глазам не верю, мой товарищ прокурор хохочет: вот она, на-
родная мудрость... сентенции на кандалах... - Святошин пони-
зил голос: - Царь надел на русского крестьянина кандалы... А
царский манифест об отмене крепостного права - слова "осени
себя крестным знамением, русский народ" - чем не подходящая
сентенция для кандалов? А? Что, если выбить эти царские сло-
ва на кандалах? А? Каково? - И Святошин пристально взглянул
мне в глаза.
- Ваш суп стынет, - напомнил я.
Мой собеседник встрепенулся.
- Ну конечно, - сказал он, мягко протягивая руку за
солью. - Простите. Я так легко увлекаюсь.
После обеда мы вышли в сад.
- Задумал я одно дело, - вдруг начал Святошин. - И вот
обращаюсь к вам, Дмитрий Дмитриевич, за помощью в одном по-
воротном, так сказать, для моей судьбы деле.
- Слушаю вас, Анатолий Алексеевич.
- Буду с вами откровенен. Начну издалека. Дед мой был
другом Потемкина. За какие услуги - не скажу, но Екатерина
Вторая наградила моего предка двадцатью тысячами десятин. Но
я-то при чем тут? Ведь я рос, читал Руссо, изучал жизнь Ро-
беспьера, зачитывался Рылеевым. Наизусть "Русскую правду"
Пестеля заучил. И однажды спросил себя: что лучше - двадцать
тысяч десятин пли чистая совесть? Она ведь одна-единственная
у человека, совесть. Либо чистая, либо грязная. Зачем мне
мои угодья, если я - единственной чистой совести своей лиша-
юсь? И вот я решился: написал письмо царю. Правду-матку в
глаза бросил. Надо, мол, землю у помещика взять и мужику от-
дать. Так и написал!
"Это еще что за затея? - насторожился я. - Что он замыш-
ляет?" И сказал вслух:
- А в чем, собственно, должна состоять моя помощь?
- Дорогой Дмитрий Дмитриевич, - медленно, как бы осторож-
но подбирая слова, начал Святошин. - Помогите, посодействуй-
те, чтоб это письмо мое царю было напечатано в "Полярной
звезде".
- Письмо при вас?
Святошин достал из внутреннего кармана сложенный вчетверо
лист. Наклонился ко мне.
- Разрешите? "Царь! Монарх! - начал Святошиы. - К богу и
царю положено обращаться на "ты". Ты, царь, помещик! И я,
твой подданный, дворянин Святошин, тоже помещик! И как поме-
щик помещику обязан заявить.
Ты, царь, освободил крестьян от крепостной зависимости.
Низкий поклон тебе за это деяние. Освободить-то освободил,
но в еще горшее рабство мужика поставил. Что толку в тех
разбросанных там и сям крохах землицы, которые помещики вы-
дали своим крестьянам? У пахаря дети пухнут с голоду, а ря-
дом помещичьи латифундии пустуют н зарастают сорняком.
Знай и помни, царь! Мужик грамоте не обучен, по ему ведо-
мо: земля не помещику принадлежит, а богу. Он верит, что бог
его не обидит. А это значит: перекрестит мужик свой грешный
лоб и с божьей помощью расправится с помещиками. Чем Емелька
Пугачев народ поднял? Истиной своих прокламаций - обещал:
жалую, мол, подданных своих землею да травами...
И пока не пришел новый Пугачев, надо и тебе, царь, п всем
помещикам твоим поделиться с народом землею, лесами, лугами,
живым и мертвым инвентарем".
Святошин не спеша сложил лист. Взглянул па меня.
- Я подписал это послание полным именем своим. А род мой
царю хорошо известен. Итак, жребий брошен. Будь что будет.
Кары не боюсь. Вместе с вами вернусь и Россию. Совесть моя
очистилась. - С этими словами Святошин протянул мне руку. -
Надеюсь на вашу помощь, - заключил он. - Я весь перед вами.
Глаза его сияли. Щеки горели. На лбу выступили капельки
пота. Он легким взмахом развернул ослепительной белизны но-
совой платок и поднес его к лицу. И на меня опять пахнуло
лавандой.
Мы остановились на ступеньках у входа в пансион.
- Возвращайтесь скорее! Буду ждать!
Святошин наклонил голову, затем повернулся и, мягко, бес-
шумно ступая, пошел к себе. Я смотрел ему вслед. Его поход-
ка... Он словно стлался, поворачивая голову направо, налево
и то и дело всматриваясь во встречных людей. Он почти не ка-
сался пола каблуками, приподнимаясь на носках. И с новой си-
лой прозвучали в моей памяти слова старого часовщика из Лю-
церна;
"Рысья... рысья походка... остерегайтесь этого человека".
А ведь мои вещи в чемодане до сих пор пахнут лавандой...
Неужели?..
ИСПОВЕДЬ ДЕ ДАВЕНА
"Господину Дмитрию Веригину.
Карлсбад.
Пансион "Черный лебедь", комната 212.
Дорогой друг Дмитрий Веригин!
Безмерно благодарен: Вы согласились выполнить мою просьбу
- отвезти деньги мадам Рамо в Пелисье. Посылаю деньги. Не
забудьте сразу же отсчитать сумму на поездку и городок Пе-
лисье, где живет госпожа Рамо в переулке Старые каштаны, и
на обратный путь. Не знаю, увижу ли я Вас еще. Но Ваша от-
зывчивость вызывает у меня желание быть с Вами откровенным.
Я считаю обязательным для себя предложить Вам свою исповедь.
Еще раз от всей души благодарю Вас.
Ваш Анри де Давен".
"Исповедь де Давена
Четверть века я воевал в Алжире. И, без сомнения, коечто
сделал для умножения славы моей великой Франции. Не было
дня, часа и минуты, чтоб я усомнился, хорошо ли л поступаю,
огнем и мечом подчиняя полудикие племена моей родине и зани-
мая земли, на которых они обитали или кочевали.
Под моим начальством служил воспитанник Сен-Сирского во-
енного училища Феликс Рамо. Талантливый офицер, беспредель-
ной храбрости, находчивый, весельчак и балагур, он быстро
дослужился до чина капитана. Скажу прямо - я любил его.
Но вот вдруг офицеры его полка сообщили мне, что Рамо по-
лучил какое-то письмо. И с тех пор превратился в молчаливого
и замкнутого человека. Я не придал этому значения. И напрас-
но.
Однажды в маленькой деревушке туземцы оказали нам фанати-
ческое сопротивление. Полк мой пошел в атаку. Но Феликс Рамо
вдруг придержал коня и бросил на землю оружие! Все пришли в
смятение. Я подлетел к нему:
- Рамо? Что случилось?
- Мой полковник, - воскликнул он, - я не буду убивать
этих людей!
- Безумец! Ваша голова вальсирует! Ведите солдат! Вы не в
своем уме!
- Мой полковник! Убейте меня, но я не подниму руку на
этих несчастных! Они умирают за свою свободу. Я не буду уби-
вать этих людей.
"Он с ума сошел", - подумал я и сам повел солдат.
Деревушка была взята. Никто не сдался в этом селении, и
все были убиты. Мои солдаты с песней вернулись в лагерь.
На другой день Феликс Рамо предстал перед военным судом.
Я сам был председателем суда. Я знал, что капитана Рамо
расстреляют. Но я не забыл о годах его бесстрашных сражений
с туземцами. Спешным пакетом донес обо всем военному минист-
ру, просил о смягчении участи Рамо. А перед самым заседанием
я высказал судьям свое предположение: не перемешало ли солн-
це пустыни что-либо в голове капитана, не выжгло ли оно луч-
шую часть его души? И судьи, офицеры, которые знали и видели
сто раз капитана Рамо в деле, задали ему на суде вопрос: не
считает ли он сам свой страшный поступок случайным явлением?
И не вызвано ли это предательством чести Франции какой-либо
причиной, неизвестной начальству?
- Нет, господа судьи-офицеры, - спокойно ответил Феликс.
- Солнце тут ни при чем. И голова моя в порядке. Я не стал
убивать невинных туземцев. И впредь больше не буду убивать
людей.
- А слава Франции? А присяга? А честь оружия? А долг сол-
дата? - напомнили ему судьи.
- Нет! Все это тут ни при чем, - твердо сказал Феликс Ра-
мо. - Тут совсем другое дело. Разве вы, господа судьи, сами
не убедились, что туземец, будучи не в силах отстоять свобо-
ду своей родины, умирает гордо, красиво. А так ли живет и
умирает случайно разбогатевший рантье во Франции?
- Он безумец! - возмутились судьи-офицеры. - Равнять
французов с дикарями! Подсудимый Рамо! Откуда у вас такие
идеи?
- Отказываюсь, господа судьи-офицеры, отвечать на этот
вопрос.
- Вы забыли присягу. Опомнитесь, Рамо!.. Вы предали свою
родину!
- Бедная мод Франция! - тихо сказал Феликс Рамо. - Моя
прекрасная страна! Не я тебя предал. Твои хозяева по пустя-
кам растрачивают свою жизнь и в оплату своих долгов распро-
дают тебя, моя родина. Они завоевывают пустыни на чужих кон-
тинентах, а сами свою же Францию превращают в пустыню. Они
расплачиваются лесами Франции за свое беспутство в кабаках.
Моя Франция! Ты скоро будешь без лесов, без тени под беспо-
щадным солнцем. Да, господа судьи! А хозяева Франции в своих
обветшалых замках и преуспевающих торговых конторах...
Я оборвал капитана Рамо.
Военый суд приговорил капитана Феликса Рамо к расстрелу.
Я утвердил этот приговор, считаясь с моей солдатской со-
вестью, с правдой всей моей жизни, жизни солдата - часового
на страже славы Франции.
Рамо увели на расстрел. Рота по моей команде прицелилась.
Но тут примчался, на взмыленном коне курьер и вручил мне па-
кет. Военный министр заменил осужденному расстрел вечной ка-
торгой в Гвиане. Феликса Рамо в цепях увезли в Гвиану. Боль-
ше я о нем не слышал. И не вспоминал.
Прошло три года. Я вышел в отставку и вернулся в свой за-
мок в Бретань.
В старом замке, который был построен еще до первого крес-
тового похода, меня приветливо встретила моя семьяжена, дочь
и сын. Все было мирно в старом замке. В душе было чувство
гордости за достойно прожитую жизнь.
Но настал такой час, когда я потерял покой. И начал ду-
мать: уж не прав ли был капитан Рамо?
Вот с чего это началось.
Моей семье потребовалась очень большая сумма денег: сыну
- чтоб делать карьеру в столице, а дочери и жене - чтоб за-
вести свой салон в Париже. Жена пригласила к обеду нотариу-
са. Он посоветовал продать старый родовой лес на сруб. Я
запротестовал. Предки деревьев в этом лесу видели, как мои
предки уходили в крестовый поход. Заботило меня еще и дру-
гое. Я знал: срубят лес - пески и дюны подступят к самому
замку, он будет в песчаной осаде.
Но жена и дочь настояли на своем. И лес пошел на сруб.
И вот однажды на заре я проснулся от стука топоров. Гля-
нул в окно. Увидел, как умирают деревья. И тут совсем неожи-
данно я вспомнил слова капитана Рамо: "Бедная моя Франция,
ты скоро превратишься в пустыню".
Меня обступили воспоминания: атака... выстрелы... Рамо
под судом, гордый, бесстрашный. С каждым стуком топора, с
каждым падающим деревом все резче, все острее звучали в моем
сознании слова Рамо: "Ты скоро будешь без лесов, моя стра-
на... а хозяева Франции благоденствуют и своих обветшалых
замках и преуспевающих торговых конторах..."
Я уехал из Бретани. Я стал разъезжать но Франции. И я
увидел: леса страны гибнут. Их рубят, ими торгуют. Веселый
шорох чудесных семенных дубов в Беммо франицузы превращали в
шорох бумажек, выручаемых шикарными ресторанами; радостный
звон красавиц сосен в Верхней Луаре французы преображали в
звон луидоров в картежных домах и увеселительных заведениях.
Тяжкие раздумья мучили мой мозг и сердце. Мой внутренний
мир раскололся надвое. И я тщетно пытался его склеить.
Полгода я путешествовал. А затем вернулся в свою Бретань,
в свой замок.
Пни... всюду жалкие обрубки торчали из земли там, где
когда-то рос мой старый добрый лес. Однажды ночью я долго не
мог уснуть. И я пришел к океану.
Я шагал меж пней, угрюмо торчащих из земли.
По прихоти лесорубов на самом берегу среди дюн осталась
одна высокая сосна. Как сейчас, вижу косой свет луны, а на
песке тень дерева, засыпаемого песком. Верхушка сосны звене-
ла, упорно качала ветвями, казалось - что-то доказывала оке-
ану.
Прошло время. Я получил сообщение: "Каторжник Феликс Ра-
мо, капитан колониальных войск, застрелен охраной при попыт-
ке к бегству".
Не душевные муки и не угрызения совести, а острую колющую
боль в сердце почувствовал я, когда прочел это сообщение...
Врач вылечил мое сердце. Но перед глазами непрестанно
стоял погибший капитан Рамо. Звучали его слова - словно он,
уходя из жизни, влил их в мое сознание. И правда этих слов
стала становиться моей правдой. Но как примирить ее с воинс-
кой, солдатской правдой всей моей жизни?
Долг... "Я выполнил свой воинский долг", - тысячу раз в
день повторял я себе. Но совесть уж прочно облеклась в одеж-
ду правды последних слов Рамо о Франции, о свободе. Я упорно
боролся с моим понятием о долге перед Францией. И в этой
борьбе я изнемог. И выхода не находил. И снова стал ездить
по свету, ища покоя.
И вот я приехал в Карлсбад. Встретился с Вами. Остальное
Вы знаете.
Я кончил, мой друг. Теперь Вам все известно. Рассказ мой
о лосе и волках, надеюсь, стал Вам понятен. Я - лось, одино-
кий лось, которого преследуют волки. Какие? Угрызения совес-
ти.
Жду Вашего сообщения о поездке в Пелисье. К матерн погиб-
шего Феликса Рамо.
Ваш де Давен.
СВЯТОШИН РАЗОБЛАЧЕН
Карлсбад. 4 октября
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг