приехавших сюда?
- Я всего, знаете ли, опасаюсь. И гостей, и тех, кто будет тихо,
незаметно сидеть. И я вам докладываю с полной ответственностью: мне нечего
делать тут, на базе. Я убедился, что другого пути сюда нет, и вижу, что это
за дорога. А вот в Малой Речке мне быть совершенно необходимо...
- Вы убедили меня, Павел... Скажу откровенно, когда вы начали разговор,
мелькнула мысль - рвется человек из скучной кампании, от тяжелой работы... А
вы специалист, Паша.
- Стараюсь, Ревмира Алексеевна. Если что-то случиться, Сидоров мне
голову открутит, а работу я эту знаю, второй год на ней.
И на следующий день, 14 августа, утром отряд разделился: все, кроме
Павла, пошли по вчерашнему маршруту. Павел пешком отправился в Малую Речку.
Первые четыре часа шел он по лесу, пробираясь вдоль русел, превращенных
в "автострады", по звериным тропкам, где два раза в месяц проезжает
автомобиль, и потому тропка называется гордо - дорогой. Эти четыре часа
Павел все время свистел, пел, разговаривал сам с собой: предупреждал зверя,
который вполне мог оказаться на пути. Павел не хотел внезапно столкнуться с
медведем или матерым маралом, который решил свои проблемы на сегодня, прилег
отдохнуть... А на него вдруг валится неизвестное двуногое да еще внезапно и
в молчании. Услышав же голос, зверь, скорее всего, просто уйдет.
Спустившись со страшной горы, Павел оказался в почти цивилизованных
местах, где есть настоящие дороги: чудовищно разбитые серо-рыжие проселки.
Тут он присел, опустил ноги в очередную речку, съел горбушку с салом и
подумал.
Впереди лежали еще три часа пути, уже по дорогам, мимо вырубок; здесь
тоже могли быть всякие неожиданности, но все-таки другого рода. Уже не надо
было предупреждать зверей, что к ним кто-то пришел. Здесь не люди, а звери
были на чужой территории, и любой медведь шел бы сторожко, напряженно и
уступил бы дорогу двуногому.
Семь часов шел Павел в общей сложности и только в час дня пополудни
постучался в дверь к Покойнику и к Рите. Поговорив с хозяйкой больше часа и
напившись чаю, Павел лег спать и проспал почти до вечера.
Следующие три дня, 15, 16 и 17 августа, Павел провел идиллически:
единственный изо всей компании "рыболовов", приехавших на красные скалы
"удить рыбу", он действительно стал забрасывать удочки и в Малую Речку, и в
пенистый, бурливый Ой. Делал он это, правда, лениво, и нисколько не
огорчался, если ничто не попалось. Павел не соврал Ревмире Алексеевне, быть
ему разумней было здесь (тем более - в существование клада Павел не способен
был поверить). Но и смыться из команды Ревмиры ему хотелось, и сейчас он
откровенно отдыхал, жалея только, что никак нельзя сделать так, чтобы и жена
оказалась тут же.
За три дня только две компании приехали в Малую Речку, и Павел
активнейшим образом общался с представителями обеих компаний. И не только
активнейшим, но и приятнейшим образом, надо сказать. Потому что компании эти
состояли из хорошо знакомых и симпатичных ему людей, и никто в этих
компаниях не собирался увести жену от мужа, спереть наследство собственной
дочери или учудить какую-то похожую гадость. И ни у одного из членов этих
компаний не было ни безумно горящих желтым светом глаз, ни безвольного
подбородка и выражения мировой скорби на физиономии, ни морды деловой
стервочки. Если бы даже Павел раньше не ценил всего этого, у него была
возможность научиться.
ГЛАВА 11
Пришельцы
Июль 1965 года
Стояли июльские дни, полные пронзительного света, ярких красок,
стрекотания кузнечиков.
Наступал пронзительно-жаркий полдень, все равно нельзя было работать, и
Володя ложился на спину. Вот оно, это сибирское чудо - сосна, ярко
освещенная солнцем. Горит бронзовый ствол, ярко отсвечивают оттенки желтого,
серого, рыжего на ветвях, уходящих в ярко-зеленую крону. И все это - на фоне
такого же сияющего, пронизанного светом неба; чем ближе к осени, тем более
яркого, синего. Иногда, конечно, мелькнет и пухлое облачко, сосна окажется
на его фоне. Но чаще, конечно, небо просто синее, и все. Лежать на земле,
вдыхать запах сосен, и смотреть на застывшие в безветрии кроны, в ярко-синем
обрамлении... Такое может быть только у нас, только летом.
Поразительное дело - по виду неба всегда можно сказать, зима сейчас или
лето. Спутать совершенно невозможно. Во-первых, другие краски. Не знаю, в
чем здесь дело, но краски бывают теплые, летние, а бывают зимние, холодные.
Мама у Володи так и говорит - "холодное небо".
А во-вторых, зимой никогда не бывает таких пухлых, пышных облаков. Даже
отдельных. А вот летом пухлые облака с округлыми четкими формами плывут и
поодиночке, и группами, и сливаются в высокие, клубящиеся гряды.
Причина этого понятна - летом наверху тоже тепло. Становятся возможны
грозы, изменяются краски, появляются пухлые летние облака...
А особенно интересно летнее многослойное небо - не знаю, как еще его
назвать. Когда ветер на невероятной высоте разметывает по небу, вытягивает
перистые облака, а на их фоне плывут пухлые кучевые.
Слетал к земле удивительный вечер июля. Не было в нем уже прозрачности,
нежности весенних закатов, их летучей дымки. Краски неба - гуще,
основательней, но им далеко до осенних. И краски земли тоже гуще, сочнее.
Исчезла игра салатовых полутонов, прозрачная листва, молодая ломкая травка.
Высокотравье, а над ним кроны - уже тяжелые, плотные, темно-зеленые.
Вечером в июле не жарко и не душно, а только очень тепло. Так тепло,
что можно не одеваться, даже в тени. Земля только отдает тепло, но уже не
пышет жаром. Но так тепло, что продолжают летать бабочки. Вечер еще долгий и
прозрачный, - почти как в июне и в мае. Розовая дымка по всему горизонту, не
только на западе. И все пронизано светом - уже без духоты и без жара. Ни
дуновения. Несколько часов безветрия, розово-золотого света, розовой дымки,
покоя, невообразимых красок неба. Если днем машины подняли пыль - теперь она
медленно опускается, позолоченная солнцем.
Володя с Колей пили крепкий чай, говорили тихо, чтобы не нарушить
волшебство. Вечер нес интересный комплекс ощущений - покоя, отрешенности,
какой-то завершенности во всем. Жизнь представала быстротечной и красивой,
как на гравюрах Хокусаи. Вот повернется чуть-чуть солнце, и уйдет розовое
чудо, раствориться. А вместе с тем угадывается что-то, стоящее за сменой
форм, их внешней красотой и совершенством. Так звуки органа вызывают грусть,
острое переживание красоты и совершенства, понимание земного как преддверия.
Володя выходил из палатки в росистую тихую ночь и слушал крики ночных
птиц, наблюдал прерывистый полет летучей мыши сквозь голубой лунный свет.
Володя испытывал острое, совершенно животное, языческое ощущение
счастья, и сам удивлялся, что он понимает это. Понимание своего счастья было
так же ярко, как само переживание, и так очень редко бывает с молодыми
людьми.
Молодые мужчины, до тридцати, очень редко бывают счастливыми. Слишком
многое должен сделать мужчина в эти годы, свистящие, как пули у виска.
Слишком много работает, чтобы замечать природу. Слишком устает, чтобы
думать. По крайней мере, чтобы думать о несуетном, несиюминутном, и думать
не спеша, не суетясь.
У Володи работа состояла в том, чтобы вслушиваться, вглядываться в
природу и как можно больше понимать, передумать, перечувствовать. И в том,
чтобы пройти как можно дальше в каменные громады Саян, пока не наступили
холода.
Парни поднимались на перевалы, и оказывалось вдруг, что почти весь
мир - уже внизу, а вокруг и выше - только яркая синева, мерцание, только
пронзительный ветер.
Жизнь простиралась перед Володей - бесконечная, прекрасная, как
ярко-синее мерцающее небо, и обещала так же много.
Этот день, нежданно-негаданно перечеркнувший жизнь, настал в самом
конце июля. Третий день шли Володя и Коля вверх по реке, желто-прозрачной от
желтоватой взвеси из верховьев; реку так и называли Желтоводьем. Всю ночь
слышался голос реки: бормотанье, бульканье, журчанье. Река мчалась вниз со
скоростью курьерского поезда, несла камни, и камни глухо стучали в русле.
Днем, когда парни промывали грунт в реке, стук камней слышался не так
сильно. Ночью стук разносился на десятки, может быть - даже на сотни метров.
Днем река тоже работала, но шум был не такой, словно бы глуше и тише. И
тишина июльского ясного дня посреди дикой тайги. Когда на каждой полянке
из-под ног - полчища кузнечиков, а в каждом затененном месте - такие же орды
лягушат. И все время - то срывается тетерев, то пробежит скачками кто-то
маленький - наверное, заяц.
Володя думал, что заметил первым необычное - зарубку на стволе березки.
Сначала он прошел даже вперед, не поняв, что именно увидел. И остановился,
резко повернулся... Да, кто-то ударил по стволу ножом... или топориком, кто
знает? Ударил и стесал ствол ровной, четкой полосой, сделал зарубку. Кто?!
Кто, если ближайший человек живет в трех днях пути отсюда?!
Не веря себе, геолог сделал шаг к березке, положил руку на зарубку.
Обернулся на спутника, что-то хотел сказать. Николай деловито извлекал из
патронника патроны на мелкую дичь, опускал в стволы ружья патроны с тяжелой
картечью.
- Ты что, Николай?!
- А ты посмотри на тропинку. Вот, отсюда уже видно.
Тропинка, сколько видно, и правда была ровная, высокая. Ветки деревьев
смыкались над ней не на уровне груди, а гораздо выше человеческого роста.
Тот, кто ходил по тропинке, ходил по ней на двух ногах и был ничуть не
меньше человека.
- Коля... Ты погляди, - показал Володя на ствол березки.
Николай молча кивнул, так же молча мотнул головой: мол, пошли.
Действительно, что говорить?! Ну, живет тут кто-то неизвестный... Может,
остатки белогвардейских банд, убежавших в горы от страха перед животворной
мощью трудового народа... Их специально предупреждали, что могут встретиться
такие банды, и говорили, кому надо позвонить. Или это кто-то... Ох, даже
среди дня не хотелось вспоминать рассказы про этих, мохнатых и диких... Во
всяком случае, два советских человека должны разъяснить, что тут происходит.
Все разведать, все понять, обо всем донести партии и правительству.
Володя перекинул на грудь винтовку, толкнул рычаг предохранителя.
Тропинка вроде становилась шире. Что-то странное мелькнуло в стороне,
подальше от реки и от тропинки. Нет, к этому "нечто" тоже вела тропинка!
Кто-то сделал узкую просеку между деревьев. Узкую, как лаз, очень неровную,
метров тридцать или сорок длиной, метров пять шириной. По неровным краям
росчисти валялись груды пожухлой травы... Впрочем, не только пожухлой, вон
здоровенная куча ядовито-зеленой, - кто-то здесь полол сегодня утром, скорее
всего - до жары. А на росчисти, затененная кронами, росло что-то страшно
знакомое - аккуратно окученная картошка. Впрочем, вот и зеленые перышки -
лук, и еще что-то, торчащее пучками - кажется, это редиска.
Зрелище было настолько невероятным, что парни минуты три стояли, молча
глядя на эту делянку. Делянка была заботливо окружена валом из деревьев,
сваленных для ее расчистки. Тот, кто рубил просеку, сразу же окружил ее так,
чтобы меньше лезли звери.
Николай сделал понятный знак. Володя пошел с одной стороны поля, сам
Николай пошел с другой. Ага! Вот опять что-то вроде тропинки, ведет вверх по
склону. Но только именно что вроде, потому что ходили по этой тропинке мало.
В стороне тоже вроде тропинка. И вон... Приходило понимание, что кто-то
специально не торил широкой тропы, ходил то в одном месте, то в другом.
Парни шли почти по пояс в папоротнике-орляке, везде ровно колыхавшемся под
ветром. Вот странная проплешина... здесь тоже кто-то посадил лук. Разумно,
что лук - звери его не съедят, хотя здесь вала из деревьев не было. Сажавший
пришел сюда весной, расчистил проплешинку метров пять на пять, посадил лук и
ушел. А потом несколько раз приходил и пропалывал, последний раз уже
сегодня, позаботившись отбросить подальше вырванную траву: чтобы кто-то не
стал ее съедать и не потоптал бы лук.
Голос реки ослабел, стало жарче, потому что здесь был реже лес, лучи
солнца доходили до земли. Вот и еще что-то странное - зачищенный откос в
овраге. Овраг как овраг, только вот с одной стороны кто-то подкопал склон,
вынимал из пласта белой глины.
Близ горла старого оврага опять что-то росло... Капуста! Тут, между
редких деревьев, разбросаны кочаны. Странно разбросаны, рассажены в
беспорядке, без системы. То тут грядка, то там. Почему не возле реки? Тут же
воды не натаскаешься! И здесь не боялись посадить капусту, которую звери
очень даже едят, и даже с завидным аппетитом. Значит, охраняли? Ни один
кочан не поврежден... Кстати, в этом лесу что-то вообще не видно зверя. И
позавчера, и вчера вспугивали медведей, оленей, лосей, не говоря о белках и
зайцах. Сегодня лес словно бы вымер.
Николай вдруг встал, как вкопанный, уставился на что-то на земле.
Володя резво подбежал, насколько позволял ему орляк. Возле хорошо
прополотого огорода (папоротник был выполот даже метрах в трех от края
возделанной земли). Как раз на этом выполотом, возле обработанного тяпкой,
лежал платок. Обычнейший платок из грубого деревенского полотна, а на
платке - кочан капусты. Не кочан даже, скорей кочанчик - то, что успело
вырасти на приличной высоте, в тени скрывавших огород деревьев. Кто-то не
утерпел, решил поесть сегодня молодой капусты... и оставил ее здесь и
убежал.
Володя взял в руки кочан, и на руки ему стекла прозрачная, прохладная
вода, прямо из сердца кочана. Удивительный все же контраст - уже жарко,
немилосердно палит солнце. Бронзовые, зеленые кроны на ярко-синем небе
позднего лета. И прохладная вода на руках.
Тропинка уводила вглубь оврага. Вернее - бывшего оврага. Последние годы
вода нашла другой путь, и на дне и на склонах оврага в этом году выросла
трава. А на пологих местах рос кустарник, даже молодые деревца.
Овраг становился все глубже, стенки - все выше и круче, тропинка на
днище оврага - все явственней. Попадались даже отчетливые следы ног, обутых
во что-то без каблука.
Геологи шли все осторожнее, поводя стволами то вперед, то вверх, вдоль
бортовины оврага. Володя учился в университете, и у них была военная
кафедра. Коля в армии служил - в стройбате. Оба понимали, что солдаты совсем
никакие, что опытные люди возьмут их здесь не за понюх табаку, стоит сильно
захотеть. Но и уйти уже было нельзя.
Овраг совсем сузился, днище круто пошло вверх. По всему судя, геологи
приблизились к самому устью оврага. Кто-то расширил эту часть оврага,
положил жерди, вогнав их в борта, на высоте примерно метров двух, загородил
жердями свой навес, чтобы получилось помещение. Вода давно не хлестала в
овраг, в хибаре вполне можно было жить... По крайней мере, вполне можно было
летом. Со смутным чувством смотрели геологи на эту обмазанную глиной стену
из жердей, на темную низкую дверь, на очаг со свежими угольями, рогульки,
обрубок бревна у очага... Кто-то жил здесь, в сотнях километров от жилья,
скрытно разводил капусту, картошку и лук; и не просто так жил себе и жил;
этот кто-то продолжал еще и прятаться. От кого?!
- Эй!.. Выходи! - нехорошо звучал надтреснутый голос Володи в теснине,
словно в бочке. "Как в могиле", - подумалось ему еще хуже.
Коля двинулся вперед, сделав недвусмысленный жест: "Прикрывай!"
- Эй! Человек! - продолжал кричать Володя, отвлекая. - Мы советские
люди! Мы тебе ничего не сделаем!
Одновременно он пытался следить за бортами оврага, за местом, откуда
пришли... И конечно же, не успевал. Это было самое лучшее время, чтобы
напасть на геологов. Но отвечала только тишина. Никто не нападал, не
появлялся ни в дверном проеме, ни наверху.
Николай бросился вперед, упал на землю, - голова, руки с ружьем - в
проеме. Так бросался в двери вражеской избы герой-разведчик из фильма,
снятого по повести Светлова. К чести Володи - он тут же помчался на помощь,
упал на колено, чтобы его ружье - над головой Николая. Так стреляли шведские
солдаты в одном польском историческом фильме. С полминуты глаза привыкали к
полутьме - ни окна, ни дырки в потолке тут не было. Хибара прочно пустовала.
- Коль, постереги пока снаружи...
Николай торопливо кивнул, кинулся наружу, не тратя времени даже на
отряхивание одежды. По-прежнему все было тихо.
- Давай! Посмотри, что там!
Володя уже шастал по хибаре. Грубо сколоченные нары - горбыль на двух
обрубках дерева. Тряпье, издающее запах овчины, прикрывает не полностью
нары. Какое-то подобие стола. Деревянные гвозди между жердей, на них -
плетеная веревка, ремни, непонятные какие-то обрывки, кожаная сумка. Два
глиняных горшка, в одном - остатки варева. Глиняная миска. Глиняная кружка.
В углу горой - плетеные корзины, большущий плетеный короб. Куча прутьев,
тоже для плетения. Тяпка, лопата в другом углу... странной работы, не
заводской, как будто по ним били молотом. Вот тут отметина, вот тут, вот
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг