велели в день открытия бюста заснять сюжет на телевидении, и вот тут-то
возникли первые, никем не предвиденные сложности. Все время никак не
удавалось провести съемку. То провода запутывались, то камера неизвестно
почему падала, то оператор вдруг шарахался - ему вдруг показалось, что на
него валится потолок...
Словом, провозились два часа, и тут вдруг дунул страшной силы ветер...
Собственно говоря, ветер мог быть и не такой страшной силы - очень может
быть, что-то особенное ветру приписали потом, задним числом: ведь раз уж с
этим ветром связаны какие-то странности, приведшие ко всяким последствиям,
то и ветер, получается, должен быть каким-то необычным... Очень может быть,
что и не прозвучала фраза, сказанная одной журналисткой:
- Все силы ада! Что за черт! Кому угодно что угодно дам, лишь бы
закончить!
А может быть, ругалась и призывала чертей вовсе не журналистка, а
какие-то совсем другие люди... Вроде один осветитель был очень невоздержан
на язык - сообщали мне и такую версию.
Но вот что известно совершенно точно: порыв ветра распахнул окно,
стекло вылетело из одной рамы и рухнуло с трехметровой высоты прямо на
журналистку. Несчастной женщине буквально отрубило нос, и кровь фонтаном
брызнула на бюст Ивана. Дико кричащую журналистку унесли (пришить ей нос
обратно хирургам так и не удалось, не знаю почему), бюст вытерли... и съемка
тут же состоялась!
Тогда же и задуматься бы, но времена-то были самого что ни на есть
воинствующего атеизма. Никита Сергеевич лихо закрывал церкви "по просьбе
трудящихся", велись шизофренические диспуты между священниками и
комсомольской общественностью, и увидеть в происшедшем что-либо, кроме
случайности, было попросту неразумно: вполне могли последовать и оргвыводы.
Например, о том, имеет ли право такой подозрительный тип занимать высокое
место научного работника в Музее антропологии и этнографии или не позорит ли
он высокое звание советского журналиста.
Так что выводов отнюдь никто не сделал, а по случаю открытия бюста
устроили шумный банкет. Прямо тут же, в музее, стояли накрытые столы, и
шутники охотно били своим бокалом о бюст Ивана IV: мол, пьем твое здоровье,
Иван Васильевич!
А некий шутник... журналисты говорят, что из научных работников, а
научники - что он из журналистов... Одним словом, нашелся разгоряченный
напитками идиот и закричал:
- Эх, жалко, нет виновника торжества с нами!
И опять дунул ледяной вихрь и уже не просто вышиб плотно закрытое окно,
нет! Он прошелся по всему музею, превращенному в банкетный зал, закрутился и
словно растаял. И началось...
То некая дама начинала истерически кричать: на нее в упор смотрели два
призрачных, горящих красным огнем глаза.
То человек, вышедший в туалет, прибегал со сдавленным криком, как в
страшном сне, - за ним гнался кто-то, источавший ледяной, нечеловеческий
холод.
То человек, шептавший что-то на ухо прелестной соседке, вдруг
обнаруживал, что обнимает за плечи скелет, и вскакивал опять же со
сдавленным воплем.
И почти все чувствовали тут присутствие какого-то неведомого,
несимпатичного и неприятного существа, остающегося невидимым, но явственно
ощущаемого. Это существо бродило по залу, и пировать в его компании никому
как-то особенно не хотелось. Банкет сам собой стал сворачиваться и кончился
тише, чем хотелось бы очень многим.
Что сказать? Массовая галлюцинация? Люди поели несвежего (никто ведь
толком не помнит уже, что именно ели и откуда это взялось)? Может быть.
Но исходя из чистой воды предположения, вовсе не пытаясь доказать что
бы то ни было, замечу: с точки зрения христианина может существовать только
одно место, в котором может пребывать душа Ивана Грозного. Наши
прибабахнутые "патриоты" и "государственники" возводят на пьедестал
многоженца, садиста и убийцу, а сковородка и парочка крючков отведены для
него только в одном заведении, и вариантов тут быть не может.
Доказать я этого не в состоянии, но и проверять этого сам не буду и
никому из читателей тоже не посоветую.
ГЛАВА 25
КАЛУЖСКИЕ ИСТОРИИ
Скучно в городе Тарусе
Девочке Марусе...
Н.ЗАБОЛОЦКИЙ
Калуга сама по себе приятный городок, но у нее есть два серьезных
недостатка.
Первый состоит в том, что Калуга расположена слишком близко от Москвы,
и все, кто поэнергичнее, потороватее, рано или поздно перебираются туда.
А второй недостаток - очень уж плоская местность в городе - нет ни
холмов, ни гор, ни буераков... Как-то скучно!
Преимуществ и отличительных особенностей у Калуги тоже два...
Первый из них - это икона Калужской Матери Божией. Уникальная икона, на
которой Матерь Божия изображается читающей книгу! Нигде не видел я ничего
подобного, а эта икона удивительно приятная и написана в таких мягких,
пастельных тонах, что сами по себе эти тона услаждают и успокаивают душу.
Вторая отличительная особенность Калуги, делающая ее интереснее других
городов, - в ней жили Константин Эдуардович Циолковский и Александр
Леонидович Чижевский.
Циолковский широкой публике известен побольше... При советской власти
его широко рекламировали как автора идеи выхода человечества в космос. Стали
знаменитыми его слова: "Земля - колыбель человечества, но нельзя же вечно
жить в колыбели!"
Звучит красиво, мысли гордые, и Константин Эдуардович Циолковский
действительно поставил вопрос о выходе в космос не как о бесконечно далекой
перспективе, а о деле реальном в самом недалеком будущем. Но в советском
официозе как-то не рекламировались другие стороны деятельности
Циолковского...
Например, что Циолковский планировал выход в космос, строго говоря, не
человечества, а, так сказать, его разумной составляющей. Ведь тело человека
в условиях космической невесомости, огромных расстояний, отсутствия воздуха,
жуткого холода совсем неудобно, да и ненужно. А какая разница, как будет
выглядеть и в какой форме будет представлен человеческий разум? Пусть
обитателем космической бездны станет "некий плазмоид", "разумный луч",
наделенный свойствами человеческих личностей... Какое отношение мы с вами
имеем к "неким плазмоидам" и почему их полеты в космос - это наш с вами
выход в космос, я недопонимаю, но это второй разговор.
Впрочем, Циолковский стеснялся собственного тела, ведь стезя человека -
высокий дух, проникновение в тайны мироздания... А это сволочное тело только
и делает, что жрет, пьет, совокупляется, гадит... Как же его не
возненавидеть?! "Плазмоид" несравненно удобнее и приличнее...
Не рекламировались и некоторые другие идеи К.Э.Циолковского - например,
что биосфера Земли должна быть уничтожена, как отработавшая свое. Вот,
рассуждал Циолковский, примитивные племена и народы Земли вымирают, и это
хорошо - они ведь уже не нужны. Да и вся биосфера, колыбель человечества,
больше уже не понадобится.
А.Л.Чижевский, основатель таких направлений в науке, как
аэроионификация и гелиобиология, известен широкой публике поменьше. Его
исследования до сих пор интересны ученым; Чижевский впервые связал циклы
активности Солнца и процессы, протекающие в человеческом организме и в
человеческом обществе. Да, и в обществе! Чижевский не доказал прямой связи,
но доказал, что войны, восстания и грандиозные переломы в жизни цивилизаций
совпадают с периодами солнечной активности.
Этот незаурядный человек чуть ли не единственный, кто по доброй воле
задержался в сталинских лагерях: Чижевский хотел закончить свои исследования
и попросил отсрочить его освобождение. Уже вольным человеком, имея право
покинуть лагерь в любой момент, он еще две недели заканчивал свою работу и
только потом уехал...
Но и он поддерживал основные идеи Циолковского - о ненужности биосферы,
о выходе в космос тех, в кого должно превратиться человечество. Земляки были
и единомышленниками... по крайней мере, в основных мировоззренческих
вопросах.
И еще одной важной детали о жизни Циолковского и Чижевского как-то не
упоминали в советское время - они были убежденнейшими антропософами,
поклонниками Елены Блаватской и Елены Рерих. Одна из книг К.Э.Циолковского,
"Сны о земле и о небе", начинается так: сидели, мол, в Гималаях девятеро
мудрецов... Такие умные, такие продвинутые, что даже их имена перестали их
интересовать, и они про эти имена попросту забыли, как о чем-то совершенно
ненужном.
Именно поэтому православные священники часто плохо относятся к
современным космистам: сразу же видится им нечто общее между современными
учеными и антропософией.
С Чижевским связана любопытная история, приключившаяся недавно в
Калуге. Сотрудница Калужского пединститута переживала некий "кризис жанра" и
даже подумывала, не уйти ли ей с преподавательской работы. Да и кандидатская
у нее никак не получалась.
И вот снится Наталье Калуженской, что она входит в деревянный старый
дом, который отапливается печкой, а на диване лежит Чижевский - совсем
больной. Лежит и кидает на нее неприязненные, мрачные взгляды. В доме
ледяной холод, Чижевский одет и закрыт одеялом и еще какими-то шубами.
- Может, вам чаю налить?!
И энергичная, заботливая дама тут же начинает топить печь, греет чай,
что-то рассказывает лежащему: может быть, и совершеннейшую чепуху, но чтобы
он не чувствовал себя в одиночестве.
Когда Наталья Юрьевна вошла с горячим чаем, Чижевский расцвел,
заулыбался... И женщина решается спросить:
- Александр Леонидович... А может, мне не надо завершать диссертацию...
Подняла она глаза, смотрит: Чижевский лежит и глядит сурово, грозно
сопит... И поняла она, что должна дописать диссертацию. А Чижевский держит в
руке какую-то книгу, листает ее, да так и уронил на стол.
- Понимаете, мне помочь с диссертацией некому...
Чижевский поднял глаза на женщину, и в голове у нее сформировался
готовый ответ: надо спросить у Буровского (фамилию она уже знала). И на
листе книги, брошенной на стол, Калуженская прочла мою фамилию, и тут
Чижевский исчез, а Наталья Юрьевна проснулась.
Через три дня началась конференция, я участвовал в ней, и меня чуть не
заставил подпрыгнуть до потолка женский крик:
- Как, это Буровский?!
Потому что до этого для Калуженской я был то ли главой из книжки или
статьей из сборника, то ли существом вполне мифологическим: чем-то вроде
динозавра из Конго или снежного человека. А тут вот он стоит, этот
Буровский, во плоти и крови, и даже сварливо бранится с кем-то из
оргкомитета.
Если это кому-то интересно - диссертация оказалась довольно ценной, но
оформленной сумбурно, и помочь женщине оказалось несложно.
История заставила меня глубоко задуматься и даже задать вопрос местному
жителю, уроженцу Калуги - профессору, известному ученому и одному из крупных
управленцев в местном пединституте. А что, спросил я, многим тут является
Чижевский? А Циолковский?
На что профессор, загадочно усмехнувшись, ответил:
- А вы у нас поживите не три дня... а с годик хотя бы. Тогда вот и
выясним, что вы тут можете увидеть и услышать.
- Думаете, мне он тоже может присниться?
Собеседник смотрит оценивающе, откровенно чтото прикидывает.
- Нет... Не думаю. Да что говорить?! Вы поживите, поживите тут хотя бы
с полгода... или уж с месяц!
И усмехнулся загадочно.
Но я не мог остаться в Калуге ни на год, ни даже на месяц и потому до
сих пор так и не проверил, может ли мне в Калуге сниться Чижевский и
вступать со мной в разного рода беседы. Например, подсказывать, кто мог бы
помочь для завершения работы.
ГЛАВА 26
УБИЙЦЫ
Ах, этот кровавый туман, это
одеревенение, это обморочное
равнодушие, это тихое влечение
убивать!
А.И.КУПРИН
Русские ученые, писатели, общественные деятели потратили немало слюны и
чернил, чтобы обосновать нехитрый тезис. Мол, русских, коренных европейцев,
совратили злые азиаты-татары. Это татары научили самих русских рабству,
затворничеству женщин, холопству, жестокости, внедрили в русское общество
идею вековой дремотной Азии, опочившей на московских куполах... одним
словом, сделали русских хотя бы частично азиатами.
Теперь же цель русских - преодолеть татарское наследие и опять из
азиатов сделаться европейцами. Ярче всего эта нехитрая идейка проводится,
пожалуй, в прекрасных стихах графа Алексея Константиновича Толстого.
Певец продолжает: "И время придет,
Уступит наш хан христианам,
И снова подымется русский народ,
И землю единый из вас соберет,
Но сам же над ней станет ханом!
И в тереме будет сидеть он своем,
Подобный кумиру средь храма,
И будет он спины вам бить батожьем,
А вы ему стукать и стукать челом,
Ой, срама, ой, горького срама!
И с честной поссоритесь вы стариной,
И предкам великим на сором,
Не слушая голоса крови родной,
Вы скажете: "Станем к варягам спиной,
Лицом обратимся к обдорам!"
Нехитрая, слишком нехитрая идейка - но потенциал ее велик. Если мы
европейцы, лишь временно оторванные от истинного Отечества, то и
"возвращение в Европу" - закономерно и оправданно, даже решительно
необходимо. И меры, принятые Петром I и его последователями, - правильные,
нормальные меры: нечего здесь отпускать бороды, носить сарафаны, блюсти
посты, слушать колокольный звон, цепляться за традиции и вообще оставаться
русскими.
Нехитрая идейка становилась оправданием почти всего, что выделывал со
страной "дракон московский", Петр I, напрасно прозванный Великим.
Но есть один пример (по крайней мере, пример значительный и яркий)
того, как еще до монголов появилось то, что позже приписывалось повреждению
нравов из-за татарского ига.
Владимиро-Суздальский князь Андрей Боголюбский жил и погиб более чем за
полвека до монгольского нашествия. Тогда же, в конце XII века, Андрею
Боголюбскому не понадобились никакие монголы, чтобы стать самовластцем всей
Суздальской земли, ввести режим жесткого единодержавия, отказа от всего,
роднящего Русь и Европу. И если даже кто-то подучал его вести себя так, а не
иначе, то это были точно не татары. Непременно найдутся любители найти у
него учителей-евреев или на худой конец хазар... Но всякий, кто дал себе
труд изучить личность Андрея Боголюбского, сильно усомнится, что на него
можно было иметь хоть какое-то влияние и чему бы то ни было его подучить.
Этого он даже отцу, Юрию Долгорукому, и то не слишком позволял.
Став князем в Ростове, Андрей Боголюбский начал с того, что выгнал
оттуда младших братьев и племянников, а затем покинул богатый вечевыми
традициями Ростов, перенес столицу во Владимир, где не было веча.
Там он показал себя не самым худшим из русских князей и делал немало
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг