Русская фантастика / Книжная полка WIN | KOI | DOS | LAT
Предыдущая                         Части                         Следующая
ему какую-то свою радость.
   Вот и Зеленцово.  Приехали! На платформе мы на минуту ос-
тановились.
   Окольничий спрятал в сетку с продуктами свой кулек, в ко-
тором еще оставались вишни,  и тут же бережно,  подальше  от
кулька переложил томик академика Вернадского.  А я свой пус-
той кулек смял и бросил в мусорную урну на платформе.
   Обо всем  этом в таких подробностях я не зря теперь вспо-
минаю.
   Шли молча.
   - О чем вы думаете, Сергей Васильевич? - спросил я своего
спутника.
   - Не могу примириться:  две нечеткие буквы  на  перронном
указателе  нас  запутали,  и мы весь день проплутали невесть
где.
   - И  эта  случайность  может погубить ваше будущее:  - не
утерпел я.
   Мой спутник сделал вид, что не слышит, и продолжал:
   - Я с мучением вглядывался в мусорную урну.
   - Какую?
   - Там, на платформе, вы еще бросили в нее свой пустой ку-
лек.  Какая она аляповатая, несуразная, да еще листья аканта
отштампованы на ней. А сколько чугуна ушло на это милое соз-
дание! В Ленинграде... его безупречная стройная архитектура,
серьезная и холодная Нева,  настойчивый сумрак белых ночей -
там все обязывает к строгости и к себе, и к делам.
   - Конечно,  на московском небе над нами просто луна, а на
ленинградском небе Селена.
   - Я думал о вас лучше... - с грустью сказал Окольничий.
   - Простите,  Сергей Васильевич, - примирительно сказал я,
- ведь я просто развлекаюсь, играю словами, а думаю совсем о
другом.
   - О чем?
   - О зайчике.  О солнечном зайчике. В моей пустой квартире
он по мне скучал, скучал и растаял.
   - Опять развлекаетесь словами?
   - На этот раз нет,  - ответил я.  - Мы пришли.  Здесь,  в
этом домике, летом я снимаю комнату. А вот мое окошко.
   - Прощайте! - улыбнулся напоследок Окольничий.
   - Уверен, что Дмитрий Дмитриевич сразу же почувствует за-
мысел вашей симфонии и поддержит вас,  - сказал  я,  пожимая
руку Сергею Васильевичу.
   Глаза Окольничего чуть потеплели.
   - Спасибо! Большое спасибо! Прощайте.
   - Прощайте.
   Я вошел в свою комнату. Распахнул окно. Рама задела ствол
сосны. Теплый летний сумрак уже обволакивал его.
   Выглянув из окна,  я увидел, как медленно и задумчиво шел
по просеке мой недавний спутник, а его две авоськи с продук-
тами,  книгами  и  нотами качались и мотались в такт его ша-
гам...
   "Так, наверно, он и сам будет мотаться в жизни... А инте-
ресный человек,  - подумал я.  - И, наверно, я его больше не
увижу. Жаль. Впрочем, - загадал я, - если он обернется, зна-
чит, мы еще увидимся".
   Окольничий вдруг остановился. Он, видно, что-то вспомнил,
задумался. Но не обернулся. Скрылся.
   "Значит, не увидимся! Чепуха! Дачная чепуха. Пора спать!"

                      НОЧНОЙ РАЗГОВОР

   Поздняя ночь. Спокойно лежат на полу светотени. Снова лу-
на поднимается над соснами.
   Но мне не спится. Бессонница.
   От бревенчатых стен шел смолистый запах.
   Сосны даже срубленные живут,  раздумывал я.  Как странно!
Люди срубили сосну...  много сосен...  Сделали дом.  А  они,
сосны,  и срубленные живут, веселя душу своим запахом. И еще
какой-то другой запах - сухой и резкий - примешивается к за-
паху бревен. Мох! Ведь мхом проконопачены пазы меж всех этих
бревен.
   Луна уже стояла высоко в небе.
   Я стал было дремать. Но вот сквозь приближающийся сон мне
послышался голос: "Люби,- говорю своей дочери, - агронома, а
она хочет за студента-художника.  Погибать,  значит, саду-то
моему вишневому?" Откуда это?  Ах да,  так говорила женщина,
торговавшая вишнями,  а голос...  Вишневый  сад...  Вишневый
сад...  А вот уж другой голос: "Торги... Аукцион на двадцать
второе августа..." Сразу узнаю: это Лопахин, он будет рубить
вишневый сад. Пьеса Чехова во МХАТе. Умолк Лопахин. Растаял.
   Я стал засыпать...  Все тихо. Остался только стук топора.
Стучит в театре топор - рубят вишневый сад. Стук... Стук...
   Проснулся. Стук повторился,  но уже наяву - ясно,  часто,
дробно.
   Стучал кто-то в мое окошко:
   - Проснитесь!
   Я вскочил.  У открытого окна стоял  при  луне  тот  самый
Окольничий, с которым мы плутали сегодня по разным станциям.
   - Простите меня - разбудил!  Но случилось нечто невероят-
ное...
   Я включил свет.
   - Ничего не понимаю.  Не стойте под окном, как в любовном
романсе. Зайдите в дом.
   И вот Окольничий сидит у стола.  Вид у него встревоженный
до крайности.
   -  Что случилось? Почему молчите?
   - Бежал к вам... - Он умолк, уставился неподвижным взгля-
дом на лампочку.
   - Так что же случилось?
   - Скажите,  ведь вы знаете о том, что Кибальчич и на суде
и перед казнью думал не о смерти, а о том...
   - ...чтоб до людей дошло его открытие.  И просил суд сох-
ранить его записи,  - нетерпеливо подсказал я.  - Но к  чему
это?
   - Вы помните там, на станции, урну... ну, мусорную урну?
   - Мусорную урну? Не понимаю. О чем вы, Сергей Васильевич!
   - Наверное,  в том кульке,  который вы бросили в мусорную
урну на платформе,  скрыта разгадка тайны. Впрочем, читайте!
Читайте скорее. Еще раз простите, что я помешал вам спать.
   Он протянул  мне  большие смятые листы желтоватой твердой
бумаги, измазанные вишневым соком.
   - Что это за грязные бумаги?
   - Мой кулек из-под вишен.
   - Чего вы от меня хотите?
   - Читайте!
   Нехотя взял я листы и поднес поближе  к лампочке.

             НЕСКОНЧАЕМАЯ ЖИЗНЬ, ВЕЧНАЯ ЮНОСТЬ

   Листы были  исписаны четким, но мелким почерком.
   Окольничий выдернул из моих рук нижний лист и положил его
сверху:
   - Для начала возьмите вот это.
   Мне бросилось  в  глаза,  что в правом верхнем углу листа
очень ясным писарским почерком  с  лихими  завитушками  было
старательно выведено: "27 августа 1858 года", а в левом - "К
протоколу следствия, лист 117-й".
   - Это что еще?
   - Судебное дело.  Чрезвычайной важности.  Сто лет  назад.
Начала нет, но это неважно. Читайте, прошу вас.
   Я нехотя принялся за чтение.
   "...Экспертное заключение врача-психиатра Н. Е. Озерова.
   В оном заключении врач-эксперт указывает на то, что обви-
няемый страдает душевной болезнью в форме мономании, возник-
шей на почве контузии,  полученной во время  Севастопольской
кампании и сопровождавшейся потерся памяти.
   Посему все деяния обвиняемого,  произведенные им по полу-
чении контузии,  то есть начиная с 15 июля 1855 года, должно
понимать как проявления помраченного  сознания  и  состояния
невменяемости; самого же обвиняемого рассматривать как чело-
века душевнобольного..."
   Я остановился в недоумении.
   - Читайте же! - нетерпеливо настаивал Окольничий.
   Я подчинился.
   "...после оглашения экспертного заключения врачапсихиатра
Н.  Е. Озерова обвиняемый Дмитрий Веритин обратился к следо-
вателю:
   - Господин следователь! Отвергаю! Сегодня, в среду 27 ав-
густа 1858 года,  я, Дмитрий Веригин, категорически отвергаю
заключение врача-психиатра.  И не помрачением сознания обус-
ловлены мои деяния,  а именно:  доставка  и  распространение
свободолюбивых изданий Герцена, зовущих народ к свободе. От-
даю себе отчет: если вы, господин следователь, согласитесь с
экспертизой врача-психиатра, то и кара смягчится. Но, будучи
в здравом уме и твердой  памяти,  отвергаю  заключение  вра-
ча-психиатра. Однако сейчас поведаю о другом.
   Да! Во время Севастопольской кампании, 15 июля 1855 года,
вследствие разрыва бомбы я действительно лишился памяти. Да-
же имени своего не мог назвать.  Но за  какую-то  минуту  до
этого меня осенила одна догадка...
   Следователь. Уж не эта ли ваша "догадка" привела  вас  на
скамью подсудимых?
   Обвиняемый. Многие годы потратил я на то, чтоб проникнуть
в суть вопроса: почему так коротка человеческая жизнь? И вот
за миг до контузии я подошел к разгадке тайны,  как продлить
человеческую  жизнь  на  тысячу лет и сохранить непроходящую
юность.
   Следователь. Обвиняемый Веригин! До ваших умствований мне
нет дела.  Не уклоняйтесь от предъявленного  вам  обвинения.
Итак,  будучи в здравом уме и твердой памяти - не так ли?  -
вы признаете себя виновным в подготовке народного возмущения
против монарха?
   Обвиняемый. Горе народное повелело мне не остаться  безу-
частным к судьбе несчастного люда.  Отец мой был врагом. И с
ним я еще ребенком разъезжал по деревням, где он лечил боль-
ных.  С детства видел я нищету и бедствие народное. На меди-
цинской практике я убедился: почти все болезни в народе идут
от голода и бесправия,  в которых держат страну царь, прави-
тельство и богатые люди...
   Следователь. Прекратите,  обвиняемый,  свои дерзкие речи.
Еще одно такое высказывание усилит вашу вину и наказание.
   О б в и н я е м ы й.  Тут ваша власть. Подтверждаю! Желая
помочь избавлению народа от страданий,  я принялся за  расп-
ространение  надлежащей литературы среди офицеров,  для чего
посещал казармы.
   С л  е  д о в а т е л ь.  Признаете ли вы себя виновным в
том. что для получения крамольных воззваний держали преступ-
ную связь с лицами, стоящими вне закона? Посягающими на спо-
койствие России?
   О б в и н я е м ы й. Открыто заявляю: я совершил не одну,
а несколько поездок в Лондон к Александру Ивановичу Герцену.
Там,  в  Вольной типографии,  я получал литературу.  Ездил в
последний раз уже после контузии.  Как  видите,  утверждение
врача-эксперта о том, что я психически больной, здесь ни при
чем.
   Следователь. А теперь назовите своих сообщников.
   О б в и н я е м ы й.  Сообщников у меня не было.  Я одни,
на свой страх и риск, привозил "Полярную звезду" и проклама-
ции Герцена. И сам распространял пх. Я это уже говорил. При-
говора не боюсь.  Но долгом жизни моей считаю передать людям
мою догадку.  Господин следователь! Обращаюсь к вам с единс-
твенной просьбой:  мои записи и расчет прошу передать в Ака-
демию наук.  Свыше года я пробыл и тюрьме.  За это  время  я
кое-что успел в направления того, как законы биологии прове-
рить математикой.  Вот здесь,  в этой тетради, некоторые мои
вычисления, первые выводы. И я, Веригин, прошу вас особо от-
метить в протоколе мое пожелание передать  в  Академию  наук
эти мои записи и..."
   Окольничий остановил меня.
   За окном стояла глубокая ночь. Черные деревья спали, каж-
дое на свой лад,  и покачивали,  каждое по-своему, на легком
ветру свои ветви.
   - Алхимики...  Вспомните о философском камне,  о попытках
превращать одни элементы в другие, о поисках эликсира жизни.
А в наши дни превращение элементов уже не проблема. До элик-
сира  бессмертия еще далеко,  а вот этот неизвестный Веригин
уже что-то нашел,  чтоб продлить жизнь людей на века. Как вы
не хотите это видеть?
   - Будет вам,  Сергей Васильевич, - возразил я. - Этот Ве-
ригин просто чудак, помешавшийся на несбыточных мечтах о че-
ловеческом счастье.  И видит он это счастье в долгой жизни и
нескончаемой молодости. Мечтатель!
   - А что вы скажете о Ри-ше-лье?  - Последнее слово Околь-
ничий сказал раздельно и значительно.
   - Какой Ришелье?  При чем тут Ришелье?  Тот,  что  был  в
Одессе? И там еще памятник ему?
   - Да нет, другой! Умнейший и образованнейший человек сем-
надцатого  века,  кардинал Ришелье посадил в сумасшедший дом
Соломона Ко, инженера. А за что? За то, что этот человек (за
двести лет до того,  как паровоз потащил вагоны железной до-
роги!) создал учение о механических движущих  силах.  А  при
этом еще указал на силу пара.  И вот образованнейший Ришелье
посчитал этого Ко безумцем и посадил его в дом для умалишен-
ных.
   - И вы хотите сказать, что...
   - Прошу вас,  читайте!  - с мольбою сказал Окольничий.  -
Или давайте я... лучше я.
   Окольничий поднес листок к глазам и тихо, как бы оберегая
каждое слово, стал читать:
   - "...повторяю: заключение врача-эксперта о моей невменя-
емости из-за потери памяти здесь ни при чем.  Я хочу вернуть
некогда утраченное человеком тысячелетие жизни. И так сохра-
нить молодость, изгнать старость с нашей земли.
   Следователь. Повторяю: мне нет дела до ваших умствований.
Извольте отвечать..."

                ЗАПИСИ, ВЫВОДЫ - ГДЕ ЖЕ ОНИ?

   - Стойте! - воскликнул я.- Бросьте чтение! Записи, выводы
- где же они?  Где же научная суть этой догадки насчет тыся-
челетней жизни?  Где?  - кинулся я на Окольничего. - Научной
сути  как  раз-то  и нет.  Да и не может быть.  Тысячелетняя
жизнь.  Нескончаемая юность. Чепуха! А вот сюжет! Литератур-
ный сюжет - это да!
   - Может быть,  он в мусорной урне, этот "сюжет"? Ведь ваш
кулек из-под вишен - где он?

Предыдущая Части Следующая


Купить фантастическую книгу тем, кто живет за границей.
(США, Европа $3 за первую и 0.5$ за последующие книги.)
Всего в магазине - более 7500 книг.

Русская фантастика >> Книжная полка | Премии | Новости (Oldnews Курьер) | Писатели | Фэндом | Голосования | Календарь | Ссылки | Фотографии | Форумы | Рисунки | Интервью | XIX | Журналы => Если | Звездная Дорога | Книжное обозрение Конференции => Интерпресскон (Премия) | Звездный мост | Странник

Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг