Александр Романович Беляев
Верхом на Ветре
- Пощады! Пощады! Пожалейте детей, не делайте сиротами! Пощады!
Пощады!..
Эти бабы испортили всю торжественность церемонии. Как они прорвались
через цепь солдат? Генерал-капитан Буэнос-Айроса, диктатор Розас нахмурился.
Его рыжий английский скакун нервно перебирал ногами, - детский и женский
крик действовал на нервы лошади гораздо сильнее, чем на нервы седока.
Женщины окружили лошадь, кричали "Пощады!" и протягивали к Розасу плачущих
младенцев. Но "человек железа и крови", как звали его, не знал жалости. На
его бритом лице с большим носом и бачками на щеках не выражалось ничего
кроме досады на случайное нарушение порядка.
Высокомерный, гордый, в мундире с высоким воротником и в шляпе с
плюмажем, он сидел на лошади так неподвижно, что его можно было принять за
статую. Наконец крики ему надоели. Не поднимая руки от поводов, он приподнял
указательный палец и сказал тихо, но внятно:
- Уберите женщин!
Адъютант отдал приказ офицерам, офицеры - солдатам, солдаты нехотя
начали отгонять плачущих женщин. Площадь очистилась. Прямо перед Розасом
виднелись пятьдесят столбов в рост человека с привязанными к ним
полураздетыми солдатами. По левую и правую стороны от него стояли войска.
Посреди площади, между Розасом и столбами, лицом к привязанным людям - цепь
стрелков с ружьями наготове. За столбами виднелась груда человеческих тел.
Розас производил суд над пойманными дезертирами армии. Заодно
расстреливались и личные враги Розаса. Сегодня был большой день. С утра над
площадью висела дымовая завеса, которую не мог развеять даже довольно
сильный ветер, и слышались залпы. То диктатор Розас правил страной.
Когда вопли женщин и детей замолкли вдали, Розас махнул платком. Сухой
треск выстрелов прокатился над площадью, и еще один ряд привязанных к
столбам полураздетых солдат склонил головы.
Внезапно наступило затишье. Вероятно Санта-Анна, кавалерист, стоящий
невдалеке от Розаса в строю, не ожидал этой паузы, и его голос довольно
явственно прозвучал в зловещей тишине:
- Гнусный палач!..
Мускулы лица Розаса чуть-чуть дрогнули. Он тронул повод. Лошадь -
подарок одного скотопромышленника, недавно вернувшегося из Англии, легко
перебирая ногами, приблизилась к лошади Санта-Анны. Розас впился в глаза
кавалериста своими черными глазами, как бы желая пронзить его насквозь,
потом тем же спокойным, несильным, но довольно внятным голосом сказал:
- Или я ослышался? Повтори, что ты сказал!
Лицо Санта-Анны побледнело, а грудь высоко поднялась, как будто он
опустился в холодную воду. Тысячи глаз смотрели на него с любопытством и
страхом. Санта-Анна молчал. Улыбка скользнула по губам Розаса. Презрительная
улыбка была той искрой, которая подожгла в душе Санта-Анны пороховую бочку
испанского самолюбия и гордости. Он поднял голову и, не спуская глаз с
Розаса, отчетливо сказал:
- Сеньор генерал-капитан! Я сказал, что ваша милость - гнусный палач!
- Хить! - в воздухе раздался короткий возглас Розаса, похожий на свист
хлыста, рассекающего воздух. В то же мгновение лошадь диктатора, вздернутая
сильной рукой, поднялась на дыбы. Задние ноги ее плясали, а передними она
махала в воздухе. Лошадь двинулась на Санта-Анну, как будто вызывая его на
партию бокса. Лошадь кавалериста также поднялась на дыбы, но не пошла
навстречу английскому скакуну, а, сделав поворот на месте в девяносто
градусов, поскакала прочь. И она, конечно, вынесла бы своего седока на
простор пампас так же, как не раз выносила его из гущи сражения, если бы
чьи-то руки не ухватились за плечи Санта-Анны. Он был сдернут с седла, а
лошадь, едва не перевернувшись навзничь, поплясала на задних ногах и
умчалась за линию войск.
Четыре солдата повисли на руках Санта-Анны, который стоял не
сопротивляясь. Розас хмурился. Он был недоволен, что не сдержал гнева и
унизил себя до того, что бросился на солдата. За это он возненавидел
Санта-Анну еще больше.
- Расстрелять! - сказал он небрежно и посмотрел на тени на земле. Затем
он вынул великолепный золотой брегет и самодовольно улыбнулся. Не даром в
детстве он жил среди гаучо: он безошибочно определял время по тени. Стрелки
часов показывали ровно двенадцать. Пора обедать. Розас вставал очень рано,
обедал в полдень и потом предавался в самое жаркое время сиесте. И он
повернул лошадь по направлению к городу. Казнь может совершаться и без него.
- Ну что же ты? Марш к столбам! - приказал офицер.
Санта-Анне нечего было терять. Он ухмыльнулся и дерзко ответил:
- Я всегда привык видеть начальство впереди. Идите вы, если вам
нравится, а я за вами.
- Это бунт? - взвизгнул офицер и приподнял хлыст.
- Идем, товарищ, от смерти не убежишь! - сказал солдат, дергая за руку
Санта-Анну, но тот упирался на каждом шагу. И вот, когда они были уже всего
в двадцати шагах от столбов, случилось нечто, чего никто не ожидал.
Откуда-то вихрем налетела лошадь Санта-Анны и со всего размаху боком
ударилась в группу солдат тащивших его хозяина. Это был мастерский удар,
которому она научилась в то время, когда Санта-Анна не был еще солдатом, а
батрачил у одного из помещиков. У гаучо была любимая, довольно жестокая
забава: когда клеймили скот каленым железом, и обезумевший от боли бык
бросался в степь, считалось лихим молодечеством догнать его на скакуне и
свалить с ног ударом груди лошади поперек туловища. И вот теперь лошадь
Санта-Анны очевидно решила, что с ее хозяином хотят проделать нечто
скверное, - более скверное, чем клеймление железом. Не даром он упирался и
не хотел идти. Не даром эта площадь пропахла кровью, как поле сражения. Да,
лошадь Санта-Анны видала виды и понимала своего хозяина без слов.
Удар получился на редкость удачный. Все солдаты полетели вверх
тормашками. Правда вместе с ними упал и Санта-Анна. Но он-то скорее всех
понял в чем дело. Его лошадь уже стояла как вкопанная, ожидая своего
хозяина, а он не заставил себя ждать. И прежде, чем первый из упавших солдат
поднялся с земли, Санта-Анна уже скакал далеко-далеко, распевая песню.
- Вперед! За ним! В погоню! - кричал офицер, но солдаты только
безнадежно отмахивались руками.
- Как вы смеете не слушаться меня? Что это - заговор, военный бунт? -
сердился офицер.
- Не горячитесь, сеньор, - ответил старый кавалерист, - Гнаться за
Санта-Анной безнадежно. Ведь Санта-Анна улетел верхом на ветре!
- Что ты сочиняешь, осел? Он ускакал на обыкновенной лошади.
- Я утверждаю, сеньор, что он улетел верхом на ветре. Это
необыкновенная лошадь. Такой, может быть, никогда не было и уж наверно не
будет в пампасах. Ведь ее так и зовут: Эль-Виэнто (Ветер). Разве можно
догнать ветер?
- Но я приказываю вам! Марш без рассуждений, хотя бы Санта-Анна оседлал
черта! Если он не будет доставлен сегодня же к тому времени, как сеньор
генерал-капитан поднимется после сиесты, то вы потеряете свои головы. Марш!
Несколько солдат, уныло тряхнув головой, поскакали следом за
Санта-Анной. Они кричали, понукали своих лошадей, били их хлыстами. Но и для
офицера было ясно, что лошадь Санта-Анны превосходит всех лошадей в
быстроте. "Однако, что теперь будет, если они не догонят беглеца - думал
офицер, страшась гнева диктатора, - Может быть он забудет... А если он не
забудет... Была не была! Скажу, что Санта-Анна расстрелян".
Розас не забыл. В тот же вечер он спросил адъютанта, а адъютант -
офицера, расстрелян ли дерзкий солдат Санта-Анна.
- Расс...стрелян, - ответил офицер, читая в душе молитву и прося Иисуса
и Марию, чтобы его обман не всплыл наружу.
***
А Санта-Анна в это время уже несся по необъятной степи. Он родился и
вырос в пампасах. Ездить верхом он научился чуть ли не раньше, чем ходить.
Он не мог представить себе жизни без лошади. Не даром у него были кривые
ноги, как у всех гаучо. Его ноги были вторыми "задними руками", которые
умели крепко обнимать бока лошади. Он и лошадь, как бы составляли одно
существо подобное кентавру. Когда он сходил с лошади, то сразу становился
беспомощным как инвалид, снявший артистически сделанные протезы ног. Он не
мог и не любил ходить пешком. Дома, когда он занимался хозяйством, он иногда
садился на лошадь, чтобы привезти бочку стоящую в ста шагах, и вообще много
делал такого, что казалось бы, гораздо удобнее делать пешему. Лошадь была
его крылатыми ногами, притом умными ногами. Когда он сидел в седле, ему
можно было ни о чем не думать или думать обо всем, совершенно не заботясь о
дороге.
Как хорошо скакать на добром коне, по степи, когда она покрыта высокой
травой, - выше головы всадника! Здесь нет ни гор, ни озер, ни лесов. Степь,
беспредельная степь, настоящее море травы, колыхающееся, как волны под
дыханием ветра. И какая изумительная тишина! Пампасы молчаливы. Даже птицы
здесь почти не поют и только иногда мелодично перекликаются. Ветер все время
поет тихо и ритмично в травах и ковыле, как эолова арфа. Летишь вперед, все
вперед, и кажется, будто в самом деле ты оседлал ветер. А иногда кажется,
что всадник и лошадь стоят на месте, а земля несется с бешеной скоростью
навстречу, и чтобы не умчаться назад вместе с землею, лошадь должна все
время перебирать ногами - отбиваться от летящей под копыта земли. Но
приятнее думать о том, что ты как ветер несешься поверх травы. Нет больше
ничего, кроме сияющего неба над головой, кроме душистого ветра, обдувающего
лицо и треплющего полы темно-оранжевого плаща - пончо, кроме травы и лошади
под тобой. Никаких Розасов, диктаторов, крови. Нет утомительных походов на
патагонцев, нет стонов раненых, нет воплей детей, матерей и жен...
Виэнто нельзя назвать красавцем. Голова у него довольно большая, уши
еще больше. Сочленения толстоваты, хотя и общие пропорции правильны. И у
него нет никакого щегольства. Когда он идет своей будничной походкой, он
часто опускает голову и волочит ноги. И никто не сможет сказать, глядя на
его невзрачную внешность, какая неистощимая энергия заключена в этом теле.
Нет ничего легче, чем управлять этой лошадью. Ее шея - самый
чувствительный гальванометр. Довольно малейшего прикосновения пальцем к шее,
как лошадь изменяет аллюр, поворачивает в сторону, неподвижно каменеет на
месте или даже ложится на землю. Да, она беспрекословно слушается пальца
хозяина, но только до тех пор пока... пока хозяин не ошибается. Санта-Анна
никогда не заставляет лошадь поступать против ее воли. Ему не нужен хлыст,
не нужны и шпоры. Для них обоих высшее наслаждение в жизни - мчаться вперед
по беспредельной степи. И пока все благополучно - пускай хозяин играет на
шее лошади, как виртуоз на музыкальном инструменте, извлекая тончайшие
оттенки музыки движения. Но в решительные минуты Виэнто сам знает, что
делать. Вот и сегодня. Кто подсказал ему выкинуть такую веселую штуку,
которая спасла жизнь хозяину?
Санта-Анна усмехается и треплет лошадь по шее. Виэнто отвечает
помахиванием хвоста и прядет ушами. Приятно чувствовать знакомую тяжесть
тела любимого хозяина на своей спине. Вдвоем они умнее и сильнее. Он дает
человеку свои быстрые ноги и острые чувства. А чувства у него острее не
только человеческих, но и чувств его европейских собратьев. У тех конюшня
притупила остроту обоняния и слуха. А у Виэнто? - Он может слышать за
несколько километров.
Однако куда он несет Санта-Анну? К бедной деревушке, к землянке-
"ранчо", в которой живет жена Санта-Анны. Не опасно ли теперь возвращаться
домой? А впрочем - Виэнто прав. Кому же придет в голову, что приговоренный к
смерти, беглец, дезертир поедет к себе домой, как во время отпуска?...
Виэнто примчал Санта-Анну прямо к землянке и остановился как вкопанный.
Несколько часов без передышки бешеного карьера. И ничего! Только бока
немного подвело.
Жена бросилась к Санта-Анне, но он довольно резко остановил ее,
проговорив всего:
- Давай скорее мешок лепешек и мяса! За мною погоня!
Жена не испугалась, не заплакала. Она привыкла к печальным
неожиданностям жизни. Через три минуты она подала ему мешок с кукурузными
лепешками, домашним сыром и жестким жареным мясом. Санта-Анна, не слезая с
лошади, подхватил с земли трехлетнего сынишку, выбежавшего из землянки,
поднял, опустил на землю, потрепал по плечу жену и положив мешок на седло
позади себя, крикнул, уже отъезжая:
- Если заедут солдаты, скажи, ты не видала меня.
***
И опять беспрерывная степь и мягкое колыхание в седле. Санта-Анна едва
заметно притрагивается к шее лошади и та останавливается. Он становится во
весь рост на седле, и прикрыв глаза ладонью от лучей солнца, смотрит назад,
в беспредельную даль. Заходящее солнце золотит его бронзовое от загара и
примеси индейской крови лицо. Зоркие глаза впиваются в линию горизонта. Но
там ничего подозрительного. Ни одной точки, похожей на всадника.
Солнце погасло, погасло небо, зажглись звезды. Где-то в болотце
заквакали, застонали голосистые лягушки, Степной ветер утих. Ветер-Виэнто
также замедлил свой полет. Пора было подумать о ночлеге. Санта-Анна мог
преспокойно уснуть, сидя на лошади. Даже мертвый, он не выпал бы из седла.
Он видал не раз, как лошади вывозили с поля сражения убитых гаучо. Они так и
застывали в седле, и их нелегко было снять с лошади. Санта-Анна мог спать в
седле, как в колыбели. Но Виэнто нуждался в отдыхе, пище и питье. Сегодня
для него выпал тяжелый день. Ночью можно не опасаться погони.
- Стой, Виэнто! Довольно покатались, - сказал Санта-Анна, и лошадь
тотчас остановилась. Он неохотно спустился на землю и сразу почувствовал
себя инвалидом на обрубках-ногах. Седло снимать было опасно, и Санта-Анна
только ослабил подпруги и пустил лошадь пастись. Она найдет лужу или ручей,
чтобы напиться, хотя бы вода была за несколько километров. Для этого Виэнто
достаточно только потянуть воздух широко раскрытыми ноздрями. А травы хоть
отбавляй.
Отдыхай, Виэнто! - Санта-Анна съел лепешку и, сняв через голову плащ,
разлоил его на траве и растянулся. И он сразу уснул крепким сном здорового
человека, который проскакал весь день. Нервы его были в порядке, и мысль о
том, что за ним гонится смерть, не мешала ему храпеть во всю силу легких.
Он не мог определить, долго ли спал. Проснулся он оттого, что
почувствовал, как кто-то вытягивает из-под него плащ. А ему хотелось еще
поспать! Но Санта-Анна умел так же быстро просыпаться, как и засыпать.
Открыв глаза, он увидел, что небо чуть-чуть побледнело на востоке, над ним
стоит Виэнто и нетерпеливо теребит плащ. Потом Виэнто, чтобы скорее
разбудить хозяина, начал толкать его мордой в бок.
- Что ты, Виэнто? - спросил Санта-Анна, приподымаясь.
Лошадь многозначительно фыркнула. Санта-Анна понял, что Виэнто разбудил
его неспроста. В то время, как он отдыхал, Виэнто зорко следил за
горизонтом. Его уши и ноздри работали лихорадочно. И как только лошадь
услышала далекий топот копыт и людской и лошадиный запах, она подбежала к
своему хозяину и разбудила его. Может быть, то гаучо перегоняли табуны
коней. Но лошадь знала, что время опасное, и что надо быть ко всему готовым.
Не прошло минуты, как Санта-Анна подтянул подпруги, вскочил на лошадь и
встал во весь рост на седле. Да, его верный друг не ошибся. Кто-то скакал
сюда. Это было похоже на погоню. Санта-Анна уселся в седло, и в тот же
момент, не ожидая приказания, Виэнто рванулся вперед.
Виэнто успел отдохнуть и теперь бежал с такою же бодростью, как и
вчера. Можно было подумать, что он переживает и волнуется гораздо больше
своего хозяина. То, что происходило, было так понятно. Двуногие звери,
оседлав четвероногих, гнались по пятам, и надо было спасать свою жизнь.
Правда, солдаты преследовали Санта-Анну, а не Виэнто, но лошадь не отделяла
себя от хозяина.
Восток розовел, и скоро взошло солнце, а с ним настал жаркий сияющий
день. Эолова арфа натянула свои струны - ветер запел в траве однообразную,
но мелодичную песнь. Засвистало в ушах Санта-Анны. Земля уходила назад.
Скакун поднимал ноги, чтобы пропускать ее под себя и отбрасывать назад
вместе с преследователями. Скорее, скорее! Неподвижность и бешеная быстрота
слились воедино. Санта-Анна застыл, как статуя, развязав все силы и всю
сообразительность своей лошади. Теперь она руководила им.
Минуты текли за минутами, часы за часами. Где-то прозвучал далекий
выстрел. С каждым часом расстояние между Виэнто и преследователями
увеличивалось. Нет, не догнать! Разве можно догнать ветер?...
Санта-Анна касается пальцем шеи лошади. Она замирает на месте. Тогда он
становится на свою живую вышку и смотрит. Никого не видно. Горизонт скрыл
преследователей. Можно передохнуть Виэнто. Но лошадь не соглашается. Нет,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг