Александр Романович Беляев.
Встреча Нового 1954 года
- Это было в тысяча девятьсот пятьдесят втором году, в ночь под
пятьдесят третий. Я был тогда студентом, жил на Фонтанке, в новом
доме-коммуне студентов-электротехников. Группа товарищей, кончавших
институт, встречала Новый год у меня.
Летом пятьдесят третьего года мы должны были получить звание инженера и
разлететься в разные стороны. Естественно, мы заговорили об этом. Куда
занесет нас судьба?.. Увидимся ли мы в следующую ночь под Новый год?
И надо же было мне выступить с таким необдуманным предложением.
- Товарищи! - сказал я. - Давайте дадим друг другу слово, что, где бы
мы ни были, ровно через год, в 24 часа каждый из нас будет сидеть за своей
приемно-передающей радиостанцией, и я всех вас поздравлю с Новым годом, а
потом передам это поздравление от каждого каждому.
Мое предложение было принято почти единогласно. И только один мой друг
Глебов тряхнул своей черной курчавой головой, засмеялся и воскликнул:
- Я против, потому что твое предложение в той форме, как ты его сделал,
совершенно невыполнимо, неосуществимо.
- То есть как это неосуществимо? - спросил я. - Разве мы не беседуем
друг с другом по радио каждый день? Разве наши радиостанции...
- Он просто очень плохого мнения о всех нас, - сказал, смеясь, один из
гостей. - Глебов уверен, что, разъехавшись, мы тотчас забудем друг друга.
Глебов вложил свою руку в мою и промолвил:
- Ну, вот что. Если ты еще и сейчас не понял нелепости своего
предложения, то надо наказать тебя за твою недогадливость. Хочешь пари на
шар-прыгун? Я утверждаю, что ни одного из нас ты сам не поздравишь с Новым
годом вовремя - ровно в полночь.
Это был уж вызов, а я был горяч и принял пари.
На другой день, чтобы не забыть, я достал новый - на 1953 год -
перекидной календарь и на последнем листке, 31 декабря, написал красным
карандашом:
РОВНО В ДВЕНАДЦАТЬ ЧАСОВ ВСТРЕЧА НОВОГО ГОДА ПО РАДИО.
Все в порядке...
Пятьдесят третий год начался, и дни побежали за днями. Зиму сменила
весна, весну - лето, мы получили аттестаты и действительно разбрелись в
разные стороны. В Ленинграде остались только я - аспирантом института - и
два товарища, которые должны были стажироваться радистами на стратопланах, -
Питт и Алиев. Пока они работали в лаборатории. Первый же их полет
предполагался не ранее конца года.
И вот, 30 декабря, за день до кануна нового, 1954 года, ко мне в
комнату вбежали радостно возбужденные Питт и Алиев и сообщили, что сегодня в
полночь они летят в первый кругосветный полет на стратопланах - один из них
в восточном направлении, другой - в западном.
- Но так как весь полет продлится не более двадцати четырех часов, то
мы надеемся, быть может, с небольшим опозданием встретить Новый год с
тобою, - сказал Питт. - Ты помнишь, конечно, о пари?
- Разумеется, - отвечал я.
- Мы будем свидетелями. А теперь прощай, спешим. Итак, до полуночи
через сутки.
И они быстро ушли.
На другой день, 31 декабря, в двадцать три часа пятьдесят минут я уже
сидел в боевой готовности у радиоаппарата. Рядом с аппаратом стояли
выверенные часы и лежал список товарищей, которых я должен поздравить с
Новым годом. Против каждой фамилии отметка - длина волны его радиостанции.
Посмотрев на этот список, я впервые почувствовал, что могу проиграть
пари. Мне нужно было поздравить человек пятнадцать. Для каждой станции надо
"перестраивать волну". Как ни быстро это делается, а "ровно в полночь" всех
не поздравишь. Впрочем, ведь Глебов утверждал, что я вовремя не поздравлю ни
одного. Посмотрим...
Ровно в 24 часа ноль секунд я послал первый новогодний привет
московскому товарищу.
- Увы, мой друг, ты опоздал со своим поздравлением по крайней мере на
полчаса, - услышал я его ответный голос, - в Москве мы уже встретили Новый
год.
Быть может, у него часы неверны... Но мне некогда было раздумывать. Я
уже поздравляю саратовского друга.
В ответ я услышал веселый свист и слова:
- В Саратове уже целый час Новый год.
И я сразу понял все. Каким же я был олухом, заключив столь необдуманное
пари. Я упустил из виду разницу между ленинградским и местным временем.
Конечно, я хорошо знал об этом. Но как в старину говорили, на всякую старуху
бывает проруха. Оскандалился.
Мне больше ничего не оставалось, как из упрямства продолжать свои
поздравления. А отчасти меня и самого заинтересовала эта "проверка местного
времени".
Свердловск мне ответил, что у них прошло два часа с наступления нового
года.
Сердитый друг из Омска спросил меня, какой это олух будит его в три
часа ночи.
Иркутск - тоже не очень ласково - ответил, что в пять часов утра с
Новым годом не поздравляют.
Хабаровский друг поспешно ответил:
- Благодарю. Допиваю утренний чай. Спешу на работу. Семь утра.
А зимовщик на острове Врангеля сообщил, что мое поздравление застало
его во время десятичасового утреннего завтрака.
Дальше. Но дальше у меня на востоке не было друзей, и я направил свою
волну на запад. Здесь меня преследовала неудача.
Берлинский друг сказал мне, что я поторопился со своим поздравлением: у
них в Берлине еще 23 часа 31 декабря 1953 года.
Этот ответ вселил в меня слабую надежду, что я еще могу выиграть пари
хоть наполовину, - поздравить хотя бы одного - берлинского товарища,
дождавшись, когда в Берлине будет ровно полночь. Но эта надежда, конечно,
тотчас лопнула: увы, берлинского друга я мог бы поздравить вовремя
по-берлински, только когда мои часы показывали бы уже около часа ночи, то
есть не вовремя по-ленинградски...
Мои радиоволны уже без надежды на успех летели на запад...
В комнату быстро вошли два мои друга-радиста.
- Мы, кажется, немного опоздали. Это вина уж не стратоплана, а
автомобиля, который вез нас от аэродрома. Мы ползли с черепашьей, земной
скоростью, - сказал Алиев, летевший в западном направлении.
- Лучше поздно, чем никогда, - сказал я. - Поздравляю с Новым годом!
- С Новым годом? - переспросил Алиев. - Прямо не знаю, что тебе
ответить - принять ли это поздравление? Я бы мог побиться на какое угодно
пари, что сегодня все еще 30 декабря, самое большее, - он посмотрел на
часы, - десять минут 31 декабря 1953 года.
- Никогда не заключай пари, - меланхолически ответил я. - Но ты, Алиев,
меня удивляешь. Ты не только готов отрицать наступление нового года, но
утверждаешь, что сегодня даже не 31, а 30 декабря истекшего года.
- Суди сам, - ответил Алиев, - я вылетел на стратоплане в западном
направлении ровно в полночь 30 декабря. Так? И что же? С того момента, как я
полетел, я готов биться об заклад, что время стало...
- Никогда не бейся об заклад. Но объясни, как это время стало. Часы
перестали идти? - спросил я его.
- Нет, положим, часы шли как всегда. И по часам как будто и прошли
сутки со времени моего отлета. Часы шли, а время не шло. Я находился в пути
двадцать четыре часа как будто. Но я не видал восхода солнца, словно оно
куда-то провалилось, я не видал дня. Целые сутки продолжалась непрерывная
ночь. Можно было подумать, что я нахожусь на Северном полюсе. Но и в
полярную ночь время движется, - движется луна на небе, движутся звезды. А во
время моего полета небо словно застыло, небесные часы остановились. Звезды
видны были прекрасно, я делал наблюдения над ними точнейшими навигационными
инструментами - и ни малейшего склонения. Вот та звезда, - он показал в
окно, - как сейчас стоит, так и простояла весь путь неподвижно. Ну, разве
после этого нельзя сказать, что я выиграл у жизни сутки? - смеясь, закончил
он.
- Ну, а с тобой что случилось? - спросил я Питта, летавшего в восточном
направлении.
- Со мной, - ответил Питт, - случилось, пожалуй, еще более необычайное.
Если Алиев отказался принять твое поздравление потому, что, по его мнению,
остались еще целые сутки до встречи Нового года, то я готов биться об
заклад...
- Не бейся об заклад! - упрямо повторял я.
- Я все-таки готов биться об заклад, что сегодня уже... - он посмотрел
на часы - было 15 минут первого, - что сейчас уже 2 января 1954-го.
Я почувствовал, что у меня голова начинает пухнуть от этих встреч
Нового года.
- Вы меня с ума сведете! - воскликнул я. - Как это 2 января?
- Да вот как. За двадцать четыре часа я прожил двое суток. Слыхал ли ты
о чем-нибудь подобном? Этак я вдвое быстрее состарюсь, если всегда буду
летать в восточном направлении.
В продолжение одних суток я дважды видел восход и заход солнца. Каждый
этот день и каждая ночь длились - по моим часам - всего по шести часов. Да,
я пережил за одни сутки двое "укороченных" суток. И сейчас для меня 16 минут
третьих суток - 2 января.
- Вот так история! - воскликнул я, пытаясь разобраться во всем этом. И
в тот же момент я услышал голос Глебова - он, злодей, не забыл о пари.
- Алло! Что же ты не поздравил меня с Новым годом? Проиграл пари!.. -
Глебов засмеялся. - Ты проиграл бы его, милый друг, даже в том случае, если
бы поручился, что поздравишь ровно в полночь товарища, живущего на другом
конце Ленинграда, потому что в таких больших городах, как Москва и
Ленинград, в восточной части города новый год наступает по крайней мере на
полминуты раньше, чем в западной.
- Стоит ли спорить о полминутах и даже часах, когда вот тут у меня
сейчас Алиев и Питт спорят о том, какая сегодня ночь - с 30-го на 31 декабря
прошлого года или с 1-го на 2-е нового года? Тут, братец ты мой, разница в
несколько суток.
- На этом меня не проведешь, - отвечал Глебов. - Алиев летел на запад
со скоростью вращения земли - в направлении, обратном этому вращению. Ясно,
что для него звезды как бы неподвижно стояли над стратопланом и "время не
двигалось". Питт же летел на восток. И его стратоплан, получив при отлете
поступательную скорость самой земли при ее движении вокруг оси, прибавил
такую же скорость, развиваемую самим стратопланом, в том же восточном
направлении. Ясно, что для него в одни сутки должны были протечь двое, как в
тон случае, если бы земля начала вертеться вдвое быстрее. А пари ты все-таки
проиграл. Попрыгаю я теперь на твоем шарике!
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 06.07.2015 19:01
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг