вчерашний день он окончательно потерял направление и долго сидел,
определяясь по карте. Вроде бы излучина Келамы была километрах в двадцати...
или в тридцати? Он не был уверен. Направление еще можно было определить по
солнцу, звездам и по компасу, а расстояние, свое положение на местности -
только примерно.
Единственно, на что можно было рассчитывать, это что стадо будет
постепенно двигаться к Келаме (пока вроде так и получалось) и за несколько
дней попадет в ее долину. Кроме того, если снег растает до конца, стаду все
равно придется искать воду... А маленькие реки все равно впадают в большие;
надо идти по долинам к устью больших, и там всегда стоят поселки, живут
какие-нибудь люди. Миша был уверен, что сумеет убежать, если определится на
местности. Теперь, после костра, он мог бы бесконтрольно уходить и
приходить, как это делал молодой самец. Акулова он твердо решил оставить со
своим хозяином. Сегодня этот последний не носил на себе Вовку, и тот
передвигался сам, еле переставляя параллельно ноги, наклонившись вперед,
морщась и охая. Если даже бы за ним и не следили, бежать он был не в
состоянии. Кормили Вовку все, включая девочку, но кормили сырыми леммингами,
как и следовало ожидать. А что к костру его не пустят и поджарить леммингов
он не сможет, Миша был совершенно уверен. Может, сделать ему отдельный
костер?
Мише уже не давали еды, он мог рассчитывать только на большую добычу,
из которой ему достанется куропатка или заяц. Но ему ведь и не надо было
больше. И запасов в рюкзаке было дней на восемь, а если экономить, то и
больше. Миша решил экономить и пока занялся ловлей леммингов - все равно
заниматься было решительно нечем. К его собственному удивлению, скоро Миша
стал обладателем пяти дохлых леммингов и мог делать с ними, что угодно.
Неторопливо перемещаясь вместе со стадом, Миша сам не замечал прелести
своего положения. Насколько безопасно он чувствовал себя в компании этих
невероятно сильных, приспособленных существ, дошло до него только тогда,
когда на стадо наскочил медведь и одна из самок что-то неразборчиво рявкнула
в его сторону. Старый самец помчался разбираться, ударяя себя в грудь
кулаками, отчего грудь гудела, как пустая бочка, издавая самые зловещие и
очень громкие "Уаррр"... Миша помчался на эти звуки, на треск в кустах - и
правильно сделал, так и должен был вести себя взрослый самец. Но бежал-то он
совсем не чтобы сразиться с медведем, он и понятия не имел, что происходит,
и примчался-то он уже к шапочному разбору, когда наваливший зловонную кучу
медведь, ухая от ужаса, несся уже в полукилометре от места происшествия, а
главный самец урчал и выл ему вслед, а самки подвывали и урчали, соглашаясь
с господином и повелителем.
Только после этой истории Миша сообразил, что со зверолюдьми не боится
никого - ни волков, ни медведей, ни каких-нибудь залетных бродяг. Хотел бы
он посмотреть, как драпает бич, столкнувшийся в кустах с милой, почти
безобидной девочкой зверочеловека!
Девочка вообще старалась держаться к нему поближе, а теперь решительно
приближалась к нему, издавая жалостное "Уууу...". Миша дал ей лемминга, и
девчонка моментально его съела. Тогда он достал миску из рюкзака, выпотрошил
леммингов, отрезал голову, оставив только то, что будет жарить. И
отвернулся, чтобы не глядеть, как девчонка поедает ливер леммингов.
Девочка не отставала, все ходила, вздыхала вокруг. Нет уж, тушки Миша
не отдаст! Это у него здесь ужин, и предстоит еще собрать на завтрак!
- Ну чего тебе?!
- Уууу... аууу...
Девочка дернула его за куртку, отбежала, оглянулась. Миша сделал пару
шагов за ней. Девочка просияла во всю клыкастую пасть, пробежала еще
несколько метров. Стало очевидно, что ведет. Вопрос, конечно же, куда? Миша
пошел, потому что не боялся девочки, и ему было интересно. Стадо исчезло за
склоном, стихли ворчание и урчание. Миша обогнул лиственничный выворотень и
почти наткнулся на девочку. Девочка стояла в какой-то очень покорной позе,
опустив руки ниже колен, и с очень странным выражением лица - лукавым и
ласковым одновременно.
И тут же изменила позу - встала, выставив в сторону Миши волосатый
мускулистый зад, уперев в щиколотки длиннющие руки.
- Уааар...
Наверное, это была во всех отношениях неправильная реакция, с чьей
точки зрения ни посмотри. Но Миша начал дико хохотать. Смех буквально
раздувал его изнутри, рвал ему внутренности, выплескивался из него
судорожными, неудержимыми спазмами. Такими, что он упал, перекатываясь с
боку на бок, задрыгал в воздухе ногами. Слезы текли по щекам, бока и живот
начали болеть. А что хуже всего, мохнатая соблазнительница присела тут же и
тыльной стороной ладошки стала стирать слезы с Мишиных щек. И трогательно, и
жаль ничего не понимающего существа, действующего в меру своего, уж какое
есть, сознания. Хохот Миши на выдохе вдруг перешел в судорожные рыдания,
стало невыносимо жаль их всех - его самого, Акулова, невесть где бродящих
ребят, эту девочку-получеловека, даже без имени, без речи, впервые увидевшую
огонь, даже главного самца, который скоро, наверное, одряхлеет и его убьет
молодой. Миша понял, что стоит на пороге нешуточной, бурной истерики.
Усилием воли он остановил сотрясавший грудь приступ, вцепился зубами в
рукав. Но слезы еще лились, тело дрожало, и надо было напрягаться, чтобы
подчинить себя себе.
А девочка сидела здесь, на корточках. И дождалась, пока он встал и
пошел, поплелась в двух шагах от него. По ним, вернувшимся, скользнули
взглядом обе самки, а девочка все бродила за Мишей, как тень.
- Ну что тебе? Как я тебя звать-то буду? Хочешь, будешь Машенькой?
Девочка слушала, склонив голову набок. Миша хорошо умел общаться с
собаками, с лошадьми и понимал, что для нее важнее интонации. За день он
поймал еще несколько леммингов и одного отдал целиком, а остальных
выпотрошил, и, отдавая девочке еду, всякий раз называл ее Машей.
Пришел молодой самец и кинул несколько зайцев для всех (наверное,
нескольких еще съел сам, в своем путешествии), потащил в кусты Акулова. Под
стоны, оханье, поросячий визг из-за кустов, удовлетворенное сытое уханье,
Миша выпотрошил еще и своего зайца, чтобы приготовить вечером. Позвал:
- Маша! Машенька!
- Уууу...
Откликнулась! И Миша с радостью отдал весь ливер зайца, его голову.
Вечером опять был костер, и опять все сидели строго по рангам. Только
Машенька подошла на этот раз к Мише сзади и тихо стояла, дыша в затылок.
Было все понятно - хочет быть его самкой и он вроде бы не против - как-то
назвал, ласков, дает еду. А с другой стороны - не взял он Машу там, за
выворотнем, и чувствует она себя неуверенно. А может, она не нужна? А может,
прогонит?
Миша подвинулся, взял за руку Машу, подтянул к костру. Поймал взгляд и
улыбнулся. Зверолюди улыбку понимали и сами умели улыбаться почти
по-человечески. Маша гордо огляделась, обхватив руками коленки. Мише было и
смешно, и трогательно. Это было так по-женски! И правда, разве женщины
поступают иначе? В том числе цивилизованные и безволосые?
- Уааар... Уааррр...
Главный самец впился в Мишины глаза своими зрачками. Но Миша уже умел
понимать и быстро отвел глаза, попытался ответить, как надо:
- Уууу... Уаа-ууу...
- Уааа! - страшно изумился, чуть не упал в костер самец.
Мише стало смешно - самец заметил, что он выбрал самку,
продемонстрировал свой новый ранг. И проверил, намерен ли Миша знать свое
место? А Миша подтвердил, что собирается.
В этот вечер произошли события, после которых Миша твердо понял, что,
чтобы быть уголовником, нужно родиться с особым устройством психики. А
человек, который не родился, никогда не превзойдет родившегося. Дело в том,
что Миша занимался Машей, главным самцом, наблюдениями за стадом и думать
забыл про топор. Уголовник бы никогда не забыл, а вот он, что поделать, не
принял опасности во внимание, то было очень неразумно, вне сомнения.
Потому что за спиной опять хромал Акулов, не в силах распрямиться и
свести вместе ноги, не смел подойти к костру. И если бы Маша не уставилась
на что-то за его спиной и Миша бы не оглянулся, Акулов смог бы подойти
вплотную и наверняка зарубил бы его. Позже, думая об этом, он стал считать,
что Маша отреагировала на выражение лица Акулова. В конце концов, что такое
топор и чем он опасен, Маша и понятия не имела.
Миша мог бы, наверное, отнять у Вовки топор, но он сделал все проще и
без риска, он перекатился в сторону, почти под ноги главного самца, и
отбежал. Со перекошенным лицом, почти с рыданием, Акулов бросил топор
наземь. Так и стоял, глядя на Мишу в упор. У Будкина не было зла, разве что
на себя, что сделал несусветную глупость. Убить его? Он бы мог, и стадо вряд
ли возмутилось бы. Но убивать, тем паче убивать вот этого, всего в синяках,
с разорванным, кровящим анусом? Миша чувствовал, что не сможет прикончить
ничтожного. Пес с ним...
Совсем иначе мыслил молодой самец. Его пидор что-то сделал не так,
нанес ущерб самцу близкого ранга. Какой ущерб, еще не ясно, но вот самцу
пришлось вовсю спасаться! И это требовало вмешательства. Разумеется, убивать
Акулова он и не подумал, тут нет слов. Но самец поймал Вовку, со зловещим
"уаа-аррр..." некоторое время таскал за собой, не зная толком, что делать. И
наконец положил трепещущего Акулова поперек колен и начал методично шлепать
могучими ладонями по измученному заду пидораса. Акулов взвыл дурным голосом,
пытался закрываться руками, вызывая новые приступы восторга у зверолюдей.
Стадо опять веселилось, кроме Миши. Маша ржала вместе со всеми, в ее
пасти жутко отсвечивали клыки. Постепенно, впрочем, Маша притихла, потому
что поглядывала на Мишу, старалась копировать его поведение.
Ложась спать, в этот вечер Миша принял меры предосторожности. Можно,
конечно, было бы и уйти со спальником подальше, но уж очень не хотелось
показывать Акулову, что он его боится. Миша решил использовать сторожа,
заманив Машу в свой спальник. Тем более, что в этом не было для Маши
никакого человеческого смысла.
Но Маша в спальник не пошла, отказываясь самым решительным образом.
Миша засовывал в спальник ее руки и ноги, показывая, как тепло. Похлопывал
возле себя с самыми лучезарными улыбками, сворачивался в самые
привлекательные позы. Истощив терпение, просто потащил Машу к себе, но чтобы
совершить насилие над этим существом, требовался не крепкий, тренированный
парень, а горилла или лучше всего слон. Маша была сильнее его раза в четыре
и если не хотела идти, значит не хотела, оставаясь наверху с жалобным
выражением глаз и с таким же жалобным попискиванием.
Впрочем, Маша и не уходила. В сумерках арктической полуночи мохнатое
существо сидело здесь же, на спальнике, пряло ушами. Получается, что
сторожило. И спала Маша здесь же, почти на спальнике, и в странной позе,
вниз животом, на локтях и коленях, попа кверху. Но Миша убедился, что спала
она очень чутко, постоянно просьшаясь, поднимая голову и осматриваясь. А уши
и во сне все время шевелились, описывая чуть ли не полные круги. Подойти к
Маше незаметно не смог бы не только что Вовка Акулов, но даже и полярный
волк.
И следующий день был такой же, только теперь Миша везде ходил вместе с
Машей, а ночью она опять пристроилась на его спальнике. Он с вечера
наготовил еды, чтобы позавтракать пусть холодным, но жареным и вкусным, не
тратя консервов и хлеба.
ГЛАВА 14
Идущие на смерть приветствуют себя
28 - 31 мая 1998 года
Трудно сказать, как реагировали бы Красножопов и Крагов, узнай они - в
двухстах метрах ниже, под ними, отделенный пеленою туч, по снегу идет Миша
Будкин? Во всяком случае, сесть там они все равно бы не могли.
Самолет гэбульников ушел на запад... именно туда и гнало тучи. На
востоке пелена кончалась только километрах в двухстах, это было известно.
Самолет все больше забирал на юг, и все большее расстояние отделяло самолет
от Миши.
Но и там, где в другую погоду открылся бы им берег озера, сейчас под
крылом спецсамолета плыли все такие же тучи. Альтиметр показывал двести
метров, сто пятьдесят... Машина входила в туман, видимость нулевая, летчик
выходил из облаков.
Километрах в пятидесяти летчик доложил, наконец, что может попытаться
сесть, к страшному негодованию начальства.
- Вы понимаете, что саботируете исполнение задания?!
- Я саботирую или туман?!
- Вы военный летчик! Вы должны соответствовать! Я поставлю вопрос!
- Садиться в том квадрате я не буду! Это верный конец, как вы этого не
понимаете!
- Я на вас напишу докладную!
- А я на вас! Вы пытаетесь провалить задание, поставив принципиально
невыполнимые условия!
И Красножопов предпочел заткнуться. Чего-чего, а докладных в "фирме"
боялись.
Машина вывалилась в узенькую щель между землей и облаками, почти над
вершинами лиственниц. И деревья, и сама земля - все было под таким же мокрым
снегом. Это предусмотрели - самолет был, как-никак, на лыжах. Вот как будто
подходящая равнинка...
Натужный, прерывистый рев. Заход на посадку сквозь серые полосы,
уходящие к земле от туч, неровная поверхность снега, лиственницы - все это
стремительно неслось на людей.
- Держись!!!
Сильный толчок, еще один, бешеная тряска под натужный, тяжкий рев
моторов. Людей швыряет друг на друга, почти выбрасывает из сидений. Вроде бы
тряска поменьше. Толчком, внезапно, самолет остановился. Моторы взвыли и
замолчали.
Красножопов с удовольствием отметил, что первым с кресла вскочил
Крагов.
- Подвигать конечностями! Отстегнуть ремни, встать! Ну что, ребята,
есть живые? Тогда - слушай мою команду!
Спустя час на снегу высилась груда снаряжения, а Красножопов
доругивался с летчиком.
- Никакого снаряжения не оставляю! Снаряжение - для спецзадания!
Оружие - для спецзадания! Продовольствие - для спецзадания! Для чрезвычайных
случаев есть свой спальник, есть неприкосновенный запас!
- НЗ рассчитан на три дня! Сколько мне тут сидеть, неизвестно!
Летчик со злостью пинал треснувшую, почти расколотую повдоль лыжу.
- Вам же ясно сказано, к вам вылетят сразу же!
- А когда оно настанет, ваше "сразу же"?! Вот это, - летчик тыкал в
низкие тучи, - это все недели на три! И передавали же!
- Пр-рекратить панику! Истерика при исполнении задания! Вы не взяли
запасные лыжи - это преступление! Вы несете ответственность!
- Пятый раз вам сказано - в инструкциях...
- Ма-алчать! Летишь над снегом - должен быть запас лыж! Сколько надо -
такой и запас!
- Да мне же велели убрать, чтоб ваше все вошло! Тонна перевеса! Все
забито!
- Ма-алчать! Не ра-ассуждать!
- Да оставьте вы нам тушенки! Мы хоть на макаронах просидим!
- Эт-то что такое?! Вы опять?! Тушенка выполняет спецзадание! Макароны
идут на спецзадание!
- Да хоть концентратов оставьте!
- Концентраты нужны выполняющим спецзадание!
- Мой НЗ рассчитан на три дня, на одного!
- Выполняйте приказ! Тут условия военного времени! Не рассуждать!
Исполнять!
Летчик был какой-то не такой... Будь он такой, не пожалел бы ему
Красножопов ни тушенки, ни другой еды, получше. А этот... глаза какие-то
блудливые, никакой выправки, все мысли - только про жратву. Тоже мне -
лучший летчик управления! А там говорят - на задание только его! Его, мол,
надо ценить!
И с удовольствием перевел Красножопов глаза на Андрея Крагова: вот уж
этот - соответствовал! Сам подтянутый и бравый, вид лихой, с рюкзаком и
оружием, и отряд уже построен весь.
Святослав Дружинович даже нос наморщил, так приятно было видеть
Крагова. Остальные - эти здоровенные парни в камуфляже - это все-таки было
не то. И биографии у них какие-то... Простые рабочие, что взять, а у этого,
у Косорылова, так и вовсе мать - учительница литературы! Сидит, дура, в
своей сельской школе и учит местных дураков глупостям про Наташу Ростову за
триста рублей, которые к тому же и не выплатят ей никогда. Этот дурак, ее
сын, тоже нес чего-то про служение Отечеству... как будто может понимать!
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг