и недозрелые одуванчики.
У Павла все росло убеждение, что в будущем действии главное как раз в этом
напитке. Нет уж, глотать этой гадости он не будет!
Читтанья-видал поднял руки, произнес что-то, булькая и глотая слова...
Глядя на Павла, уточнил, что это он молился по-тибетски, но Павел явственно
услышал скорее матерную скороговорку. Нечто подобное произносил его папа,
когда в Академию Противоестественных наук пытался пролезть некий Чижиков.
Папа, впрочем, произнес это тихо, глядя в присланные документы. Папа
обнаружил, что Павел уже зашел в комнату, сказал "ой" и сделал круглые
глаза. А тут почти в голос, при Ирине, звучало: "Пиздыхуимандымать..." По
крайней мере, так услышалось.
- Сейчас мы изопьем напитка сомы и станем достойны видеть "золотой
лотос".
Кружка обжигала, клубы пара вырывались вверх, несли кошмарный смрад.
Само собой лезло в голову что-то жуткое - то ли из Киплинга, про погребения
индусов, то ли бабушкин рассказ про немецкое кладбище, из которого торчали
пожелтевшие коленки трупов.
- Ом ма-аани падмэ-ээ х-уум!!! - Читтанья-видал, наверное, пытался
пропеть это ревущим голосом настоящего тибетского ламы, но получался, что
поделать, просто дребезжащий тенорок.
- Ну, залпом!
Павел воспользовался темнотой, просто пролил напиток на пол. Маг и
волшебник вперился в него взглядом, пришлось набрать напитка в рот... И
Павлу было несложно имитировать приступ тошноты, выплюнуть изо рта смердящую
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг