Мерц оживился:
- Да. Население земного шара все увеличивается. Но земной шар - не
резиновый пузырь, который можно раздувать и увеличивать до бесконечности. Я
считаю, что необходимо время от времени отсекать бунтующую часть
народонаселения этой планеты. Мы для этого имеем удивительное средство:
войну. Война восстанавливает равновесие тем скорее, чем...
Мерц не договорил и посмотрел через плечо Хесселя. Тот обернулся.
Невероятная вещь: дверь в кабинет была открыта, и на пороге стоял
неопределенного возраста угловатый сгорбленный человечек в куцем пиджачке.
Серый помятый котелок еле держался на затылке. Концом грязного галстука
человечек вытирал потное лицо и бормотал, шлепая толстыми губами:
- Сыщики гнались за мной, будто бешеные псы... К профессору Мерцу
добраться труднее, чем к господу богу. Я скорее согласился бы лезть на
Эйфелеву башню. Но все же я как будто у цели, чорт возьми...
Человечек прищурился:
- Так, что ли, молодчики?
Мерц приподнялся из-за стола:
- Эдвар, это вы? И, по обыкновению, пьяны?
Человечек приложил правую ладонь к котелку по-военному:
- Эдвар Мильх не пьян, ваше высокопревосходительство. Он может
провалиться сквозь землю, но прежде он выполнит обещание.
Хессель заметил, как задрожали губы и руки шефа.
- Вы хотите сказать...
Эдвар сел у лабораторного стола, снял с головы котелок и осторожно
положил его к себе на колени. Лицо его изменилось, стало строгим, серьезным
и даже, пожалуй, важным.
- Распорядитесь, ваше высокопревосходительство господин советник, чтобы
ни один пес не сунул сюда носа. Это во-первых. А во-вторых, сегодня
удивительно прохладное утро. И я ничего не имел бы против стаканчика
какого-либо горячительного напитка. В-третьих, я чертовски устал. И
в-четвертых, господин профессор, проба духов под названием "Спокойной ночи",
или "Можете тихо скончаться", - в моем распоряжении.
Мерц кивнул головой Хесселю. Ассистент надавил кнопку сигнала охране -
прекратить всякое сообщение института с внешним миром. За окнами послышался
лязг захлопываемых железных ворот. Хессель услыхал тонкую трель сигнальных
звонков - это значило, что по проволочным заграждениям, искусно скрытым в
кустарниках институтского парка, пущен смертельного напряжения электроток.
- Где? - пробормотал Мерц.
Эдвар кивнул на котелок. Шеф и ассистент взглянули туда. Внутри
головного убора к фетровому дну была пришита крохотная стеклянная ампула.
Папка " 41
Рыжеволосый толстолицый человек в черном мундире встрепенулся, услыхав
еле слышный телефонный звонок совершенно особого тембра. Из десятка
телефонных аппаратов, выстроившихся на большом письменном столе, звонил
самый крайний справа. Человек поспешно взял трубку и почтительнейше приложил
ее к уху:
- У телефона. Это вы, господин секретарь? Да, слушаю. Что? Со мной
будет сейчас говорить лично?..
От излишнего прилива почтительности человек даже привстал, выпрямился,
как на официальном приеме, и поднял свое лицо, похожее на масляную ватрушку,
к портрету, висевшему над столом, но успел разглядеть на портрете только
ноги в сапогах с большими шпорами. В трубке кто-то откашлялся и прохрипел:
- Он ждет?.. А?
Человек щелкнул каблуками:
- Начальник разведывательной полиции Пумпель у телефона, ваше
высокопревосходительство.
Трубка кашлянула:
- У телефона - я.
Пумпель выпятил грудь вперед и напыжился:
- Безмерно счастлив, ваше высо...
Голос в трубке нетерпеливо перебил:
- Пумпель, начинайте дело номер сорок первый. Действуйте осторожно и
наверняка. Мои личные указания остаются в силе.
Трубка кашлянула и смолкла.
Все еще продолжая стоять навытяжку, Пумпель мизинцем левой руки нажал
крошечную кнопку на краю стола. Чуть слышно скрипнула дверь. Личный
секретарь Пумпеля появился из-за портьеры и замер в отдалении.
Осторожным жестом Пумпель положил трубку на аппарат справа, как будто
это была очень хрупкая и деликатная вещь, сел, сдвинул брови:
- Начальника восемнадцатого кабинета!
Секретарь исчез. Пумпель опять посмотрел на сапоги портрета. Ему
нравилось, как добротно и похоже нарисованы солидные каблуки, а голенища,
казалось, только что начищены до блеска сапожной мазью известной фирмы
"Боттенау и Ко". Пумпелю всегда правилось предаваться созерцанию прекрасных
сапог на ногах начальства и философствовать о пользе шпор для воспитания
молодых лошадей. И даже сейчас, ожидая начальника 18-го кабинета, Пумпель
подумал, что не мешало бы унифицировать сапоги для всего населения империи.
Он даже постарался вообразить, что произошло бы, если бы все в империи стали
носить каблуки одинаковой высоты...
Но тут из-за портьеры появилась с докладом фигура секретаря:
- Начальник восемнадцатого кабинета.
- Впустите!
На месте коричневой фигуры секретаря на фоне портьеры появилась фигура
в черном мундире, несколько мешковато сидевшем на длинном туловище. Сухое,
морщинистое лицо вошедшего изображало готовность и внимание.
- Здравствуйте, Хох, - важно проговорил Пумпель, двигая бровями. -
Садитесь.
Большим пальцем левой руки Пумпель солидно надавил бронзовую кнопку, и
вверху, на потолке обширного зала-кабинета, парадно зажглась роскошная
хрустальная люстра. Пумпель выждал несколько секунд, пока Хох уселся в
кресло напротив, и солидно произнес, топорща усы:
- Встаньте!
И сам встал, официально выпрямившись. Хох вскочил, поднял подбородок
вверх, как будто ему наподдали кулаком под челюсть, выпучил глаза.
Пумпель размеренно произнес:
- Предлагаю выслушать внимательно. Личное распоряжение самого его
высокопревосходительства.
Тут Пумпель скосил глаза на крайний справа телефонный аппарат; Хох
почтительно и понимающе сделал то же самое.
- Да, распоряжение - усилить дело номер сорок первый. Оно начато по
моей инициативе, как вы знаете.
Пумпель слегка откашлялся, подражая начальственному кашлю, слышанному в
трубке, и выговорил, намеренно сгущая голос до хриповатого баска:
- Сядем. Поговорим о деталях.
Сел, поправил натянувшиеся на коленях форменные брюки, подвигал бровями
в стороны. Пумпелю всегда казалось, что такое двигание бровями придает его
лицу выражение необходимой строгости и действует на собеседников устрашающе.
- Сначала несколько мелочей. Как идут дела у профессора Мерца?
Хох наклонился над столом:
- Он под прекрасным наблюдением, ваше превосходительство. Занят
анализом доставленного ему газа.
- Хорошо. А как чувствует себя ваш молодой человек?
- Если только у него имеются какие-либо интересные документы, то
ручаюсь, что через двадцать четыре часа они будут лежать перед вашим
превосходительством на этом столе.
- Вы полагаете, что его предложения серьезны?
- Он дурачит нас.
- Каким образом?
- Я подозреваю, что он решительно не нуждается в деньгах. Ему только
важно войти в контакт с нами. Он действует по заданию с другого конца
европейской оси. Я получил сведения, что синьор Чардони в нашем городе и сам
ищет свидания с неуловимым юношей.
- М-м... А скажите, Чардони очень обеспокоен пропажей у него стеклянной
ампулы?
- Агентура доносит, что Чардони не показывает видимых признаков
беспокойства, но все-таки я полагал бы, на всякий случай, задержать его и
слегка... поговорить с ним.
Пумпель в легком беспокойстве задвигал бровями:
- Это вызвало бы излишние разговоры в министерстве иностранных дел...
Лучше приставьте к нему Эдвара для постоянного наблюдения.
- Слушаю, ваше превосходительство.
- Теперь расскажите, как обстоит у вас дело на Востоке. Направили ли вы
кого-нибудь на помощь нашим людям?
- Нет, ваше превосходительство. Теперь не тридцать шестой год, когда мы
могли оперировать более свободно. Переправлять наших людей к красным стало
почти невозможным. У них на каждом метре кордона стоят пограничники. А если
даже каким-либо чудом нашему проскользнуть и удается, то любой колхозник
задерживает его на первом же километре от границы. Да что колхозник!
Мальчишки и девчонки сообщают обо всем начальникам красных застав! Каждое
дело, которое мы с такой тщательностью готовим здесь, лопается там, будто
мыльный пузырь.
- Его высокопревосходительство осведомлен об этом. Поэтому дело номер
сорок первый, согласно его личным указаниям, нам придется вести совершенно
особым методом. Приступим...
Пумпель подошел к большому портрету и нажал рычаг, скрытый за оконной
портьерой. Портрет отодвинулся в сторону, обнажив стену. Второй нажим на
рычаг - и кусок стены приоткрылся, обнаружив замаскированный несгораемый
шкаф. Маленьким ключом Пумпель открыл тяжелую дверцу и вынул из шкафа черную
шелковую папку:
- Вот.
Хох с почтением посмотрел на мрачный четырехугольник, торжественно
положенный на стол. Пумпель медлил раскрыть папку:
- Тут всего лишь несколько вырезок из газет и журналов. Важным будет
то, что мы добавим к этим материалам. Но здесь нужны особые методы.
Морщинистое лицо Хоха выразило почтительное внимание.
- Да, Хох, после длительных размышлений я пришел к убеждению, что нет
ни одного словесного или цифрового шифра, который не был бы расшифрован
красными специалистами через несколько часов после того, как им в руки
попадет шифрованный документ. В то же время ясно, что наша тайна должна быть
так засекречена, чтобы ни один посторонний не мог проникнуть в нее.
Переговоры с посылаемыми людьми должны быть завуалированы чрезвычайно.
- Я разработал несколько остроумнейших кодов, ваше
превосходительство, - заметил Хох.
- Я был знаком с ними раньше, чем узнали их вы, ваше
превосходительство, - сдвинул брови Пумпель. - Мне теперь ясно одно: если в
кодах фигурируют слова и цифры, то им цена один пфенниг в валюте двадцать
первого года.
- И ваше превосходительство предлагает...
- Ввести в код предметы.
Пумпель раскрыл траурную папку. Листок папиросной бумаги в ней был
покрыт мелкими аккуратными строчками. Под листком Хох увидел несколько
старых почтовых конвертов.
- Смотрите, Хох. Моя личная переписка с заграничной агентурой. Я сделал
маленький опыт кодирования предметами. Каждое из этих писем было в ваших
руках, Хох, и вы ничего не заметили. Вот письмо из Афин, вот - из Брюсселя,
вот - из Осло... Ничего особенного: сообщаются новости, известные по газетам
каждому грамотному. Открытие нового отеля, свадьба кинозвезды Доры Мокей,
объявление о новых моделях дамских шляп и прочие пустяки. Вы, несомненно,
пробовали приложить к расшифровке этой переписки ваши коды...
Хох смущенно отозвался:
- Виноват.
- Да, вы не имели права интересоваться моей личной перепиской. Но дело
не в этом. Ни один из ваших кодов здесь не дал результата?
- Эта переписка не была зашифрована, - возразил Хох.
- Вы ошиблись. Переписка была кодирована. - Пумпель довольно
улыбался. - Впрочем, ваша ошибка вполне извинительна, Хох. Возьмите это
письмо.
Повертев в руках старый конверт, Хох вынул из него листок бумаги и
прочитал:
- "Дорогой дядя, я очень довольна поездкой. Крепко целую. Твоя Мици.
Триест, 18-го июня..." Ничего особенного не вижу. Письмецо, я полагаю, от
одной из многочисленных племянниц вашего превосходительства, - скромно
сказал Хох, все еще держа письмо в руках.
Рыжие усы Пумпеля как бы сами собой поднялись вверх, а губы сложились в
самую приятную улыбку:
- Я, милый Хох, получив это письмо, даже и не читал его. Над чтением
трудились до меня вы в своем кабинете. По мне было достаточно увидеть
письмо, и, не вскрывая его, я узнал, что...
Пумпель закрыл черную папку и заговорил начальственным тоном:
- Детали вы узнаете. Главное, я получил интереснейшее сообщение от
Любителя... Он уже вступил в дело.
- Неужели? - удивился Хох.
- Да. Всеми средствами усильте ему помощь. С молодым человеком
постарайтесь развязаться. Сейчас нам важен восток, а не юг. А пока возьмите
конверт и опять посмотрите на него внимательно. Неужели вы ничего не
замечаете?
- Ничего, - со вздохом сознался Хох.
Прием в кабинете " 18
Сырой плотный туман, будто маскировочный дым, стоял на улицах города,
скрывая очертания домов. Начинался печальный, холодный день. Мощный свет
прожекторов таял в тумане, и они светились слабыми подобиями лун,
равнодушных и скучных. Редкие авто, отважившиеся пуститься в путешествие по
мертвым, скованным туманом улицам, блуждали, терялись в пустых пространствах
огромных площадей и давали тревожные гудки, жалобные и беспомощные.
Швейцар взглянул на часы, возвышавшиеся на мраморном пьедестале в
парадном вестибюле. Без пяти девять. Через пять минут начнется прием в
кабинете " 18 у господина Хох. Записано на прием пятнадцать посетителей, а
налицо нет ни одного.
Швейцар подошел к стеклянной двери и посмотрел на улицу. Обычно, в
ясный день, он увидал бы широкую площадку, обсаженную развесистыми липами,
асфальтовый гладкий тротуар со снующими прохожими, плиточную мостовую с
мчащимися автомобилями и велосипедистами; через улицу он увидал бы цветистую
вывеску кафе "Золотой лев" и шуцмана, художественно дирижирующего резиновой
палкой посредине площади. Но сейчас за стеклом висела молочная простыня,
сквозь которую едва просвечивали тусклые шары прожекторов и уличных фонарей.
Как тени, проплывали фигуры редких прохожих. Вот прошагал, засунув нос в
поднятый воротник пальто, агент наружного наблюдения...
Слева в тумане вдруг показались два тусклых глаза авто, ощупью
пробиравшегося вдоль тротуара. Жалобно гудя, машина подъехала к подъезду и
остановилась. Человек в широком макинтоше выпрыгнул из авто и быстро взбежал
по гранитным ступеням.
Швейцар распахнул тяжелую дверь, мягко повернувшуюся на роликах.
- Господин Хох здесь? - осведомился прибывший.
- Да, но ваша очередь шестая, сударь, - ответил швейцар. - Вам придется
подождать.
Посетитель прошел в приемную. Его встретил чрезмерно любезный чиновник.
- Прошу садиться. Ваша очередь - шестая.
- Я уже слышал это. Прием у господина Хох начался?
- Нет еще.
- Я не вижу ожидающих.
- Вы прибыли первым.
- Так вы хотите, чтобы я дожидался, пока прибудут пятеро записавшихся
передо мной?
Чиновник ничего не ответил. Руками он перелистывал бумаги на столе, а
движением левого колена осторожно нажал под столом кнопку сигнального
звонка. Посетитель не заметил, как через отверстие, скрытое в завитке
архитектурного украшения на стене, его внимательно и остро осмотрел живой
человеческий глаз.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг