Сергей Михайлович Беляев
Истребитель 2Z
Мечта пилота
Настольная лампа бросала мягкий свет на большую карту Тихого океана.
Крепкие пальцы сжали блестящий циркуль, измеряя на карте расстояния.
Загорелая рука написала на листке бумаги несколько цифр, вычисляя поправку
на масштабы картографических проекций.
Широкоплечий высокий человек встал из-за стола, выпрямился, медленно
подошел к стене, на которой висела карта полушарий:
- Ну, землица-матушка, скоро мы тебя всю облетаем, ни одного уголка не
оставим...
Летчик-испытатель Антон Григорьевич Лебедев готовился к большому и
ответственнейшему перелету.
Обладая умом пытливым и наблюдательным, любил Лебедев ко всему в жизни
приглядываться, подмечать каждую мелочь. Постоянно тренировал он свою
память, и часто это оказывало ему хорошую услугу. Раз замеченное пряталось в
глубине сознания Лебедева и прочно хранилось там. Когда Лебедеву было нужно
вспомнить что-нибудь, казалось, позабытое, он привычным усилием воли
открывал свое "хранилище", и в мозгу ясно всплывало нужное воспоминание. Так
натренировал свою волю и память Лебедев.
Это помогало в повседневной работе. При испытаниях новых самолетов
Лебедев вспоминал мельчайшие детали предыдущих испытаний. Прежде чем сесть
на пилотское место новой модели, он внимательнейшим образом ознакомится с
машиной на земле и потом уже уверенно поднимется в воздух. Это выручало его
при непредвиденных случайностях. Хладнокровие и наблюдательность позволили
Лебедеву побить международный рекорд скорости с полной нагрузкой в 12 тысяч
килограммов на самолете типа "СС-6", и сейчас он мечтал о дальнем перелете -
обязательно скоростном и беспосадочном.
Лебедев повернул рефлектор лампы, и яркий свет залил его рабочий
кабинет. Пытливо вглядывался сейчас пилот в развернутую на стене карту мира.
Вспоминалось, как люди завоевывали воздушные пространства.
Давно ли Блерио перелетел через Ламанш? Тогда весь мир взволнованно
говорил об этом "чуде". А теперь ни дальние расстояния, ни высокий
стратосферный потолок, ни крейсерская скорость порядка 500 километров в час,
ни полеты в неблагоприятных метеорологических условиях не удивляют и не
смущают советских пилотов и штурманов. Еще в 1934 году советские летчики
Громов, Филин и Спирин покрыли без посадки по замкнутой кривой 12 711
километров. Летом 1936 года Чкалов, Байдуков и Беляков по Сталинскому
маршруту пролетели, в труднейших арктических условиях, без посадки 9374
километра. Эти же трое Героев Советского Союза через год продолжили
Сталинский маршрут, открыв кратчайший путь из Москвы в США через Северный
полюс. Вскоре Герои Советского Союза Громов, Юмашев и Данилин по той же
трассе - через Северный полюс, Канаду и США - пролетели без посадки из
Москвы до границы Мексики, покрыв по прямой свыше 11 тысяч километров. А
замечательный перелет Коккинаки? С тех пор все важнейшие рекорды авиации,
особенно по дальности, высотности и полетам с полезной нагрузкой, крепко
держатся в руках советских летчиков.
Лебедев вспомнил, как прошлым летом он в Мурманске встречал одного из
своих друзей, только что закончившего беспосадочный перелет по Северному
Полярному кругу. Путь этот в 15 996 километров был покрыт самолетом "Н-29" в
сорок часов одиннадцать минут в условиях полной видимости полярного дня.
Лебедев проследил по карте уже намеченный красным карандашом один из
вариантов своего предполагаемого перелета:
- Серьезное предприятие! Но у каждого из нас - своя мечта. Водопьянов
мечтал о Северном полюсе, Георгий Байдуков - о кругосветном путешествии
через два полюса, а я...
Лебедев улыбнулся своей мечте:
- Тридцать тысяч четыреста пятьдесят километров без посадки - прямо к
антиподам.
Следил по карте за вариантом трассы:
- Сначала - через всю нашу страну, затем Тихий океан пересечь
наискось... Посадку сделать вот здесь...
Пилот еще раз перечитал названия островов в океанских просторах -
Галапагос, Эсмеральда, Кокос, Оатафу. Необычайные, звучные названия вызывали
в его воображении картины удивительной окраски.
Лебедев закрыл глаза и ясно увидел голубые волны необъятного океана,
кольцеобразные коралловые острова с тонко вычерченными силуэтами пальм,
желтый песок пляжей, по которым еще не ступала нога человека, почти услышал
мягкий шелест ласкового прибоя, нежный шорох листьев неведомых растений.
Захотелось вдохнуть сладкий аромат ярких южных цветов.
Лебедев встряхнул головой и подшутил над собою:
- Чересчур много в тебе, Антоша, юношеской романтики! А ведь ты человек
солидный.
Но этому солидному человеку сам же и возразил:
- А чем плохо пофантазировать?
Представилось, что если бы посмотреть с воздуха на островки,
разбросанные в тихоокеанском просторе, то они, пожалуй, будут казаться
разноцветными камешками, вроде тех, что встречаются в крымском Коктебеле, -
эти удивительные цветистые халцедоны, фернамниксы, агаты и "морские
слезки"...
Крупными шагами Лебедев прошелся по кабинету, распахнул дверь и вышел
на балкон. С высоты десятого этажа ему открылась панорама громадного города,
окутанного теплым величием весенней ночи. Рубиновые звезды на башнях Кремля
красиво выделялись, как путеводные маяки. Лебедев долго смотрел на них,
чувствуя, как постепенно приходит к нему удивительная внутренняя
успокоенность. Вспомнилось, как недавно был он со своим товарищем Гуровым на
сессии Верховного Совета и как, возвращаясь из Кремля, они с высокой
набережной смотрели на полноводную реку.
"Гуров... Василий Павлович... Вот с кем предварительно обсудить
тонкости задуманного..."
Молодой штурман Вася Гуров, ученик и друг Лебедева, пользовался полным
доверием учителя.
"Сейчас он в командировке, - размышлял Лебедев. - Вернется через шесть
дней".
Небо над городом уже начало по-утреннему бледнеть. Лебедев встряхнул
головой:
- Помечтал, Антоша, и хватит. В восемь надо быть на заводе. Все в
порядке.
В постели, кутаясь в одеяло, решительно подумал: "С Васей разговор -
обязательно".
Ночью Лебедеву приснились коралловые острова и остролистые пальмы.
Запаянная ампула
Чайник вскипел. Хессель осторожно потушил бунзеновскую горелку.
Маленькими щипчиками, похожими на хирургический пинцет, он медленно,
размеренным движением положил в два стакана по таблетке прессованного чая
"Таблоид-ти" и заварил их крутым кипятком. По кабинету директора
Национального института прикладной химии профессора Карла Мерца разнесся
приятный аромат цейлонского чая.
Хессель приподнял на никелированном подносе два стакана, тарелку с
сухарями и вазочку с сахаром:
- Чай готов, господин профессор!
Мерц приподнял лысую голову и отодвинул от себя книгу "Новейшие способы
распыления иприта".
Бронзовые часы на коричневом книжном шкафу мелодично прозвенели десять
раз. Мерц прищурился на циферблат:
- Вы аккуратны, мой дорогой ассистент. Аккуратность - свойство
настоящего арийца. Откройте окно и садитесь.
Хессель раздернул плотные шторы, распахнул окно. Серое, затуманенное
солнце сквозь ветки сада скупо осветило комнату.
Мерц встал, протер носовым платком очки, опять их надел, посмотрел в
окно:
- Помню, было когда-то такое же утро и такое яге солнце... Маршировали
полки, трубы играли очень весело. Война казалась легким занятием. Весь мир
должен был стать на колени перед нами.
Профессор перевел глаза на другое окно и широко улыбнулся. Проследив за
его взглядом, Хессель увидел дремлющего на заборе дымчатого кота.
Мерц улыбнулся еще шире:
- Не следует бесплодно предаваться печальным воспоминаниям. Лучше
посмотрите на этот великолепный экземпляр... Как он прищуривается, как
нежится! Не правда ли, прелестно?
Хессель двинул кончиками тонких губ, изображая на безбровом лице
почтительное согласие. Мерц удовлетворенно кивнул лысиной и двинулся к
умывальнику. Он долго мыл руки, разговаривая сам с собой:
- Котик наслаждается... А мы его берем и сажаем в клетку... Он там
хорошо питается, но за это должен послужить науке...
Вымыв руки, профессор стал медленно вытирать их свежим полотенцем:
- Ассистент... Кота поймать... Годится для опытов с арсинами...
Хессель черкнул в блокноте:
"Лаборанту Мерману поймать дымчатого кота, находящегося в саду
института".
За шефом вымыл руки Хессель. Все делалось по раз заведенным правилам.
Сели за стол. Мерц опустил узкий сухарь в золотистый настой чая:
- Дымчатый кот будет долго сопротивляться смерти... Я это предвижу, и
это очень, очень интересно...
Хессель помешивал чай ложечкой и почтительно слушал. Его шеф сегодня в
хорошем настроении. Он уже раз пять назвал Хесселя "мой дорогой ассистент".
Это у шефа первый признак отсутствия скверного настроения. Второе: шеф
сегодня улыбался и медленно вытирал руки полотенцем, а само полотенце он
бережно повесил на ввинченный около умывальника громадный блестящий крюк.
Если у шефа настроение неважное, то полотенце с крюка срывается, комкается в
мокрых руках и бросается рывком, кое-как, куда ни попало - на спинку стула,
на стол, а то и на пол. В-третьих: шеф сегодня говорил о котах. А ведь все в
институте знают, что коты и боевые отравляющие вещества - это два
пристрастия профессора Мерца.
Порядок в институте образцовый: как в казарме или концентрационном
лагере. Шеф аккуратно встает ежедневно в семь часов утра, обтирается с ног
до головы соленой водой и делает гимнастику. В семь тридцать Мерц одевается,
съедает порцию кислого молока и пару сырых яиц со щепоткой соли. В семь
пятьдесят пять он звонит три раза короткими нажимами. Провода идут во второй
этаж института, где помещается двухкомнатная квартира ассистента - доктора
Хесселя. К этому моменту доктор должен успеть позавтракать и надеть белый
лабораторный халат.
Три раза дребезжит звонок шефа. Хессель выходит из квартиры, запирает
дверь, вешает ключ на доску и четким офицерским шагом спускается вниз по
свежевымытой лестнице. По утрам в коридорах Национального института
прикладной химии - тишина. Поблескивают светломатовые дорожки линолеума на
плиточном полу. Слабое отражение длинного силуэта доктора Хесселя плывет в
желтоватом с зелеными жилками мраморе стен.
Лаборант Фриц Мерман идет навстречу Хесселю, неся корзину с молодым
салатом для лабораторных кроликов. Поровнявшись с доктором, он поднимает
свободную руку в официальном приветствии:
- Хайль!
Пытливо смотрит доктор на лаборанта: не нравится ему выражение глаз
этого Мермана. В них ему чудится что-то непонятное. Но внешне Мерман
подтянут и корректен. Он постоянно возится в виварии с подопытными кроликами
и морскими свинками, аккуратно выполняет приказания. Доктор не имеет поводов
быть недовольным Мерманом, и, поджав губы, он небрежно отвечает на
приветствие.
В конце темнокоричневого широкого коридора - высокая желтая дверь.
Хессель почтительно стучит кончиками пальцев, слышит приглашающий отклик и
нажимает ярко начищенную медную ручку. Шаг через порог. Часы на шкафу
приветствуют его восемью ударами.
- Доброе утро, господин профессор!
Мерц отвечает на поклон Хесселя небрежным кивком головы:
- Доброе утро, ассистент!
Шеф никогда ни с кем не здоровается за руку. Он этого не выносит.
Каждое утро, при встрече с ассистентом, он остро смотрит несколько секунд в
белесые глаза Хесселя, потом медленно обводит пытливым взглядом эту большую,
розово-желтую, как мякоть персика, комнату, будто высматривает, все ли в
порядке.
Глаза у Мерца большие, круглые, истемна-зеленоватые, притаенные под
кустиками рыжих седеющих бровей. Бритый подбородок оттянут книзу, к
накрахмаленному воротничку, где к золотой запонке прильнул маленький,
старомодный черный галстук. Сухой костистый нос Мерца прямым углом оттянут
вперед, как у хищной птицы.
Хессель следит за взором своего шефа.
На окнах спущены желтые шелковые занавеси. Даже в пасмурный день они
создают в комнате впечатление солнечного освещения. Ярко горят электрические
лампы. По утрам Мерц любит работать при занавешенных окнах и при зажженных
лампах, хотя бы это был разгар лета. В комнате на стенах - специальные
электроустановки. На лабораторных столах микроскопы с красивыми изогнутыми
контурами дремлют под тяжелыми стеклянными колпаками. В углу, будто пулемет,
прицелился окуляром аппарат для микрофотографирования. Вот стеклянный в
прозрачных квадратиках, словно зимняя терраса, вытяжной химический шкаф.
Бунзеновские горелки притянуты резиновыми трубками к черным газовым кранам.
У широкого среднего окна - стол, где лежат стопки книг, аккуратно
переложенные бумажными разноцветными закладочками. Это для справок. Здесь -
последние химические литературные новинки и журналы на всех языках. Статьи
по одинаковым вопросам заложены одинаковыми ленточками. Иприт - пунцовые
закладки. Люизит - зеленые. Хлористый сульфурил (синтезу которого посвящена
докторская диссертация Мерца) - белые. Анализ газов - синие...
Традиционное светломаренговое шефское кресло. Ассистентский, с мягким
сиденьем, дубовый стул. Лабораторные табуреты...
Это неофициальный научный кабинет профессора Мерца. Еще в январе
профессору фашистским правительством было предложено поспешить с
окончательными выводами относительно новых, особо ядовитых соединений
арсинов. Мерц переселился из своего городского особняка в институт, чтобы
круглые сутки лично наблюдать за проведением работы. Хессель последовал за
своим шефом в это научное заточение. В институте шла подготовка к войне.
Здесь, в кабинете, Мерц с Хесселем работали до десяти утра. В десять
пили чай. С одиннадцати до трех - личная проверка Мерцем всех лабораторий
института, проверка выполнения ими очередных заданий. В три - обед. С пяти
до шести - лекции, - избранный курс для высших инструкторов фашистской
армии...
Помешивая чай ложечкой, Хессель мечтал об отпуске. Ему уже стало
надоедать повсюду следовать за этим лысым толстяком. Ведь как-никак он
все-таки офицер. Но приказания кабинета " 18 тайной полиции должны
исполняться точно и беспрекословно. У Мерца по институту намечена большая
программа, составлен широкий план, и необходимо следить за его выполнением.
Мерц хочет изучить комбинированные действия удушающих и общеотравляющих
боевых веществ на кроликах. Исходя из данных этого опыта, Мерц предполагает
скомбинировать новые заряды для авиабомб. Это - официально. На самом же деле
в строго засекреченных лабораториях института велись работы по синтезу
особого, нового отравляющего вещества, в состав которого не входил хлор.
Этому делу Мерц уделял особое внимание. Но сверхособое внимание, разумеется,
уделял этому кабинет " 18 и лично майор Хессельбард - он же ассистент
профессора Мерца, доктор Хессель.
- Да, ассистент, - тягуче проговорил Мерц, наблюдая, как Хессель
приготовлял по второму стакану густого чая. - Девяносто пять процентов
средств химической войны получаются при прямом или косвенном участии хлора.
Я надеюсь, что когда мне удастся получить вещество без хлора, то оно при
массовом боевом применении будет способно давать людям быструю и приятную
смерть.
Хессель поджал свои тонкие губы:
- Массовые приятные смерти?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг