целлофане, конечно). Для складного ножа. Для запасных батареек.
- Ну, все готово? Пошли!
Алексей привязал веревку к чахлой лиственнице у края воронки, сбросил
веревку вниз. Теперь можно было лезть, держась за веревку. Ирина обнаружила
на траве и земле даже некое подобие тропы - не они первые шли в пещеру, и
именно этим путем.
Холодом пахнуло из глубокой, широкой дырки, но стало даже как-то легче
идти - склон явно менее пологий. Колодец, лежащий на боку, по которому можно
наискось лезть вниз и вниз. Видно было хорошо стенки этой неровной, овальной
в сечении трубы, ведущей в самые недра земли.
Метров через тридцать Ирина обернулась - вход ярко светился позади. А
ведь снаружи был пасмурный, серый денек...
И холод обступил их в конце этого спуска. Холод. Равномерный, какой-то
не живой... Смешное слово? Может быть. Но на поверхности земли всегда
чувствуется то ветерок, то еще какое-то движение. То холоднее, то теплее,
все время изменяется температура. В пещерах температура никогда не
изменяется, и всегда одинаково холодно, - ровно 4 градуса тепла.
Хорошо известно, сколько может прожить в пещере человек без теплой
одежды и пищи - ровно 36 часов. В основном из-за этого холода.
Из зала внизу тянулось несколько коридоров. Длинных коридоров, вполне
удобных для движения, почти безо всяких препятствий. Здесь уже стали нужны
шахтерские фонарики на касках. Странное впечатление производит луч фонаря в
пещере, в мире полнейшего мрака. Если коридор или зал маленькие, луч
достигает стены, и освещает ее. Вблизи виден не только участок, на который
упал луч, но и довольно много места вокруг. Чем меньше пещера, тем больше
впечатление.
Если коридор и зал большие, луч просто теряется в бездне. Тут так много
мрака, что свет рассеивается, исчезает, без следа поглощает столько света,
сколько будет нужно. Луч фонаря движется, выхватывает разные участки стены,
и невозможно предугадать, что откроется в этом луче. Это гораздо меньше
предсказуемо, чем в лесу, в степи или на море, даже когда очень темно.
Ирина чувствовала - у нее нет уверенности в том, что с этим лучом света
получаешь знание - что там, в конце коридора? Что может ждать в новом зале?
Если в пещере обитает кто-то, то ведь пещера - его мир. И этот кто-то без
труда уйдет из луча, если ему не надо быть открытым. И потому даже освещая
пещеру, не знаешь, есть там кто-то или нет. Проходишь коридор, даже вроде бы
понятный и нестрашный... А в коридоре вполне может стоять кто-то здешний.
Этот кто-то, может быть, вовсе и не опасен, но он стоит тут, и он никогда не
попадется тебе, пока сам этого не захочет. Знать бы, как он может
выглядеть... Это хочется знать и в то же время не хочется - страшно.
В пещере не могут выжить не только люди, но и похожие на них существа -
лоси, медведи, белки, волки или собаки. Если там кто-то живет, то существа
от нас очень далекие и очень на нас непохожие. И если подумать, как могут
выглядеть живущие в пещерах и чем они там могут заниматься, станет особенно
понятно, почему в пещерах первобытные люди помещали "нижний мир" - мир,
населенный враждебными человеку чудовищами. А мы ведь так и не знаем, живет
там кто-то или нет...
Никак нельзя сказать, что все эти размышления сделали Иру сильнее или
уверенней в себе. Прямо скажем, если уж размышлять на эти темы, то никак не
в самой пещере, не во время погружения в колодцы и не во время движения по
абсолютно темным коридорам.
Пока что шли через множество разветвлений каменных коридоров, через
систему больших, но соразмерных человеку подземных пространств. Нельзя
сказать, что присутствие человека так уж сильно сказывалось здесь. Но все
же - то окурок валялся на земле, то спичка. То рубчатый след на тонких
натеках пещерной глины. То какой-то "остроумный" человек обессмертил свое
имя, нанеся на стену копотью: "Здесь был Андрюха-Маклай". И обессмертил свой
вкус, написав дальше матерщину. Не лучшим образом, но присутствие человека в
пещере все-таки было отмечено, и чем ближе ко входу, тем сильнее.
А дальше начинались области, где вообще не было никакого следа
человека. Мараловы уверяли, что эти области им тоже хорошо знакомы, и
верилось, потому что вели себя они крайне уверенно. Но здесь уже не было ни
следов, ни окурков. Наверное, здесь бывали только те, кто не склонен к
выходкам туристов и кто увековечивает свое имя другими способами.
Местами пол коридора уходил вниз, превращался в жуткое скопление
булыжников, уже окатанных водой, и острых, неправильной формы камней разного
размера, недавно упавших со стен и потолка пещеры. Лезть по завалу
становилось все опаснее и опаснее, и тут искали "камин" - узкое место, где
можно идти, упираясь в стены руками и ногами, на распор. В темноте, где
видимость ограничена, несмотря ни на какие фонари, люди легко проделывают
то, на что никогда не решились бы на поверхности земли, при свете дня.
Местами приходилось пробираться на четвереньках, нырять под нависающие
глыбы. В самых узких участках люди ложились на землю, протискиваясь ползком.
Посмеиваясь, Алексей рассказал, что тут еще не слишком узко - можно
двигаться, прижимая одну руку к телу, а другую вытянув вперед. Вот когда
по-настоящему узко, тогда обе руки идут вперед!
Андрей добавил, что в самых плохих местах надо двигаться "на дыхании",
или "на вдох": человек набирает полные легкие воздуха - пока физически
может. Резкий выдох, и человек делает рывок, протискивается на считанные
сантиметры. Иногда - на "одно ребро": только на одно собственное ребро
соскальзывает человек вперед.
Братья рассказали легенду про мертвого туриста: он проходил узость "на
вдох" и застрял намертво. Теперь, продвигаясь в этом месте, надо
протискиваться сквозь его грудную клетку.
Голоса Алексея и Андрея уходили куда-то в пространство, многократно
отражались от стен, возвращались в виде невнятного, тающего вдали "аааа", то
гулко, то на пределе слышимости. Хуже всего было когда эхо просто исчезало,
возвращаясь через несколько минут каким-то варварским бормотанием или
нечеловеческим хихиканьем. Казалось, передразнивает людей, смеется над ними
сама пещера или какое-то мерзкое существо, затаившееся в переходах.
А узости кончались, впадали в гигантские залы, потолки которых терялись
в совершеннейшем мраке. Люди поднимала вверх фонарики, и все равно потолки
оставались практически не видны.
Наступил момент, когда братья заспорили, куда идти. А как только
заспорили, посмотрели друг на друга, засмеялись и пожали друг другу руки
(пещера ответила на смех все таким же зловещим хихиканьем). Братья закрепили
первую веревку за выступающий камень и дальше пошли по веревочке.
- Отсюда к выходу вернетесь?
Павел не был уверен, Ирка сразу замотала головой.
- Дорогу надо запоминать...
И ничем они не отличались от пройденных и изученных, неизученные и
непройденные области пещеры, ничем. Такие же коридоры, такие же "камины" и
залы, причудливые объемы разной величины, рядом друг с другом и один под
другим.
- Может, разделимся? Не обязательно ходить табуном, - голос Андрея был
нейтрален... Даже слишком. Андрей, помимо всего прочего, проверял новичков
на отвагу: посмеют ли они ходить вдвоем, без надежных проводников?
Посмели бы оба, но Ирине было уже довольно... даже более чем довольно.
Павел был умен и тонок, что говорить, но мальчик все-таки есть мальчик.
Павел не хуже Ирины воспринимал то неясное, с трудом выразимое в словах, что
исходило от пещеры. Но Ирина позволяла себе реагировать на это неясное, не
выразимое в словах: например, она не сочла бы для себя зазорным вылезти из
пещеры и никогда не подходить к ней близко. Даже не объясняя толком, почему:
вот не захотелось, и все. Для Ирины не слишком важно было победить и себя, и
пещеру.
А для Павла это было важно, и если он хотел победить - он не мог
позволить себе слишком уж внимательно слушать идущие от пещеры импульсы.
Даже приняв их, почувствовав, Павел должен был на них ни в коем случае не
реагировать, не поддаваться эмоциям, не срываться в испуг или гнев, а должен
был как можно хладнокровнее делать задуманное дело, стараясь как можно лучше
понять, что мешает ему его делать. Одним словом - не надеяться, не бояться и
не кричать. Имея склонность к заключениям такого рода, очень легко сказать,
что Павел - всего-навсего мальчик, и потому он не был в достаточной степени
восприимчив и тонок.
Имея склонность к заключениям близким по духу, но противоположным по
смыслу, так же легко заметить, что Ирина чересчур ненадежна, слишком
эмоциональна, ненормально интуитивна... и вообще всего-навсего девочка.
Но так или иначе Павел и Ирина согласились походить самим, поискать
новые залы и коридоры. При том, что Ирина охотно выбралась бы отсюда, чтобы
никогда не возвращаться, а Павел так же охотно подавил бы в себе такого рода
желания.
И они около двух часов бродили по пещере вдвоем и прошли метров
восемьсот, что очень и очень неплохо, а потом вернулись по веревочке к
первому месту и позавтракали вместе с Мараловыми.
Где-то наверху, над многометровой каменной толщей, солнце шло на
западную сторону окоема, наступало самое жаркое время. А здесь, в мрачном
сыром провале, не изменялось совершенно ничего: тот же холод и мрак.
Одинаковые в любое время года, в любое время суток.
И снова разошлись две группы ребят в поисках зала, где сияет Шар,
исполняющий желания. А еще ближе к вечеру произошло несчастье, которое
заметили не сразу. Павел с Ириной прошли коридором в небольшой залец,
размером с комнату в стандартном доме. В залец выходило еще два коридора, и
по одному из них пошли ребята. Павел аккуратно положил яркую тряпочку
посередине того входа, куда надо было возвращаться. Это был правый ход.
Через час они с Ирой вернулись, и Павел замер на мгновение... Вроде бы
красная тряпочка лежала в начале правого входа... Но факт остается фактом -
сейчас она лежала возле ЛЕВОГО входа... Тут ничего не поделаешь.
Павел никак не мог ошибиться, положив тряпочку, где надо, и вариантов
было, собственно, два. Или у Павла сработала ложная память, и он неправильно
помнил, куда надо сворачивать. Или кто-то разумный переложил тряпочку на
другое место. Кто-то разумный, кому надо было, чтобы Павел и Ирина пошли бы
не в тот коридор. Но сама мысль о ком-то разумном, бродящем здесь в темноте,
ком-то способном перекладывать предметы с места на место и наделенному
волей, была настолько неприятна, что Павел и не стал это обдумывать. Ему
проще было думать, что ошибся, и Павел с Ирой свернули налево. Через
некоторое время они обнаружили, что нигде нет веревок, которые они
отпускали, чтобы отмечать пройденный путь.
А новых веревок они тоже не отпускали, считая, что находятся в уже
разведанной части и возвращаются назад.
- Ира... Посвети-ка вокруг... Где там наша веревка?
- Паша... Понимаешь... Тут нет никакой веревки...
- Должна быть.
Дети начали искать веревку, и конечно, ее не нашли. Они двинулись
назад, прошли "камин", два коридора...
- Мы здесь были?
- По-моему, да...
- По-твоему, Ириша, или были?
- По-моему... я не уверена.
И дальше было точно так же: вроде бы разные, и в то же время одинаковые
коридоры, залы и "камины". И никаких следов на глине, отпечатков, копоти,
веревок. Ни малейших признаков того, что здесь кто-то когда-то бывал.
Пройдя изогнутый неровный коридор, ребята оказались в новом зале. Это
была совершенно незнакомая пещера, и в ней сидел кто-то незнакомый, видный
только со спины. Дети не могли понять поведения сидящего - он просто не мог
не заметить пучков света, высветивших и его, и несколько участков стены. А
незнакомец продолжал сидеть, как будто его здесь и не было. Дети видели
только ватник, участок наклоненного вперед темени с черными с проседью
волосами.
- Эй... - окликнул человека Пашка. Очень странно прозвучал в пещере
голос. А человек не шевелился.
- Паша... Может быть... - Ира шептала, сглатывая слюну, дергая Павла за
рукав. Павел и сам приходил к выводу, что человек, скорее всего, "может
быть"... Но надо же удостовериться!
Павел начал обходить сидящего, но мысль, что сидящий окажется между ним
и Ириной, очень ему не понравилась, а может, он заметил какое-то движение
под ватником? В прыгающем свете фонаря могло мерещиться все, что угодно. И
Павел схватил Иру за руку, и обходили они вместе.
Ну конечно, этот человек умер, и умер очень давно, - черное ссохшееся
лицо не оставляло сомнений. На груди на телогрейке шла надпись: "Л-763".
Сапоги прохудились, из одного торчали пальцы вместе с обрывками портянки.
Коснуться неизвестного было невыносимо страшно: все время казалось, что
он только подманивает, а подманив, мгновенно вскинется и схватит. Ирина бы и
не коснулась ни за что, но Павел знал - не прикасаться опасно. Достаточно
один раз позволить себе испугаться - и можно напугать себя навсегда или на
долгие годы.
Павел коснулся его очень, очень легонько, но трупу хватило - он утратил
равновесие и мягко лег на левый бок. Павел ждал, что он будет холоднее
камней... Но ничуть не бывало, температура была та же. Этот труп человека
давно уже был частью пещеры - такой же, как залы, водопады или камни.
Рядом с трупом лежал целый продовольственный склад: давно окаменевший
хлеб и несколько банок консервов. Человек умер не от голода.
- Как ты думаешь, кто это? - Ирина говорила шепотом.
- Ты же видишь - это заключенный. Бежал из лагеря и заблудился.
- Паша... А ведь лагерь далеко отсюда... Как же он сюда попал?
- Ты забыла. Из лагерного рудника был вход в пещеру. Наверное, он
пришел сюда. Может тоже искал шар и умер.
- Интересно, от чего он умер?
- Он мог умереть от чего угодно. От инфаркта, например.
- Значит, пещера тянется на десятки километров...
- Может быть, и на сотни... Как знать?
Дети давно стали говорить шепотом - в мрачном безмолвии пещеры слышно
ничуть не хуже, а нет неприятного эха, нет ведьминского жуткого хихиканья.
Но все равно в пещере "что-то" было. Звуки то ли ветра (но откуда
здесь, спрашивается, ветер?) то ли далеких, почти на пределе слуха,
завываний... Оба пытались вспомнить, слышали ли они эти звуки сразу после
прихода в пещеру или они появились только теперь? Оба думали, не обсуждая
звуков и не пытаясь даже спрашивать, - а слышал ли звуки другой в тех,
первых залах, когда все были еще вместе?
Временами дети слышали, что что-то или кто-то продвигается по стенкам,
под самым потолком коридора... Звук был такой, словно кто-то цепляется
множеством маленьких коготков за потолок и стены, на высоте полутора ростов
человека, и быстро-быстро бежит мимо детей. Но никто не появлялся в свете
фонарей. Ирина думала, что к лучшему. Павел хотел бы увидеть. Понять бы еще,
что это? Или все-таки кто?
Невозможно было скрыть друг от друг, что оба слышат этот звук, но и
этого дети старательно не обсуждали.
Прошли галерею со сводчатым потолком и плотным каменным полом, ровным
почти что как в замке.
- Слышишь?!
Павел и сам уже слышал.
- Эй! Мы тут!
И Павел замолчал - так жалко, неприятно звучал его голос, так резко
прервался - словно бы каким-то хрипом. По галерее кто-то шел, позвякивая
металлической амуницией. Ясно слышались шаги, и каждый шаг сопровождался
лязгом цепи на поясе, скрежетом металлических гвоздей по камню, бронзовым
стуком карабина, переброшенного через плечо.
Кто-то шумно приближался, шел все ближе... и никого не было видно в
свете обоих фонарей. Кто-то прошел мимо ребят, звякало в метре от них,
идущий чиркнул металлом об стенку. Лязг ослабел и начал удаляться. Все тише
и тише звучали шаги в сопровождении лязга, все дальше невидимый уходил в ту
сторону, откуда ребята пришли.
С минуту ребята только слушали, как затихают звуки вдалеке.
- Я слыхала про такое... Это называется "Дядя Миша в медных триконях".
До сих пор такого не видала, только слышала про такие штуки... Рассказывали
парни, они по пещерам ходят...
У Ирины дрожали колени, дрожал голос. Необходимо было постоять, пока
уймется дрожь в ногах, в руках.
- Хорошо хоть, вместе были... - Пашу тоже била дрожь, по голосу слышно.
Постояли, не обсуждая больше ничего. Все и так было ясно - влетели. Влетели
так, что дай Бог выйти.
В конце этой галереи произошло еще одно, вроде бы мелкое происшествие:
у Ирины погас фонарь на каске. Поломка была пустяковой - чуть-чуть отошел
контактик. Но ведь надо было снять каску, направить на нее луч фонаря Павла
и потратить несколько минут на то, чтобы вынуть батарейки, согнуть
контактик, засунуть все обратно... На это время света стало несравненно
меньше, и Ирине казалось, что опять несутся мелкие лапки-крючочки по потолку
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг