в Алексея, и Алексей приосанился. - Так Маралова-то шайка боится, он им
самим дает морковки. Одна у них надежда - налететь, пока отца нет, спереть
сметану и все пропить, пока не отняли назад... А вот я еще одной фирмы акции
держу... Брокер я одной фирмы.
Как опытный рассказчик, Толя замер в ожидании вопросов.
- Брокер - это тот, кто продает?
- Ну. Позвольте представиться - Анатолий Жбанов, брокер на местном
огуречно-помидорном рынке, дилер фирмы "Дед Егор и бабка Марья", а глава
охранной службы - киллер Вася.
От хохота Павел чуть не свалился со стула, даже Ирка бледно улыбнулась.
- Значит, продаете помидоры?
- И помидоры, и огурцы. Дед и бабка уже без сил, не смогут ни ездить,
ни стоять на солнцепеке. А мы ищем машину... Скажем, когда Маралов едет, он
нас берет, с коробками, потом забирает обратно.
- А киллер зачем?!
- Как это зачем? Там, в Ермаках, своя мафия. Огороды, почитай, у всех,
все хотят продавать огурцы. А тут свалились на них какие-то чужие и тоже
помидоры привезли. Вот и берем с собой Васька... Он раньше грузчиком был в
магазине, теперь у Маралова на лесопилке.
- Отец его брать позволяет, - вставил Алеша, и Толя с Андреем дружно
кивнули головами.
- Васек с собой кочергу берет. Сам роста под потолок, рожа - семь на
восемь, восемь на семь. - Анатолий показал руками, какая рожа у Васька. -
Гуляет и кочергой помахивает, а кочерга ему одному по размерам, длиной метра
полтора. Сколько торговали - ни разу никто не прицепился.
Ирина смотрела совершенно обалделыми глазами. Павлу тоже нужно было
время - переварить информацию, оказавшуюся очень нестандартной. А из
Карска-то казалось - в деревнях все так тихо, патриархально... Из окон
поездов и автобусов деревни и маленькие городки выглядели так идиллически,
так уютно и мило. Сразу становилось очевидно - нет в них ни этих вонючих
автобусов, ни шума, ни сизой дымки выхлопных газов; нет и всей этой накипи
вампирического капитализма - банкиров, убийц, проституток, вымогателей...
Столкновение с действительностью производило впечатление сильного удара по
голове. Н-да...
- Что, ребята, посмотреть еще одного человека с хозяйством? Тем более,
нам все равно к ней идти, к бабе Дусе, молоко брать... Пошли?
- Конечно, пошли!
Баба Дуся жила в месте, где дорога из Ермаков спускалась с холма,
выходила из леса. Было бы странно, не окружай ее усадьбу ручеек маленький,
чистый и звонкий. В усадьбе было сыро и тенисто - от нависающей горы, от
высоких деревьев сразу же за забором. Для Павла и Ирины, привыкших к более
сухому климату, сырости здесь было слишком много, а в сенях сильно пахло
прелью.
- Бабушка, мы пришли! - громко возгласил Андрей, и перед ребятами
открылась большая квадратная комната и тоже с запахом прели, с откровенно
отсыревшими обоями. На стене - два пожелтевших портрета. Павел привык, что в
деревенских домах на стенах часты портреты членов семьи, родственников и
друзей; иногда целые "иконостасы" на полстены. Но тут-то бросились в глаза
желтые от старости и сырости, скукоженные портреты Ленина и Сталина. И под
портретами - бабулька. Деревенская бабулька в платке, плотно сидящая на
табурете. Павел-то просто изумился сверх всякой меры, но трудно выразить
словами, каким родным духом вдруг пахнуло на Ирину.
- Здравствуйте! Вижу, что пришли, что гостей привели. Знакомьте, да
молоко переливайте.
Старушка с невероятной скоростью передвигалась по комнате, не вставая
при этом с табуретки. Так и семенила, быстро-быстро переставляя табурет
руками, и ни разу не встав полностью.
Андрей с Алешей стали переливать молоко из подойника в банку под ее
чутким руководством.
- Что, молодой человек? Вас, я вижу, портреты наших вождей покорили?
Трудно передать в словах ехидство, источенное бабулькой.
- Да... Интересно ведь...
- Вы уже нашу деревню видели, верно? Такого развала, наверное, и после
войны не бывало. Даже завези сюда что хочешь, и купить окажется некому. А
всего десять лет назад тут и магазин работал не хуже, чем у вас в Карске, и
автолавка приезжала. И покупали, было кому. Что, для рабочего в лесхозе
проблемой было мебель купить?! Или ковры-хрустали?! А машины?! Машины были у
кого угодно! Я при Брежневе в магазин шла... Рупь - это были какие-никакие,
а деньги! А я редко когда меньше двухсот рублей заколачивала... я, баба
неученая. Ты вот... твой отец сколько хлеба на зарплату может купить? Сто
кило может?
- Побольше... Кило триста, наверное.
- Ну вот... А я могла с одной зарплаты - все шестьсот кило купить. А
мяса сколько! Теперь все полуголодные. А когда при коммунистах было голодно?
Помнишь ты такое? А твой отец помнит?
"Ну не хлебом же единым..." - примерно так подумал Павел, уже стократ
слыхавший такого рода рассуждения. Больше всего, по его наблюдениям, любили
рассказывать о народном богатстве при Брежневе люди или предельно тупые, или
много чего потерявшие... Не обязательно в денежном исчислении. Потерявшие
власть, беспечную и при том вполне обеспеченную жизнь и так далее. "Нельзя
же все мерить хлебом, мясом и машинами..." - такие примерно мысли копошились
в голове Павла. И наверное, эти мысли странным образом отразились на его
физиономии.
- Ясное дело, не в одном хлебушке дело... - уверенно продолжила
старуха, - хотя и без куска хлеба нельзя... Потому что если ты голодный, то
и рассуждения все эти... хоть про духовность, хоть про политику, все это
тебе будет тьфу! И наука будет ни к чему, и литература, и все умственное...
Вот еще в перестройку, пока деревня голодать не стала, начни разговор про
эти... про черные дыры. Или, скажем, про дельфинов, про разумных. Тут же
споры, тут же разбирательство... до рукопашной! А теперь? Теперь у всех одно
в голове: только бы выжить. А главное: при Советской власти, при
коммунистах, и образование - пожалуйста! И книги - пожалуйста! А поехать
куда-то - пожалуйста! Интересно жили, вовсе не об одном хлебе думали... О
нем-то, о хлебе, почти и не думал никто. Я вот кто была? Я самая лучшая
бегунья была. Что, непохоже?! - засмеялась обезножевшая тетя Дуся, не
вставая с табурета. - А я вот была. Спортом занимались, в клубе танцы...
Весело жили, моторно... Как сейчас - это вы сами видите. Так что вот, не зря
я портреты держу, - уверенно завершила тетя Дуся и откинулась, выпрямилась
гордо - хоть режь ее.
Ответить Павлу было нечего. Проблемы, не раз обсуждавшиеся с папой (и
решавшиеся по-другому) приобретали здесь совершенно иное освещение.
- Поговорили? - Андрей опять начал командовать. - Баба Дуся, до
свидания. - И уже на крыльце: - Ну что... Поздно уже. Давайте так: Ира
пойдет с нами, резать помидоры на салат. А Павел сходит за рюкзаком. Я Вите
Квелому давал рюкзак с каркасом, в тайгу. Ирине такой очень пригодиться.
Во-он тот дом... Видишь?
- Вижу.
Нечто сидело на крыльце искомого дома, под углом к деревянной
поверхности. Сидящий как будто падал и никак не мог до конца ни выпрямиться,
ни упасть. Мутные глаза, сильный "вчерашний запах". Если не сам Витька, то
хоть знает, куда он девался.
- Здравствуйте... Здесь живет Витька Квелый?
- Здравствуй, если не шутишь... Ты из Карска? А сюда зачем пожаловал?
- На рыбалку... Отдохнуть, - Павел пожал плечами как получилось,
простодушно.
- Хочешь? - совал парень Павлу в нос бутылку с какой-то мутно-серой
жижей.
- Что это?!
- Самогонка осталась.
- Нет, не хочу! - Павел замотал головой.
- Как хочешь.
Без большого сожаления парень приник к горлышку и присосался.
- Мне Витька нужен... Я за рюкзаком.
- А-ааа... Я и есть Витька. Ну пошли. - С явным сожалением существо
поднималось с крыльца. - А девчонка с тобой - это жена?
- Жена!
Павел уже знал, что так надо отвечать - к женам не пристают. А если
девушка - не твоя жена, то прав ты на нее никаких не имеешь и защищать от
других тоже не должен.
- А-аа... Молоденький ты какой... Она первая у тебя?
- Ну-у...
- А у меня первая женщина - Колька. В индейцев играли вместе. Он мне
десять тысяч задолжал.
- Десять тысяч?!
- Старыми десять тысяч... Тогда еще тысячи были. Он у меня треху занял,
не отдает. Я ему: "Отдавай!". А тот прятаться от меня хочет. Куда тут у нас
прятаться... Я его поймал, и по сусалам. Он плачет, как котенок... А долга,
гад, не отдает! Я ему тогда - будешь на счетчике стоять, а пока не отдашь -
в огороде помогай. Меня мать в огород - я за Колькой. Он плачет: "Не могу на
солнце!" А я ему: "Занимать мог?! Давай, поли морковку и капусту!" Он
полет... потом в тени сидит и стонет - голова слабая. Прошел месяц - он мне
уже десятку должен!
- А разве он не отработал?
- В огороде - это чтобы не сбежал. А чтобы отработать - такого уговора
не было, - обстоятельно объяснил Витька Квелый. - Вот этот Колька первой
женщиной и стал.
- Пока что вижу - он батраком стал.
- Батра... Чиво?!
- Батраком... Это бедный работник такой.
- И вовсе не бедный... Он еще нас побогаче будет. А пусть не занимает,
гад! - мелькнула злоба в Витькиных глазах, кулак с силой рассек воздух,
врезался в перила. - А первой женщиной он тоже стал. Я ему, когда долг до
десятки дошел... Я ему тогда и говорю - будем в индейцев играть, я в тебя
репой пулять буду. Он между грядками бежит, я беру за ботву... беру свеклу
или репу, в него пуляю. Мы еще маленькие были, по тринадцать... Раз ему в
голову попал, он лежит, вроде как без сознания. А очнулся, потом стонет. -
Витька потянулся, улыбнулся бесстыжей улыбкой. Видно было, что история его
самого увлекает и очень ему интересна. - Вот, он стонет - а у меня,
представляешь, стоит! Сперва зашевелился... незаметно. Потом встал, как
дубина! Мне непонятно, непривычно... я же маленький! Дальше вообще смех! Я с
него штаны тяну, а он хнычет, не дает расстегивать. Если дашь, говорю, скощу
долг. Ничего мне должен не будешь, и в индейцев играть тоже не будем. Он
согласился, закивал и сам штаны и трусы снял. Я его раком поставил - не
знал, что надо на коленки поставить или животом положить... я ж говорю,
маленький был. То-олько приладился... а у меня стоячка кончилась! Я его
пенделем под жопу - опять стоячка! Так пять раз, пока засунул. Дальше смех!
Я взад-вперед, а он визжит. Тоненько, как поросенок. - Витька улыбнулся,
порозовел даже от воспоминаний. - Долго я с ним мучался, он потом ноги
сдвинуть не мог, а кончить я тогда не сумел... маленький был. А знаешь,
городской, как надо, чтоб сразу стоял?
Павел помотал головой. Ему хотелось уйти. Хотелось заткнуть уши. Стало
гадко и тоскливо на душе.
- Ну то-то, учись, пока я жив... - засмеялся Витька, надо сказать,
довольно глупо. - Комбинацию надо на пидора... Брат рассказывал. Он когда в
зону пошел, с собой комбинацию женскую такую, знаешь, взял. Как что, на
пидора ее оденет. Пидор прыгает в комбинации, у брата встает. Потом у него,
у брата, звезданули в зоне комбинацию... Не ему одному было нужно.
Все это время Витька шарил по полкам какого-то подозрительного шкафа,
потом под диваном-развалюхой...
- Вот он! - завопил вдруг Витька победно, и Павел вздрогнул: кто он -
рюкзак, комбинация или "первая женщина" - Колька? Но к счастью, это был
только рюкзак.
- Держи! Так выпить точно не хочешь?!
- Точно. Слушай... А тебе не гадостно? От этой... комбинации на пидора?
- А чего это вдруг гадостно? Ты сам без бабы в зоне посиди-ка!
- Ну как-то...
- Это вам городским, сытым и мытым, все как-то! А у нас просто:
мать-перемать! И пошел. Пить - что горит, трахать - что шелоболится. Так
выпить ты точно не хочешь?
- Точно не хочу. Спасибо тебе.
- Спасибо в рот не покладешь... - глубокомысленно сообщил Витька.
На это Павел не знал как ответить, пожал плечами и пошел из усадьбы.
Странное ощущение появилось от этого визита у Павла: словно заглянул в
какую-то смрадную, жуткую бездну. В тоскливый мрак, где не было ничего из
естественного для Павла, составлявшего привычнейшую, неотъемлемую часть его
жизни... И жизни всех, кого он знал. Но эта бездна, этот расчерченный
зарницами кромешный ад был обычнейшим местом жизни для Витьки, для Кольки и
миллионов других таких же витек и колек по всей Руси по Великой.
Спускался вечер, повисала над деревней розово-сиреневая дымка (днем
была сине-сиреневая дымка от жары), розовое на горизонте, выше - плавный
переход в сиреневое, а еще выше - голубое в дымке небо с золотистым серпиком
месяца.
Вечером пора было к Махалову. Уже издалека, метров за сто пятьдесят от
здания садика, ребята слышали радостную возню, шум и визг. Кто-то с воплем,
с хохотом вылетел из дверей, кто-то чуть постарше гнался за первым, видно
было, что не сердятся, играют. И внутри, в гулком здании бывшего садика было
весело, шумно и здорово. Мебель давно вынесли отсюда, почти всю. Остались
только какие-то убогие столы самого конторского обличия, с изрезанными
крышками, без ножек. Эти сокровища свалили под стенку, судя по пыли - давно.
В опустелых комнатах под бездарно расписанными стенами (лягушка со
стрелой на фоне пруда и кувшинок, лиса и Колобок, Буратино) лежали спальники
и рюкзаки, а на них играла шумная компания - в основном дети лет 12 - 13. Но
верховодил мужик средних дет, с круглой бородатой физиономией и хитрыми
веселыми глазами.
- А ну, кто больше знает штатов США?!
После долгого визга, называния, выяснения, записывания выяснилось, что
больше всех штатов знает сам Лев Михалыч Махалов.
- А кто знает больше графств в Англии?!
Теперь лидером стала бойкая упитанная девочка с ярко-красным бантом в
толстой черной косе.
- А областей в России?!
С областями было хуже всего. Павел сам не заметил, как начал
подсказывать... Потом включился в полный рост, начал сам набирать очки... И
почти выиграл. "Почти", потому что Лев Михалыч знал областей на три больше.
- Хотите с нами? Да пожалуйста! У вас рюкзаки, спальники свои? Тогда
какие могут быть проблемы? Завтра в шесть утра выходим (любивший поспать
Павел мысленно охнул. Последнее время выспаться никак не получалось). А ну,
кто больше знает штатов Индии?!
Народ опять стал веселиться. Вроде бы, пора домой и спать. А дети все
тянули время. Очень не хотелось уходить из островка нормального
человеческого мира, где нет ни дилеров, ни филеров, ни киллеров. Где
интересуются географией, а не этим... как его... менеджментом. Где
интересно, какие штаты есть на западе Индии, а не сколько "заколачивает"
сосед-ларечник и от кого делала аборт которая кинозвезда. Где смеются и
шутят, а не гоняются друг за другом с кочергой или с вырванной из грядки
свеклой.
ГЛАВА 19
Пеший поход
14 - 15 августа 1999 года
В шесть часов утра 14 августа было совершенно светло, пели птицы, и их
свист слышался удивительно далеко и четко в очень гулком, очень сыром,
прохладном мире. Лев Михайлович собирал детей, помогал торочить рюкзаки.
Везде звучал зычный голос, словно Махалов был сразу в пяти местах, но
главное - здесь было почти как у Мараловых: все и сами знали, что делать и
как. Все и делалось словно само.
Хрипатков нетерпеливо постукивал ногой по земле, откровенно томился
перед выходом, и не давал себе труда скрыть это. Единственный, с кем
Хрипатков был хотя бы относительно любезен, юный абориген Вася, должен был
вести отряд до глубоких заводей на Ое, где хорошо купаться.
- Сходите, искупаетесь... Вася вас проводит. А то он хочет, а мы его
одного не пускает.
- А обратно он как?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг