бесконечному винту, то уходя в глубину, то вновь появляясь на поверхности.
Такими-то путями биогенные соли и попадают наверх, в слои воды, пронизанные
светом. Здесь их ждут споры совсем маленьких водорослей. Это их питательная
среда. Споры жадно усваивают соли и скоро превращаются в крохотные
растеньица. Все знают, как красивы снежинки, но наши маленькие водоросли
сложнее и красивее снежинок во много раз. Так появляется первое звено
жизни - фитопланктон. Эти бесчисленные миллиарды зеленых малюток свободно
парят в поверхностном слое морей и океанов. Особенно много их собирается на
так называемом жидком дне.
- А что это такое? - опросил Павел.
- Видите ли, солнечные лучи сильно напревают поверхность океана, а
ветер, перемешивая воду на глубине до 50-70 метров, создает два слоя:
верхний - теплый и легкий и нижний - холодный и тяжелый. Обычно между ними
образуется слой резко отличительной плотности. Он-то и есть слой скачка, или
жидкое дно. Фитопланктон, приспособившись парить в одной воде, с трудом
попадает в другую.
- И это происходит всегда на одной и той же глубине?
- О нет, это жидкое дно все время колеблется, потому что на нем
возникают внутренние приливные волны, и амплитуда таких колебаний достигает
многих десятков метров. Потому-то и фитопланктон движется то вверх, то вниз.
Мастерская природы не проста. Следующим звеном этой цепи является
зоопланктон - мельчайшие и просто мелкие морские животные, главным образом
крохотные рачий. Точно так, как на земле без зеленых растений невозможна
жизнь животных, так и они не могут жить без фитопланктона.
- Микроскопические коровы, - засмеялся Павел.
- Пожалуй, - согласилась Таня. - Сами-то они являются желанной и
единственной пищей очень многих рыб, при этом самых многочисленных,
например, сельдей и... самых больших на нашей планете животных - китов.
- Это уже четвертое звено цепи? - опросил Павел.
- Да, дальше начинаются хищники, имя которым легион.
- Судя по китам, добыча планктона - очень похожа на пастьбу.
- О, это как оказать. Зоопланктон в светлое время суток громадными
роями опускается в глубины морей, некоторые его виды - до 800-1 200 метров,
и только ночью поднимается близко к поверхности - туда, где много
фитопланктона.
- О-о, довольно подвижный корм, - засмеялся Павел.
- Но зато какой ценный! Каждый малюсенький рачок-эта маленькая живая
бутылочка с высококалорийным и богато витаминизированным жиром. Правда,
такие бутылочки украшены большими ветвистыми усами, имеют ножки, плавники и
глазки-бусинки, но для рыб это только реклама - их интересует жир.
- Что ж, ничего не скажешь, рыбкам и китам живется не так плохо - всюду
для них и стол, и дом.
- Вот этого я бы не сказала, - улыбнулась Таня. - Есть районы в
океанах, где воды малоподвижны. Там действительно все напоминает пустыню.
Зато в других местах, особенно там, где разные течения и где поверхностные
воды стремительно уходят в глубину, а взамен к поверхности устремляются
глубинные воды, жизнь кипит, за планктоном сюда приходят колоссальные косяки
рыб и усатых китов. За мелкой рыбой приходит крупная и киты-хищники. А
сверху над такими зонами в воздухе висят сотни тысяч птиц, которые также
живут рыбой и планктоном.
- Не совсем ясно, почему поверхностные воды опускаются, - спросил
Павел. - Ведь они легче глубинных вод.
- Это сложное явление, но суть его вот в чем. Если встречаются две
разные водные массы, ну, например, одна холодная и несколько опресненная, а
другая - теплая и очень соленая, то, перемешиваясь, они образуют новую воду,
более плотную, чем те, из которых они возникли. В результате эта новая вода
уходит вниз, а глубинные воды поднимаются. Этому процессу помогает динамика
течений. Вот такие штормы, как сейчас, усиливают этот процесс.
- Значит, такие бури - это благо, - сделал заключение Павел.
- Конечно, - убежденно ответила Таня, - жизнь-это форма движения;
застой означает гибель не только в океане, но и всюду. В океане, в
частности, это приводит к появлению сероводорода и гибели там всего живого.
- Да, - шутя сказал Павел, - теперь я по-новому понимаю слова
Лермонтова: "...Как будто в бурях есть покой". Ведь большие мировые течения
океанов Гольфстрим и Лабрадорское в Атлантическом океане, экваториальные и
Куросио здесь, в Тихом океане, всегда располагаются в одних и тех же местах
глобуса.
- Это так и не так, - ответила Таня. - На картах действительно они
занимают всегда одно и то же Среднее положение, но это среднее. В
действительности, в зависимости от деятельности атмосферы, все системы
течений сдвигаются то в одну, то в другую сторону, и меняется их
интенсивность. Вот поэтому и промысловые районы меняют свои места.
- Вы говорите, это зависит от атмосферы, - оживленно спросил Павел. -
Но ведь деятельность атмосферы...
- Да, да, - улыбнулась Таня, - как и деятельность океана зависит от
нашей звезды - от солнца, именно оно создало океан, жизнь в нем и в конце
концов любовь на земле. Поэтому, изучая океан, изучая звезды, мы понимаем
самих себя.
Таня встала и прошлась по залу.
- И, может быть, наши чувства? - добавил Павел.
- Ну, что же, будем надеяться, что океан и звезды расскажут нам и об
этом.
- Только жаль, - сказал Павел, - что капиталисты были так жадны, что
беспощадно уничтожали все. Я, например, читал, что в свое время, несмотря на
запрет, они едва не полностью уничтожили морских исполинов - китов.
- Так было, но теперь совсем иначе, - ответила Таня. - Вы ведь знаете,
что теперь в определенное время года в арктические моря вылетают самолеты и
рассеивают там биогенные удобрения. Вскоре там появляется колоссальное
количество планктона; в таких количествах сам океан произвести его не может.
Затем в эти районы приходят десятки судов. Мощные насосы прокачивают через
эти коробки воду, и при этом планктон выделяется из воды и поступает в
центрифуги с большим числом оборотов. В них жир отгоняется и стекает в
отстойники. Полученный продукт - ценнее жира китов и используется как
пищевой жир. Ну, а китам отдали антарктические воды. Теперь численность
китов снова увеличилась.
Павел выглянул в иллюминатор.
- А ведь уже давно рассвело, выйдем?
Над островом стояла мирная, спокойная тишина.
С ясного неба светило нежаркое утреннее солнце. Небольшие покорные
волны виновато облизывали пологий берег пляжа.
"Устоял! Устоял остров!" - обменявшись взглядами, без слов поняли они
друг друга.
- Океан покоряется людям! - вслух торжественно и серьезно оказала Таня.
Глава шестая
ЛУННАЯ СОНАТА
Герда проснулась рано. С особой ясностью перед ней, как продолжение
сновидения, проносились события последнего времени. Себя и свои действия
Герда видела как бы издалека. Ей казалось, что кто-то добрый и справедливый
говорил ей, где она права и где ошиблась.
"Что же сейчас представляет собой моя жизнь? - думала Герда. - Я - жена
ученого, преданного своей идее и своему делу. Павел сидит там, в Индонезии,
над своими зелеными листочками и мучается; через день шлет телеграммы, я
отвечаю на каждую пятую или десятую... Он, конечно, добрый, сильный и
хороший...
Но тут Герду словно кто уличил во лжи, она покраснела. Глядя в
побелевшее от рассвета окно, она ясно отдала себе отчет в том, зачем
приехала сюда, в Подмосковный дом отдыха. Недавно ее московский друг Орлов
сказал ей:
- Пока до свидания, Герда, скоро предстоит очередной полет на Луну.
Несколько дней должен отдохнуть в санатории. Будет у вас время - приезжайте.
И вот вчера вечером она приехала. У нее выдалось несколько свободных
дней, и когда ехала сюда, все думала: она едет, чтобы привести B порядок
нервы.
Но внутренний голос говорил ей: зачем лгать?
В девять часов утра все отдыхающие собрались за общим столом. Кроме
Орлова и Герды, здесь отдыхал конструктор кибернетических машин Иван
Иванович Егоров - старик с живым лукавым лицом. Густые белые волосы на его
круглой голове торчали аккуратной щеточкой, карие глаза весело поблескивали.
С ним была его жена Алла Александровна - врач-невропатолог, милая пожилая
женщина. Дальний край стола занимали пять сильных, здоровых ребят-студентов
Московского университета. Все они обладали атлетическими фигурами, громкими
голосами и сверхотличным аппетитом. Они успевали одновременно есть и громко
разговаривать о каких-то приливных волнах в глубине земли. На них часто
укоризненно посматривал Петр Петрович Игнатов-директор счетного центра
Москвы - бледный черноголовый человек в очках. Тут же за столом сидели три
девушки, учащиеся Московской консерватории.
После завтрака все общество, переодевшись, отправилось на лыжную
прогулку. Погода была чудесная, пышный снег искрился миллионами звездочек.
Лыжня вилась среди золотистых молодых сосен, с веток которых иногда, тихо
шелестя, падали хлопья снега. Разноцветная цепочка лыжников потянулась в
глубь леса.
В этот солнечный день в лесу было так хорошо, что не хотелось ехать в
санаторий, и лыжники прокатались до 5 часов вечера. Когда день закончился,
уже после ужина все собрались в обширной гостиной санатория.
- Тут чудесно, не хватает лишь музыки, - сказал Петр Петрович.
- Это верно, - согласилась Герда, - ничего так не создает настроения,
как музыка. Пожалуйста, Нина, сыграйте нам Лунную сонату Бетховена.
- Да я бы с удовольствием, - немножко покраснела Нина, - но ведь я
играю более или менее квалифицированно только на электроксилофоне, а здесь
рояль.
Виктор Орлов, молча стоявший у камина, неторопливо подошел к
инструменту, открыл его и заиграл. Могучие звуки заполнили комнату; в них
были надежда, глубокая внутренняя страсть, мужество и мудрость. Когда
замерли последние звуки, в комнате стало тихо-тихо, только было слышно, как
шелестел снег, падавший на стекла огромных окон гостиной.
Виктор вернулся на свое место.
- Я никогда не думала, Виктор, - сказала Герда, - что вы так чудесно
играете. Я не слышала от вас ни одного слова об этом.
- О, это старая история, - спокойно оказал Виктор, - я рос и учился в
музыкальном пансионате Юности - учебном заведении, всегда полном молодыми
голосами и звуками музыки, стоявшем вот в таком же лесу. Это был целый
маленький Музыкальный мир.
К 15 годам уже был неплохим музыкантом. И вот случилось, что всю нашу
школу пригласили на новогодний бал в Москву. Уедали решительно все. Малыши,
разумеется, еще раньше разъехались, а я остался потому, что мне
нездоровилось. Мне было грустно. Юности нужно общество, счастье, праздник. И
в этот день его действительно все имели, кроме меня. Около двенадцати часов
ночи я оказался в большом двухсветном концертном зале нашей школы. В большие
окна ярко светила луна, и в зале был тот особенный жемчужный полусвет,
который может создавать одна только луна. На стенках темнели портреты
великих композиторов прошлого, и те из них, на которые падали лучи луны,
казались живыми.
Я открыл большой концертный рояль и стал играть так же, как сегодня,
бессмертную Лунную сонату.
Вот тогда, играя, я понял, что человеческая жизнь вся в стремлении, в
борьбе, и только тот может быть счастлив, кто с самого начала жизни пошел по
верной дороге, честно служил своей идее. В те времена было всеобщее
увлечение космосом, все мечтали о полетах, и в эту ночь я также решил стать
космонавтом. И вот уже через неделю я не сходил с лыж, коньков; помногу
плавал в бассейне и беспрерывно учил математику, физику, астрономию.
Кончилось это тем, что меня вызвали в Совет преподавателей и спросили - в
чем дело?
Я ответил:
- Хочу быть достоин Бетховена по духу.
Меня сначала не поняли. Я очень путано объяснил, что человечество
завоевывает космос и что я должен стать космонавтом. В конце концов меня
поняли и перевели в политехническую школу. Ну, дальше все обыкновенно.
Учился.
- Расскажите же нам о ваших полетах, - взволнованно попросила Горда.
- Да, да, расскажите, - поддержали ее.
- Ну что ж, - согласился Виктор, - расскажу... Не стоит говорить о том,
что было в школе, достаточно заметить, что мне пришлось провести только в
сурдокамерах в общем более месяца. И вот однажды мне на грудь прикрепили
золотой луч в бриллиантовом Млечном пути. Я стал космонавтом. Учение,
пробные полеты на земных ракетах - все было позади. Я был зачислен в экипаж
ракеты "Луна 13".
Вместе с друзьями, такими же как я космонавтами, я целые дни проводил
на ракете, проверяя каждую деталь машины. И вот вылет. Темная южная ночь. На
ракетодроме вспыхивают тысячи огней, теперь видно, что на старте в километре
друг от друга стоят десятки ракет, они тоже должны лететь вместе с нами,
вернее, они будут вылетать через каждые два с половиной часа. Все ракеты,
кроме первой и последней, необитаемы - это грузовые ракеты. Но я сбиваюсь на
детали. Я ведь хочу рассказать совсем о другом.
Человек всегда счастлив, когда встанет на собственную дорогу. Так было
всегда: человек радовался и волновался, садясь на коня, становясь у штурвала
судна, к рычагам паровоза или берясь за руль машины.
Но многим не удавалось оказаться в кресле космического корабля и
почувствовать, что он не только человек Земли, но и космоса. Поэтому у меня
не было страха в душе, были только радость и гордое сознание, что я добился
цели. Экипаж ракеты состоял из пяти человек. На взлете каждый из нас
полулежал в своем кресле, мы могли разговаривать друг с другом, выполнял
свои обязанности. Фактически, конечно, все делали телеметрические станции
Земли - мы могли вмешиваться в управление полетом только в аварийных
случаях, да еще в момент прилунения командир корабля брал на себя посадку
ракеты. Он решал, куда посадить ракету. А мы пока были обязаны только
сообщать о своем самочувствии. Все остальное делала аппаратура. По совету с
Земли на втором часу полета мы позавтракали.
Не обошлось при этом без курьезов. Из питательного наконечника вылилось
несколько капель молока, и сейчас же в воздухе повисли беленькие шарики.
Поймать их снова оказалось очень трудно. Но постепенно мы полностью
освоились со своим положением, и я моту утверждать, что лучший отдых для
человека-это состояние невесомости. Нужно только быть внимательным.
К концу десятого часа движения размеры Луны стали очень быстро расти.
Появилось ощущение скорости, подобно тому, как это появляется у всех при
приземлении самолета или ракетоплана. Весь экран заняла поверхность Луны, и
детали с каждой секундой становятся ясней, увеличиваясь в размерах. Момент
поворота ракеты основанием вниз мною был пропущен. Экран показывал нижнюю
часть ракеты и струи огня, летящие вниз, в другом экране виднелись
зазубренные вершины какого-то кратера. Командир, однако, момента поворота не
пропустил - это очень важно в нашем деле.
Он принял управление в свои руки и придал спуску ракеты спиралеобразную
форму. Выведя ракету к запланированному месту, командир уменьшил расход
топлива и плавно прилунил ракету на ровной площадке.
Вот здесь и началась настоящая работа.
Ракета превратилась в командный телеметрический пункт, и мы начали
принимать и сажать около себя грузовые ракеты. С Земли это сделать очень
трудно. Командный пункт имел особое помещение, оборудованное всем
необходимым. Теперь на том месте, где мы прилунились, возник целый лунный
город.
С самого начала я обязался рассказывать о своих чувствах, но сейчас я
убеждаюсь в том, что это всего труднее сделать.
На Луне появилась небольшая сила тяжести, но нам не нравилась уже и эта
связанность Как видите, человек может привыкнуть ко всему. Наша ракета
стояла на твердом грунте, который был похож на лаву. А некоторые из грузовых
ракет ушли на треть и даже на половину корпуса в пылевидную массу. Теперь-то
вы знаете, что эта пыль - своеобразная атмосфера Луны, пропитанная газами, и
среди пылинок есть даже пары воды. Вездесущая жизнь приспособилась и к этим
условиям. Первым, кто в этом убедился, был телеметрист Петр Иванович
Сорокин.
Одевшись в скафандры и опустившись в лифте на поверхность Луны, мы
почувствовали себя довольно неуютно. Наши костюмы в сущности представляли
собой целые фабрики: в них вмонтированы и терморегуляторы, и газоаппаратура,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг