Александр Романович Беляев.
СТРАХ[1]
I
- На огород идешь?
- На огород. Хочу покопать картошку. Как бы мороз не стукнул. Ты здесь
без меня справишься.
Заведующий почтовым отделением Ефимий Венедиктович Пилецкий надел
барашковую шапку и старенькую тужурку на вате, сохранявшую еще синие,
поблекшие канты и несколько "серебряных" пуговиц почтово-телеграфного
ведомства.
Марьям Викентьевна, его жена, служившая телеграфисткой в этом же
отделении, сухонькая, суетливая женщина лет тридцати, просто, но чистенько
одетая, подошла к мужу и тронула его за руку.
- Не ходи, Фима...
Пилецкий добродушно усмехнулся в седеющие усы.
- Трусишь? Уж не бандитов ли боишься? Не беспокойся. К нам они не
сделают визита. Знают, что у нас не разживутся.
- Не смейся, Фима... Жутко мне. Дня не проходит, чтобы они не напали на
кого-нибудь в окрестностях.
- Глупости. На мелкую дичь они не охотятся. Да я долго и не буду -
засветло вернусь.
И Пилецкий, взяв суковатую палку, вышел из дома.
Утро было сумрачное. Серая завеса мелкого осеннего дождя затянула дали.
Почтовое отделение помещалось в доме бывшей почтовой станции. Длинное,
приземистое белое здание с непомерно высокими, остроконечными, готическими
окнами и такой же дверью. Эти здания, как две капли воды похожие друг на
друга, отстроенные еще в пятидесятых годах прошлого столетия, стоят по нашим
шоссейным дорогам угрюмыми памятниками старины.
Большой двор с обветшалыми конюшнями и сараями обнесен высокой каменной
стеною, охранявшей когда-то почтовых лошадей.
Два шоссе пересекают у самой станции друг друга. Несколько десятков лет
тому назад здесь трусили рысцою почтовые лошаденки, звеня колокольчиками. И
усталый путник зорко всматривался в сужающуюся ленту шоссе, ища во мгле
наступающего вечера белое здание, где ожидали его приют и отдых...
На смену троек пришел неуклюжий, но неутомимый автобус; с мерным
пыхтением проносится он мимо старенького здания, в котором жалобно
позванивают стекла, и скрывается вдали, издавая рев, неслыханный в этих
глухих, заброшенных местах...
Галки и вороны в испуге снимаются с мокрых, сырых кочек и тянут к
лесу... А леса здесь кругом... Топкие, поросшие мохом, непроходимые леса
Белоруссии, где привольно чувствуют себя только волк да лихой человек...
Пилецкий сдвинул барашковую шапку, застегнул свою старенькую тужурку на
две металлических и три костяных пуговицы и зашагал по шоссе.
Оно спускалось вниз и потом круто поднималось вверх. Наверху, в двух
верстах, стояла ближайшая деревушка. А ближе, в полуверсте от нее, находился
огородик Пилецкого.
Ефимий Венедиктович спустился в низину. Гиблое место для автобусов.
Несмотря на ремонты, шоссе постоянно портилось от подпочвенных вод,
которые вспучивали настил дороги и выступали лужами.
Кругом - лес.
Это - излюбленное место для нападений бандитских шаек на автобусы.
Довольно бросить бревно поперек дороги, и - стоп...
- Руки вверх!..
И пассажиры предоставляли свои карманы и чемоданы в распоряжение
грабителей.
Жуткое место.
И Пилецкий невольно ускорил шаг.
Кругом, однако, стояла необычайная тишина.
Пилецкий поднялся вверх и вздохнул с облегчением, увидев свой огород и
крестьянина, копавшегося на соседнем участке.
- Здорово, Спиридон!
- Ведениктовичу наше почтение.
"Ведениктович" - так звали Пилецкого, изменив его трудное для
произношения отчество. Спиридон, грамотный крестьянин, долго живший в
Москве, был председателем сельсовета.
- Что нового, Спиридон?
- Плохие новости.
- А что, все бандиты шалят?
- Да уж какие шалости?.. Третьего дня, слышь, пароход на Соже
ограбили...
- Пароход? Как же они туда попали?
- Как - обыкновенно. Сели как пассажиры. А отошел пароход версты две -
"руки вверх!.." кричат.
- Сколько же их было?
- Всего и было человек пять, а пароход начисто ограбили, к берегу
пристать велели. Сами пассажиры своими руками свои же чемоданчики им на
берег сложили... и поминай как звали.
- Иванов?
- Все он...
- Да откуда он взялся? Кто такой?
- Говорят, будто полковник бывший. Из Польши перешел... Ну, и наши
балуются... Семка-косой - знаете?..
- Как не знать.
- Непутевый парень. Андрон с Могильцев, Костецкий...
- Чего же вы на них не донесете? Ведь и вас они обижают?
Спиридон оставил копать картошку и посмотрел на Пилецкого.
- Как не обижать?! У кого телку на прокорм стащат, у кого лошадь... Да
донесешь-то как? У них ружья, револьверы... расправа короткая... Пока
начальство наедет, без головы останешься. Кому охота...
Наступали ранние сумерки. Пилецкий расправил затекшие члены,
распростился со Спиридоном и отправился в обратный путь.
В лощине сумерки были гуще. Пилецкий не сразу заметил двух незнакомцев,
сидевших на куче щебня. Один из них поднялся и подошел к Пилецкому.
- Что за человек? А, почтарь!
Пилецкий вздрогнул. Перед ним стоял Семка-косой, уставив свой зрячий
глаз. На другом глазу Семки было огромное бельмо, выпиравшие из зрачка, как
горошина.
"Семка-косой... Бандиты..." - мелькнула у Пилецкого мысль, и холодок
пробежал от спины к затылку, шевельнув корни волос.
- Ты, слышь, - ни гу-гу, что видал нас, если не хочешь дать дубу[2].
Понимаешь?
Пилецкий поспешно кивнул головой.
- Ну, то-то. Проходи.
- Надо будет проверить, как он живет, - услышал Пилецкий за собой голос
Семки. Потом Семка свистнул, и Пилецкий услышал удаляющиеся шаги бандитов.
II
Жена ждала к обеду, но Пилецкому не шел кусок в горло.
- Придут... ограбят... убьют... - думал он.
Встав из-за стола, Пилецкий решительно подошел к телеграфному аппарату
и телеграфировал в ближайший город, в районную милицию, о высылке отряда для
поимки бандитов.
- Дело плохо, - сказал он жене, - гостей можно ждать каждую минуту, а
милиция раньше завтрашнего дня не приедет...
- А что, если они перехватят телеграмму? Говорят, они это делают...
Убьют ведь...
- И то обещали, - не удержался Пилецкий. - Да все равно один конец:
если придут, ограбят кассу - тоже не помилуют...
И они сидели молча, глядя на телеграфный аппарат с таким видом, будто
он накликал на них несчастье... Но дело было сделано. Оставалось выжидать
событий...
III
В густой темноте осенней ночи, под моросящим холодным дождем отряд
вооруженных людей медленно, осторожно подходил к зданию почтового отделения.
Звякнуло дуло винтовки.
- Тише вы, черти, - раздался заглушенный голос.
- Тут, кажется... Ну, что, Митька, трусишь?
- Ох, - послышался вздох.
- Ничего. Обтерпишься. Пороху понюхаешь - привыкнешь.
- А где они, бандиты-то? Там? - И Митька протянул руку к зданию.
- Все может быть. Ты только не трусь. В случае чего пали - и никаких.
Лучше ты его, чем он тебя. Так-то. Пали - и никаких, потому - полное право.
- Тише, вы. Разболтались...
IV
Липецкому не спалось. Он с вечера зарядил ружье, приготовил патроны и,
не раздеваясь, прилег на кровати. Сердце колотилось, и шумело в ушах. Он
прислушивался к каждому звуку... Вот - шорох, и у него холодело в груди.
Идут. Нет, это мышь скребет под полом... В коридоре что-то трещит...
- Фима, стучат, - слышит он испуганный шепот жены.
Его, как пружиной, подбросило. Да, да, стучат. И стучат так, что
разбудят мертвого... Он хватает дрожащими руками ружье и набивает патроны в
карманы.
- Ты вот что, - обращается он к жене, а зубы выбивают нервную дрожь, -
ты не открывай... скажи - дома нет... А я по лестнице на чердак... Тебя не
тронут... Ты ни при чем... Поищут - уйдут... А полезут ко мне - дешево не
отдамся...
В дверь колотили прикладами, и удары гулко отдавались в длинном
коридоре, идущем от двери и разделявшем дом на две половины.
Пилецкий быстро взобрался по лестнице на чердак, через отверстие в
потолке коридора. Звенели стекла окон...
- Дома нет!.. Нет дома!.. - надрываясь, кричала жена.
- Отворяй, если и дома нет! Кого прячете? Стрелять будем!..
Послышался выстрел. С треском кто-то выломал раму, и в комнату, через
окно, пролез человек и, пыхтя, открыл двери. В коридор ввалилась толпа.
Дальше все было как в кошмаре... Треск оконной рамы, звон разбитых
стекол, крики жены... выстрелы... шепот... голоса в темноте... И вот кто-то
поднимается к нему по лестнице.
- Не лезь! Убью! - диким голосом кричит Пилецкий. - Всех перестреляю,
последняя пуля себе!..
Но лестница дрожит под чьими-то ногами, и вот какое-то пятно замаячило
в четырехугольнике отверстия...
Стиснув зубы, Пилецкий нажимает курок...
Выстрел... Вспыхнувший огонь освещает чью-то голову, но она тотчас
скрывается в отверстии. С глухим стуком падает чье-то тело.
Внизу крики...
- Убил... Слезай... Милиция... - слышит он отдельные голоса...
Опять кто-то лезет...
- Не лезь, - кричит Пилецкий и снова стреляет...
Отчаянный стон... И опять взрыв криков внизу.
Среди шума он узнает как будто голос старика-сторожа, Вонифатия...
- Это я... - и лестница опять дрожит.
- Убью, - кричит обезумевший Пилецкий, и в третий раз огненная полоса
прорезывает тьму. Опять чей-то стон.
Но голоса утихают. О чем-то сговариваются, удаляются, и Пилецкий слышит
пыхтенье отъезжающего автомобиля.
- Откуда автомобиль? - пролетает мысль в затуманенном мозгу
Пилецкого. - Может быть, милиция подоспела вовремя?.. Только едва ли.
В отделении вспыхивает огонек. Пилецкий судорожно сжимает похолодевшими
руками винтовку.
Вот автомобиль возвращается. Кто-то вошел...
- Слазь, Ведениктович, - слышит он знакомый голос Спиридона. - Беда
случилась... Милиция тебя защищать приехала... А ты с перепугу начальника
того... уложил, милиционера ранил и - сторожа своего... Слазь, Ведениктович,
не бойся... Вот тебе мое слово - ничего не будет.
Кто-то внес лампу в коридор, и Пилецкий увидел отряд милиционеров...
Бросив винтовку, он молча стал спускаться по лестнице...
V
Серое, осеннее утро осветило печальную картину. На полу коридора лежал
убитый, рядом стонали раненые. Вещи в отделении и комнатке Пилецкого были
перевернуты, мебель опрокинута. Стекла в окнах выбиты. Штукатурка на потолке
и стенах местами обвалилась от выстрелов, произведенных с улицы.
Спиридон сидел на ступеньках крыльца и, крутя цигарку, спрашивал
милиционера:
- Как же это так случилось? Вы-то чего дуроломом валили?
Милиционер вздохнул:
- Дуроломом? Не знаешь ты нашего дела - что значит на облавы ходить,
бандитов ловить. Из-за каждого угла тебя подстрелить могут... Разве тут
рассуждаешь? Сам как в бреду. А бандиты очень просто могли у Пилецкого
остановиться. Припугнут "маузером" - не выдавай, мол, и конец...
Ведь и у вас в деревне они ночевали?
- Это верно...
- Ну, вот... А нас не пускали... Почему такое? Значит, неспроста...
- Вот дела-то... - вздохнул в свою очередь Спиридон. - Страх-то что
делает.
Пилецкого арестовали, но скоро выпустили - он был признан невиновным.
На кладбище прибавилась свежая могила...
Примечания
1
Темою настоящего рассказа послужило действительное происшествие,
имевшее место в одном из п.-т. предприятий Белоруссии в августе 1925 г.
2
Быть убитым.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 06.07.2015 18:57
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг