телем природы. Разговаривал с деревьями как с живыми людьми.
А однажды в лесу, где преподаватели справляли веселый пик-
ник, он подошел к дереву, погладил его по стволу и произнес
по-французски: "Дерево - предок человека".
Савич рассказывал плавно, не спеша. А я томился: скоро ли
он дойдет до главного?
- Видели ли вы когда-нибудь горящие болота? - вдруг нео-
жиданно обернулся ко мне Савич. - Скажите, друг мой, - живо
заговорил краевед, не ожидая моего ответа,- с чего начинает-
ся пожар?
- Неосторожное обращение с огнем?
- Верно! А еще?
- Ну... Гроза, молния зажгла травинку...
- Опять верно... Но знаете ли вы, что болота всегда пос-
тупают неправдоподобно? Стоит спокойный, ясный летний день.
Ни грома, ни молнии. И ни один живой человек со спичкой или
трубкой не был на болотах. Но вдруг ни с того ни с сего бо-
лота горят. И тонет все в густом сизом дыму. Болота как бы
сами себя зажигают. День, неделю, месяцы не стихает пожар на
болотах. Что же это такое: самовозгорание? Да! Безусловно...
Простите, - резко отвернулся от меня Савич. - Примиритесь с
моим недугом. Тут болезнь любви к моему родному городу, вы-
росшему среди болот. Вернемся к нашему французу...
Так вот. Однажды городок наш оказался в дыму горящих бо-
лот. Пожар грозил переброситься на Славск - огню помогал
сильный ветер. Все население вышло тушить пожар, спасать
родной город. В записях 1865 года упомянуто, что "удивитель-
ную смелость и находчивость проявил преподаватель французс-
кого языка в Славской гимназии, который бесстрашно появлялся
в самых опасных местах и с присущим смелому человеку хлад-
нокровием давал точные указания, как побеждать огонь, а так-
же и сам принимал деятельное участие в тушении оного". Фран-
цуз не избежал тяжелых ожогов и попал в больницу. Вот тут-то
и начинается нечто таинственное и катастрофическое.
Еще пострадавший лежал в больнице, а в городок наш пожа-
ловало какое-то чрезвычайное лицо из Петербурга.
Разговор важной особы с больным происходил без свидете-
лей. А когда знатное лицо отбыло из больницы, сразу же и у
окон палаты, где лежал француз, и у входных дверей в больни-
цу, и у ворот были поставлены часовые... Когда же на следую-
щий день утром чрезвычайное лицо вновь пожаловало в больни-
цу, оказалось, что француз исчез. Как это случилось, неиз-
вестно, об этом записи умалчивают.
Полиция сбилась с ног в поисках пропавшего. Были сделаны
обыски во всех ближних и дальних деревнях. Были перекрыты
все дороги - полиция обшаривала каждый воз. Но француз как
сквозь землю провалился...
Савич глянул на часы. Спохватился:
- Извините! Больше не могу. Обещал быть в кружке юных эт-
нографов. Рассказать им о болотах, на которых стоит наш
Славск. А главное, хочу предостеречь детей от притворства
болот.
- Притворство болот? Не понимаю!
- Это долгий разговор. В следующий раз... Отложим на
завтра...
И, торопливо попрощавшись, Савич ушел. Через большое окно
музея я увидел, как он ловко и быстро сбежал с высокого ка-
менного крыльца школы. И тогда я заметил его старческую, в
складках шею. Но спина его была молодая, уверенная и настой-
чивая. Он оглянулся и махнул мне рукой на прощанье.
- Гавриил Игнатьевич! - крикнул я ему вслед. - Этого
француза, гвианского каторжника, звали Феликс Рамо?
Но Савич меня не услышал.
ПРИТВОРСТВО БОЛОТ
- Знаете ли вы, что такое болото? - так встретил меня Са-
вич на следующий день.
- В географическом? В почвенно-геологическом?.. - замялся
я.
Но Савич будто не слышал вопроса.
- Никакой Талейран не сравнится в притворстве с болотами!
Болото - это прежде всего притворство. Вспомните, какое небо
над болотом. Какое солнце. Разве такое светило похоже на
солнце? Болото заставило солнце притвориться другим свети-
лом... Не совсем понимаете? Скажу ясно. Болота сделали солн-
це каким-то непонятным небесным телом, что светит на землю
сквозь густую белесо-пепельную пелену с едва заметным голу-
бым отливом. Солнце хочет пробиться сквозь сизую болотную
пелену на небе и стать солнцем - светить как надо. Не полу-
чается. Не выйдет! Болота вмешались в жизнь солнца.
Захочет болото кого-либо погубить - и обернется изумруд-
ным лугом. Этакий зеленый радостный лужок с весело пестрею-
щими цветками. А ступит кто на этот лужок - вдруг нет этого
луга. Есть только страшная болотная поддонная сила, и
она-то втягивает, всасывает все живое в недра свои...
А какую игру заводит болото с человеком в ночную пору!
Вот густая тьма опустилась на болото... Ночь. Спит боло-
то, укутавшись в одеяло из кромешной тьмы. Спит? Как бы не
так! Расставило огоньки и ждет: не появится ли на ее тропин-
ках прохожий. Появился. И тут болото начинает свою игру с
прохожим. Огоньки молчат, стоят на месте. Ждут прохожего. А
чуть он поближе подойдет, они то пропадут, то вдруг появят-
ся. Пляшут перед ним. То вдруг спрячутся за его спиной. Ко-
нечно, по науке здесь все просто: человек двинулся по болот-
ной тропинке - движение воздуха гонит, перемещает болотные
огоньки. Это болотный газ горит.
Да! Так-то так! Ум, конечно, понимает. А у меня вот од-
нажды на зыбкой такой тропинке сердце заколотилось, когда
болото ночью затеяло со мной игру. Сразу растерял все возра-
жения против сказок, выдумок и небылиц нашего болотного
края. И душой - не умом, а душой - поверил я в тот ночной
час, что болото обдуманно ведет со мной какую-то свою игру.
А знакомы ли вы с березой на болоте? Нет? Так вот, тут уж
свой обман: болото заставляет нашу обыкновенную, милую каж-
дому сердцу березу притворяться, расти вверх корнями.
Что это - выдумка? Нет. Правда! Конечно, по науке лесной
все объясняется вот как: упало семечко березы на болото. Вы-
росло дерево. Мох в болоте пропитан водой и не пропускает к
корням воздух. И дерево стало приспосабливаться: корни пошли
не вглубь, а стелются горизонтально. Идут годы. Но каждый
час, каждый миг длится медленная схватка березы с мхом...
Иногда кажется: задохнутся корни березы, не хватит кислоро-
да! Да и мох одолевает березу... все нарастает и нарастает.
Но береза не сдается: кончики ее корней, которые стлались
горизонтально по поверхности болота, изгибаются, тянутся
ввысь к небу, к воздуху...
Поздно вечером я возвращался к себе. Рассказы Савича раз-
будили мои воспоминания.
Я был еще ребенком. Ночью проснулся. Шум за окнами. Ка-
кие-то голоса, тихий говор в избе.
Мама держит свечу, а отец что-то ищет в углу под лавкой.
А за окном мелькают огни, фонари. В окошко стучат... Дверь
открылась. "Скорей!" - кричат отцу. А он: "Сейчас! Бегу!
Только веревку подлиннее найду". Я закричал, заплакал. Мама
подхватила меня на руки, выбежала вместе со всеми. Кто-то в
темноте причитает: "Тонет! Наш конь погибает!" Кто-то вопит:
"Жерди! Ломай жерди из прясла!"
И вдруг в темноте сквозь все людские крики, сквозь женс-
кий плач долетело жалобное ржание коня. Болото расправлялось
с конем - засасывало. Лошадь под вечер поверила лугу, усы-
панному цветочками. Стреноженный конь отделился от табуна -
скакнул. А болото мягко и цепко схватило его за копыто. Тря-
сина втягивала коня в свое болотное нутро... Прошло с тех
пор уже лет семьдесят, но и теперь слышу это жалобное ржание
лошади, которую заманила болотная трясина. И пожирала! Пото-
му что болото не насытится никогда! Лошадь звала на помощь,
ржала, переставала ржать, опять звала. А ей в ответ отрывис-
то и надсадно ржали кони, сбившиеся в тесный табун.
"Доски! Доски клади на трясину! Подходи! Кидай оброть! На
голову коню - накидывай оброть! Жерди подводи... Нет! Не
выйдет! Не вытащим! Трясина ходуном ходит... Пропало".
И под прощальное ржание, которое слышно было все глуше,
люди молча пошли домой. Мелькали фонари. Тихо всхлипывали
женщины, приговаривая: "Нет управы на болото! Его власть!"
Но как же... Как же звали этого француза?
ЕЩЕ ОДНА УДИВИТЕЛЬНАЯ ИСТОРИЯ В СЛАВСКЕ
- Так, значит, этого француза, беглого каторжника, звали
Феликс Рамо? - первым делом спросил я Савича на следующий
день.
- Ничуть. Его звали мосье Пьер.
"Пьер? Мосье Пьер! Странно, - подумал я. - Ведь каторжник
из Гвианы - Рамо. Его имя Феликс. Откуда же взялся Пьер?"
- А как фамилия мосье Пьера? - спросил я Савича.
- Фамилия... Его все звали "мосье Пьер"... Фамилию я сей-
час припомню. Да! А тут еще загадка: пропало и личное дело
француза, и все его документы. По слухам, это случилось в
тот же день, когда он исчез из больницы.
- А все же где-нибудь да сохранилась роспись мосье Пьера.
В классных журналах, например.
- Классные журналы? - Савич развел руками. - Их нет. У
меня уцелели личные дела некоторых преподавателей. Посмотрим
на всякий случай.
С этими словами Савич раскрыл створки шкафа, вынул целую
кипу папок и стал читать.
- В те времена появился в Славске и стал преподавателем
закона божня в гимназии отец Митрофан. Митрофан Кузьмич Ус-
пенский. У отца Митрофана - жена, пять дочек, теща, его
сестра и еще сестра жены.
Савич с видимым удовольствием перебирал старые папки.
- Читаю материалы, - увлеченно продолжал Савич. - Иоганн
Шлезвиг, учитель немецкого языка. Иоганн Петрович Шлезвиг
кончил университет во Франкфурте-на-Майне... Поражал горожан
Славска точным, аккуратным и размеренным строем своей жизни.
Преподавал немецкий, а также заведовал гимназической библио-
текой.
- Довольно, Гавриил Игнатьевич!
- Пожалуй. В делах - ничего. А вот легенда есть. По этой
легенде француз мосье Пьер в своем длинном черном сюртуке,
застегнутом на все пуговицы, по утрам на заре уходил в лес и
там играл на флейте.
Савич неожиданно оборвал свой рассказ.
- Припомнил! Фамилия француза была Лорен.
- Пьер Ги де Лорен! - вскричал я. - А знаете ли вы, что в
Гвиане был свой добрый доктор, ихний Гааз. Так, выходит, он,
тюремный доктор Ги де Лорен, дал свое имя беглому каторжани-
ну Феликсу Рамо. А тот пробрался в Россию и был у вас учите-
лем французского языка.
- Изрядно! - тихо проговорил Савич. - Еще одна удивитель-
ная история в нашем Славске.
ПРЕРВАННОЕ ЗАСЕДАНИЕ
Опять в Москве. Только что вернулся с Главного почтамта.
И вдруг звонок. Открываю парадную дверь.
- Вам телеграмма. Распишитесь.
Смотрю откуда - из Славска. Подпись - Савич.
Что такое? Читаю еще и еще: "Нашел интересные материалы.
Срочно приезжайте. Савич".
...Было уже совсем светло, когда автобус, дребезжа и
подпрыгивая по булыжникам, появился на центральной улице
Славска.
Автобус подъезжал к гостинице.
Я бросил чемодан в маленьком номере. Наскоро умылся,
спешно позавтракал. Через двадцать минут я уже мчался в му-
зей при школе, которая когда-то была гимназией. К Савичу.
Постучал. Старый сторож открыл дверь. Узнал меня. Пропус-
тил вперед:
- Сюда, проходите.
Я очутился в светлом вестибюле.
- Гавриил Игнатьевич приходит всегда в девять часов, -
продолжал старик. - А сегодня его доклад в исполкоме слуша-
ют. Он допоздна вчера в музее все писал. Сказал - сегодня
его не раньше одиннадцати часов ждать. А вы проходите - там
учительская отперта. Или в музей, если пожелаете.
Сторож тихо удалился.
Я не спеша шел по длинному коридору. Заглядывал в классы.
Еще пахнет краской, олифой, известкой после летнего ремонта.
Блестят выкрашенные полы. От стен веет свежей побелкой.
И во всем здании стоит тишина. Никого нет. Пусто? Одино-
ко? Ничуть. Нет ни ощущения заброшенности, ни пустоты. Все
заполняет тишина. Тишина ожидания. Ждут стены - когда же на
них повесят карты, картины, диаграммы. Ждут парты - когда за
них сядут школьники. Ждут черные классные доски - скоро ли
их покроют буквы и цифры, выведенные старательным детским
почерком.
Я вошел в учительскую. Опустился на диван.
Нетерпение томило меня. Узнать что-либо о судьбе Рамо -
это, может быть, узнать еще что-либо о погибшем Веригине...
Сколько времени? На моих часах 9.30. Значит, ждать еще
самое малое полтора часа.
Я уселся поудобнее. Что ж, буду ждать... Я смотрю из ши-
роко раскрытого окна в парк. Лето уже в закате. Липы в парке
давно отцв-ели. Но запах лип еще будто бы стоит в воздухе,
запах бархатный, с глубоким золотисто-лиловым отливом, гус-
той, добродушный, чуть сонный.
Да! Ведь окна классов школы все лето были раскрыты в
парк. И пока липы цвели, запах плыл, все плыл в классы и ко-
ридор. Его не пускали запахи крашеных полов, известки, це-
мента, олифы. Но он шел. Этот запах спрятался где-то в тем-
ных углах подвалов, за перекрытиями и стропилами чердака и
под корешками тысячи книг из школьной библиотеки.
Но придет зима. Закрутит, завертит февральская вьюга свои
снежные хлопья. Шорох снега, вой вьюги, визг пушкинских ме-
тельных бесенят... Все кругом белым-бело.
И как неожиданно закружится голова у того, кто случайно в
такой день заглянет в подвал, на чердак или раскроет книгу,
где спрятался запах давно отцветших лип!..
... Короткая стрелка моих часов подходила к десяти.
Телефон, прикрепленный к стене, зазвонил упорно я долго.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг