прошел в молчании. Я уже собрался уходить, но легким движе-
нием руки де Давен остановил меня:
- Пройдемте в сад. Я обещал вам рассказ о лосе на Волге.
Рассказ де Давена
- Однажды в Париже, в доме великого Делакруа, я встретил
русского художника, - так начал свой рассказ де Давен. - Он
много поведал нам о России. Делакруа только что написал свою
чудо - картину "Охота на львов" и расспрашивал русского ху-
дожника о зимней охоте на волков в России.
Была уж поздняя ночь, когда русский художник и я прости-
лись с Делакруа и не спеша пошли по туманному осеннему Пари-
жу. Шли молча. Каждый думал о своем.
У одинокого тусклого фонаря, прощаясь с русским художни-
ком, я сказал:
"Вы так увлекательно рассказывали об охоте в полях к ле-
сах России! Видно, ружье и кисть крепко сжились в вашей на-
туре".
Но он ответил:
"Ненавижу! Ненавижу охоту. Я расстался навсегда с этой
страстью в тот зимний час... Впрочем, если угодно, я расска-
жу вам, как все получилось".
И тут же, под фонарем, слегка качавшемся на ветру, он
рассказал мне вот что.
"В России над рекой Волгой есть возвышенность. Русские
называют ее - Жигулевские горы. Она покрыта густыми непрохо-
димыми лесами. Все эти места принадлежат какому-то графу.
Я поехал к одному из лесников, который жил на Жигулях.
Стояла зима. Но снег был еще неглубоким. Проехав на сан-
ках верст сто, я заночевал у лесника. Ночью сквозь сон слы-
шал вой волков. Радовался: не зря заехал в такую даль. Охота
на волков обещала быть удачной.
Наступил рассвет. Мы шли вдоль берега Волги - через ред-
кий зимний лес.
Неожиданно я увидел: вдали на льду что-то чернеет. Лед на
Волге был надежный, крепкий. Легкий ветер нес по нему сне-
жок. Спустились к реке. На сине-зеленом льду лежал огромный
темно-бурый лось. Он вытянул по льду свои неожиданно длинные
ноги с удивительно узкими копытами. Спокойно положил на от-
логий берег свою массивную, длинную, горбатую голову. Боль-
шим открытым глазом смотрел он на очень синее зимнее небо.
На круглое, золотистое, чуть-чуть мглистое утреннее зимнее
солнце, которое стояло в небе.
Но глаз лося был неподвижен.
Был он мертв, этот огромный бурый лось. Его большое отк-
рытое ухо торчало настороженно. Будто лось к чему-то чутко
прислушивался. Летел, крутился по синезеленому льду ярко-бе-
лый, сверкающий огоньками снежок. Легкий ветер, взлетая на
лося, бросал на бурую шерсть россыпь снежинок и мчался даль-
ше. Снежинки живо и весело поблескивали на темно-бурой шерс-
ти неподвижного зверя.
Я опустился на лед. Стал всматриваться в лося. Ни одной
ранки, ни одной царапинки не было на нем. Я ходил вокруг ло-
ся, но двигался осторожно, боязливо: казалось, миг один - и
животное рванется, прыгнет, собьет меня, побежит.
С недоумением посмотрел я на лесника - что за загадка?
"Волки!" - тихо сказал лесник, словно боясь разбудить ло-
ся. "Но они его не тронули!" - "Не тронули. А мертв". - "Так
почему же?" - "Воздуху не хватило". - "Как так?" - "Воздуху
не хватило", - повторил угрюмо лесник, круто повернулся и
пошел.
Я последовал за ним.
И вот что я узнал в тот вечер.
Зимой голодные волки делают облавы на лосей. Об этом они
"сговариваются". Волки знают, что снег еще не прикрыл за-
мерзшую Волгу. Лед на ней обнаженный, скользкий. У волков на
лапах упругие подушечки, они по льду бегают легко. А лоси на
своих копытах скользят и падают.
И в полночь, чуть луна поднимается над лесом, где-то
тоскливо и одиноко начинает завывать волк. Откуда-то издале-
ка ему отвечает другой. За ним откликается третий... четвер-
тый... Ночной лес тонет в волчьем вое. Лоси слышат волчий
вой и прижимаются к деревьям: в лесу лось станет спиной к
дереву и будет бить волков рогами и передними ногами. Но
волки воют уж в разных концах леса. Вой сближается... Волки
сходятся. Кольцо вокруг лосей сужается. Одну лишь дорогу
волки оставляют открытой - к берегу, к Волге, на лед. И тут
страх, смертельный страх гонит лосей к реке. А на реке лосей
подстерегают другие волки. Податься лосям некуда. И начина-
ется... Раз - как по каманде, волки кидаются на лесных вели-
канов, по два на одного: этот хватает лося за горло, а тот
прыгает ему на спину.
Случается, какой-то лось чудом вырывается из этого волчь-
его ада. Бежит во весь дух, скользит, падает, подымается.
Пытается прорваться к берегу, к лесу. Прорвался! Но несколь-
ко волков мчатся наперерез, теснят лося, гонят его к реке. И
лось - что делать? - мчится по льду. И слышит: догоняют. Он
уже чует, как жарко дышат волки. И страх подстегивает его:
беги что есть сил! Волки давно отстали, вернулись к своей
стае, а лось не смеет оглянуться на волков и бежит, бежит по
льду. Упал. И не поднялся больше: сердце разорвалось.
"Воздуху не хватило", - припомнил я слова лесника.
...Я подарил свое ружье леснику и попросил заложить сан-
ки. Уехал. И с тех пор ни разу в жизни не взял в руки
ружья...
Наступило небольшое молчание. Де Давен задумался, словно
забыл о моем присутствии.
- Так вот,- неожиданно начал он, - знаете ли вы, мосье
Веригин, кто я? Я лось. Тот одинокий лось, которого затрави-
ли волки. Отсюда - мое молчание.
- Не понимаю.
- Угрызения совести - вот мои волки. Я всегда их слышу.
Угрызения совести! Никто не сказал лучше, чем ваш Пушкин в
"Борисе Годунове" об этих муках. Но я еще прибавлю. Угрызе-
ния совести - это как будто не хватает воздуха. Совесть
спустила на меня с цепей своих волков. Я чувствую: моему
нравственному преследованию нет конца. Жизнь превратилась в
смертельный полусон. Воздуху мне уже не хватает. И быть мне
темно-бурым лосем на сине-зеленом льду...
И де Давен повернулся, намереваясь встать со скамьи, на
которой мы сидели.
Я схватил его за руки:
- Что случилось с вами, Анри де Давен?
- Что случилось? - Де Давен пристально посмотрел мне в
глаза.
В этот миг к нам подбежала старушка Мари:
- О, мосье де Давен, я везде ищу вас. Дилижанс на Прагу
уходит через десять минут. Пассажиры уже занимают места. Вас
ждут.
Поодаль из пансиона степенно прошел пожилой слуга. Он нес
большой саквояж де Давена и его клетчатый дорожный плед. Из-
дали донесся призывный голос почтового рожка.
Де Давен встал.
- Благодарю вас, мосье Веригин, - твердо и четко сказал
де Давен.
- За что?
- За то участие, которое вызвало у вас мое молчание.
Де Давен вытянулся передо мной по-военному. Слегка скло-
нил голову. Он был строг и подтянут, этот полковник колони-
альных войск Франции.
Я крепко пожал его узкую сухощавую руку.
Голос рожка прозвучал еще раз - резко, прерывисто, нас-
тойчиво.
Француз ушел. Я остался в глубоком раздумье.
ОПЯТЬ СВЯТОШИН
Карлсбад. 12 сентября
Дневник Веригина
Вот не ожидал! Утром выхожу к завтраку, а за моим столи-
ком вместо полковника де Давена сидит... мой знакомый по Лю-
церну Анатолий Алексеевич Святошин. Тот, что ночами подавал
мне лекарство, когда я был в забытьи. Он только что приехал
из Мариенбада и будет жить в "Черном лебеде". Его комната
рядом с моей.
15 сентября
Святошин занимает меня разговорами.
Сегодня я вспомнил о том, как врачевал в Севастополе во
время Крымской кампании, как не хватало медикаментов.
- Тогда на волах через всю Русь в Севастополь доставляли
ядра для пушек, - сказал Святошин. - Позор!
И его пронзительные, широко расставленные серые глаза ос-
тановились на мне. Он вдруг понизил голос:
- Сам бог послал мне вас. Для одной очень важной вещи: я
попрошу вас ввести меня в Лондоне в дом к Огареву или Герце-
ну. Не отказывайтесь! Выслушайте меня! Вам, может быть, не-
известно, что я помещик, владелец двадцати тысяч десятин в
Херсонской губернии. Но не гнушайтесь мною. Начну издалека.
Кто поднял руку на цари Николая Первого? Декабристы-помещи-
ки. Пойдем дальше: не сегодня-завтра на Руси будет перево-
рот. А кто в этом деле голова? Помещики Яковлев, Герцен и
Огарев! Хотите верьте, хотите нет! Но и я из тех помещиков,
которые "чувствовать умеют"! - воскликнул он. - О Русь, о
Русь! Когда же удары в набат "Колокола" Герцена разбудят те-
бя!
Святошин остановился. Он был взволнован. На лбу выступили
капельки пота. Легким взмахом Святошин развернул ослепитель-
ной белизны носовой платок и поднес его к лицу. От платка
пахнуло лавандой.
Карлсбад. 20 сентября
Дневник Веригина
Шесть часов утра. Пересматривал записи опытов с планария-
ми. Не заметил, как прошла ночь.
Прервал дневник: кто-то постучал в дверь... А! Это ста-
рушка горничная Мари.
- Вот вам, мосье Веригин, письмо. - И Мари протянула мне
плотный серый конверт с гербом. Ушла.
Я всмотрелся в латинский шрифт, в крупный, твердый, раз-
машистый почерк. Догадался сразу: это письмо де Давена. Вот
оно:
"Дорогой Дмитрий Веригин!
От души благодарю Вас еще раз за Ваше сердечное внимание
к моей беде. Дилижанс помешал мне сказать Вам то, о чем я
пишу в этом письме.
Я разрешаю себе обратиться к Вам, уважаемый друг, со сле-
дующей просьбой. Не найдете ли Вы, мосье, возможным оказать
мне услугу, которую я буду помнить, пока бьется мое сердце?
Не представится ли Вам возможность, когда будете возвра-
щаться домой, побывать во Франции, в старом маленьком при-
морском городке Пелисье?
Там, в переулке Старые каштаны, живет госпожа Жермен Ра-
мо. Сын госпожи Рамо, капитан Феликс Рамо, ранее служивший в
колониальных войсках, был присужден к расстрелу, помилован,
но погиб на каторге в Гвиане. Да! Погиб, потому что отказал-
ся стрелять в туземцев. Скорбная тень этого человека повсюду
преследует меня. Но сейчас речь пойдет о другом.
Я хочу, я обязан вручить старушке матери некоторую сумму
денег. Но сам я это сделать не могу. Не возьмете ли Вы,
мосье, на себя это нелегкое поручение? Как это сделать, до-
веряю Вашему такту и деликатности и надеюсь, что Вы, вручая
деньги, не назовете меня по имени, а скажете, что эти деньги
просил Вас передать офицер, служивший в одном полку с ее сы-
ном. Извините меня, пожалуйста, не слишком ли трудная моя
просьба и не слишком ли она, эта поездка в Пелисье, помешает
Вашим планам?
Желаю Вам счастья.
Ваш Анри де Давен.
Мой адрес: Бретань, город Нуар, замок Анри де Давена".
Карлсбад. 23 сентября
Дневник Веригина
Святошин продолжает занимать меня своими историями, то
забавными, то невероятными. Характер этих историй одинако-
вый: осуждение и критика царского строя, гражданская скорбь
о мужицкой доле. Но все чаще встает передо мной старый швей-
царец Бургонь, все чаще я вспоминаю его слова "...остерегай-
тесь этого человека".
Святошин огорчился, когда за обедом я сообщил о своем
отъезде в Пелисье.
Он задумчиво забарабанил пальцами по столу, отбивая по-
ходный марш.
- Но ведь это ненадолго? На несколько дней? Я с нетерпе-
нием буду ждать вас.
Святошин подвинул к себе тарелку и посмотрел внимательно
на суп. Я заметил жест, с каким он взял ложку - мягко и цеп-
ко. Я исподволь смотрел на Святошина, слушал его россказни,
наблюдал за ним. Да! Во всей его повадке ощущаю мягкость
тигриных лап. Продолжая рассматривать суп, Святошин вдруг
чему-то улыбнулся.
"Ну, сейчас начнет рассказывать", - подумал я. И не ошиб-
ся.
- Есть у меня друг в Москве, прокурор. Приедем домой - я
непременно познакомлю вас. Непременно. - И Святошин еще раз
улыбнулся.
Но глаза его оставались холодными и спокойными. Затем
быстро стер улыбку с лица и начал:
- Помню, как-то прокурор пригласил меня посмотреть, как
отправляют арестантов на каторгу. Пришел я. А он мне показы-
вает кандалы. Глянул я на замки на кандалах и ахнул: на каж-
дом из них любезное изречение, афоризм, так сказать... За-
мочник, видно, был человек с выдумкой и юмором. И вот на од-
ном замке выбил: "Кого люблю - того дарю", на другом: "Кто
любит больше, чем я, пусть пишет дальше меня"... Я гляжу и
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг