стол, закурил, потом начал листать альбом.
С фотографий смотрела улыбающаяся Рутковская. Десятки
улыбок. Десятки поз. Биография в фотографиях. Суровягин вни-
мательно рассматривал каждую фотографию, чтобы определить
круг знакомых Рутковской и выяснить адреса снимков. Сибирь,
Крым, Рижское взморье, Москва, Ленинград, Сочи, Дальний Вос-
ток... Обширная география путешествий.
Альбом рассказывал и о характере Рутковской, ее страсти к
позированию перед объективом, о тщеславии. Что же еще? В
альбоме было много снимков Рутковской с молодым человеком.
Лицо это запоминалось: печальные глаза, даже тогда, когда он
улыбается. Этот человек сопровождал Рутковскую во всех путе-
шествиях. Кто он?
Суровягин опять начал листать альбом. Первая фото графия
молодого человека. Снимок любительский, сделан в какой-то
лаборатории. На следующей странице тщательно отретуширован-
ный портрет. На обороте посвящение:
"Дорогой Ане от влюбленного мальчугана". Под подписью да-
та. В альбоме Рутковской портрет появился три года назад.
Все фотографии располагались в альбоме в хронологическом по-
рядке, это облегчало работу. Суровягин вытащил все карточки,
где присутствовал молодой человек. Сорок три снимка. Прону-
меровал их, пересортировал: фотографии самой Рутковской - в
одну сторону, групповые - в другую.
Из кабинета вышел Еремин.
- Альбомы просмотрели?
Суровягин показал на кучи фотографий на столе.
- Выводы?
Суровягин рассказал, где бывала Рутковская, с кем.
- Интересно, очень интересно. - Еремин взял одну из фо-
тографий, поднес к глазам.
- Это он? Я видел его где-то. Сейчас припомню... В отделе
кадров главка. Его фамилия Холостов Александр Федорович.
Главный механик и начальник экспериментальной мастерской на
острове Туманов. Рядом с островом Семи Ветров, где находится
заповедник каланов. "Умный, но странный человек" - так оха-
рактеризовал механика Николай Николаевич Лобачев. А Холостов
многое мог бы рассказать нам. Как вы думаете? Займитесь им,
лейтенант. Мы о нем все должны знать. А теперь вызовите Рут-
ковскую. Посмотрим, как она поведет себя.
Через полчаса в кабинет Еремина привели Рутковскую. Суро-
вягин сел за боковой стол у стены и положил перед собой
стопку бумаг.
- Садитесь, Рутковская, - полковник показал на кресло пе-
ред столом.
- Спасибо, товарищ Еремин, - сказала она своим бархатис-
то-напевным голосом. - Мы с вами встречались у Лобачевых. Не
помните?
- Помню, помню, - рассеянно ответил полковник. - Вы, ка-
жется, меня назвали товарищем? Что ж, пусть будет так, я не
возражаю. Но это слово ко многому обязывает.
Она метнула взгляд на полковника, потом на Суровягина и
опять на полковника. "Приметлива, - подумал Суровягин, - и,
очевидно, умеет запоминать увиденное". Он не раз встречался
с ней, но только сейчас по-настоящему разглядел ее. Природа
ничем не обидела ее. Но что-то не нравилось ему в этом кра-
сивом лице. Глаза? Пожалуй, да. Глаза много повидавшей,
опытной, искушенной женщины.
- Может быть, вы мне объясните, товарищ Еремин, за что
меня арестовали? - Рутковская привычным движением поправила
волосы.
- Не волнуйтесь. Давайте поговорим как старые знакомые.
Расскажите о вашей жизни.
- Нечто вроде вечера воспоминаний?
- Почему бы нет? Время у нас есть.
- Что ж... Разрешите закурить?
Суровягин молча положил перед ней пачку сигарет и коробку
спичек.
Она закурила.
- Даже не знаю, с чего начать, - как-то неуверенно заго-
ворила она. - Родом я из Сибири. Мне было четыре года, когда
началась война...
- Бывал я в Сибири. Чудесный край. У меня там сын.- Пол-
ковник повернулся к Суровягину. - Лейтенант, организуйте нам
чаю...
Суровягин вернулся минут через десять. В кабинете еще
продолжался разговор о Сибири.
Рутковская пила чай мелкими глотками. Суровягин уже при-
вык к манере полковника вести допрос в такой вот непринуж-
денной, почти домашней манере.
"Надо проникнуть в душу человека, а уж тогда решить, как
дальше вести дело", - говорил Еремин подчиненным.
Вот и сейчас, верный своим принципам, он тщательнейшим
образом исследовал жизнь молодой женщины, умной, хитрой и...
вредной.
Тяжелое детство. Мать работала на вокзале. Она запирала
дочь на замок, а сама на целый день уходила из дому. Прихо-
дила вечером, часто с незнакомыми людьми. Они оставались на
ночь. Девочке было семь лет, когда мать исчезла. Потом гово-
рили, что она уехала с кем-то в Среднюю Азию. Аня двое суток
сидела взаперти. На третий день, доев все, что оставила
мать, девочка с трудом открыла форточку и позвала соседку,
которая на ледяном ветру развешивала белье во дворе.
Соседка взяла ее к себе. Это была добрая и отзывчивая
женщина. Аня выросла у нее. Хорошие, светлые годы. Кончила
десятилетку. Поступила работать лаборанткой в научно-иссле-
довательский институт...
Слушая Рутковскую, Суровягин невольно вспоминал свое
детство. Он был старше ее на год и тоже хлебнул немало горя.
Шел 1942 год. Отец уходил на фронт. Он собирался медленно и
деловито.
- Ну, мать, пока...
Мать сказала:
- На войну бегом не бегают. Посидим на дорогу...
Сидели и молчали. Потом отец резко встал.
- Андрей, - позвал он. - На войну ухожу, сынок, - спокой-
но, как об обычном, сказал отец. - Ты слушайся мать. Понял?
Будь мужчиной в доме, ясно?
Андрей мотнул головой. Понял. Хотя понял тогда только од-
но - отец уходит. Уходит надолго, навстречу очень трудному
делу.
Война вошла в жизнь села тяжелой мужской работой для ста-
риков, женщин, мальчишек. Андрейка работал вместе с матерью
в поле, помогал дома по хозяйству. Было трудно. Потом школа,
училище... Нет, он нигде не свернул с прямой просеки жизни.
Почему же свернула Рутковская? Когда и как это случилось?
Может быть, душевная травма, нанесенная в детстве, оказалась
роковой для нее? Но ведь была женщина, удочерившая ее. Была
школа... Так почему же она сейчас сидит в кабинете следова-
теля?
Рутковская рассказывала.
В институте на нее обратил внимание руководитель одной из
лабораторий. Крупный ученый. Она хотела устроить жизнь. Выш-
ла замуж. Бросила работу. Муж вечно был занят. Она с утра до
вечера носилась по магазинам, по портнихам. Потом все надое-
ло. Начала скучать. Вставала поздно. Бродила по квартире с
опухшими глазами, капризная и заспанная. Муж советовал вер-
нуться на работу, но работа уже не увлекала ее. Появились
подружки. Устраивала вечеринки. Танцевали. Немного сплетни-
чали.
У нее было много поклонников - молодые поэты, художники,
артисты. Они обо всем судили с апломбом, безапелляционно. С
ними было весело. Но мужу они не. нравились. Он говорил о
них резко и строго. Она соглашалась с его суждениями и...
продолжала встречаться с ними. Была молода и глупа. Плохо
знала жизнь. А сейчас она раскаивается в этом. Мужа она лю-
била...
Рутковская закурила новую сигарету.
Еремин поднялся из-за стола и медленно прошелся по каби-
нету.
- Как-то странно устроена жизнь, - сказала Рутковская,
нагибаясь к стоявшей рядом вазе с цветами. Она понюхала цве-
ты, откинулась на спинку кресла и вздохнула: - Цветы, - и
какая-то тень пробежала по лицу.
Еремин вернулся к столу.
- Почему вы считаете, что жизнь устроена странно?
- Разве не странно, что один человек может арестовать
другого, лишить его всего этого, - она показала на цветы.
- Мы представители народа и арестовали вас от имени наро-
да, - немного запальчиво сказал Суровягин. Она засмеялась:
- Вы слишком молоды, лейтенант, чтобы говорить и тем бо-
лее действовать от имени народа.
Суровягин заметил, как весело блеснули глаза полковника.
"Кусачая", - подумал Суровягин.
- Вы говорите, жизнь странно устроена, - Еремин мял силь-
ными пальцами тоненькую папиросу. - Что поделаешь, в жизни
есть странности. Мне, например, представляется чрезвычайно
странным, что на нашей планете существуют империалисты.
Странным кажется, что они хотят войны. Странным кажется, что
в нашей стране есть контрабандисты... Когда в ваш дом ломит-
ся вор, вы что делаете? Пытаетесь задержать его, обезвредить
с помощью соседей или как-нибудь иначе. А наша страна - это
тоже дом, огромный дом, заселенный хорошими советскими людь-
ми. И вот нам поручено охранять этот до'м... Впрочем, мы ук-
лонились от темы нашей беседы.
- Почему же! - запротестовала Рутковская. - Но вы же не
считаете меня чужой в этом доме?
- Не хочу считать, - Еремин вздохнул. - Мне дорог каждый
житель в нашем большом доме. Если бы это было не так, я дав-
но не сидел бы здесь... Вернемся к нашему разговору. Мы, ка-
жется, остановились на ваших встречах... Почему же вы броси-
ли мужа и очутились в нашем городе?
Суровягин взглянул на Рутковскую. "Красивая, - неприяз-
ненно подумал он. - Сейчас начнет выкручиваться".
Но она не стала выкручиваться. Увлеклась одним работником
института. Он работал в лаборатории мужа. Она не знает, кем
он работал. Но муж очень ценил его.
- Фамилия молодого человека? - спросил Еремин. Она назва-
ла: Холостов Александр Федорович. Она приехала с ним в При-
морск. В главке, куда он поступил работать, ему дали кварти-
ру. Они были счастливы, как можно быть счастливым в наш
стремительный век. Но скоро он ее бросил и уехал. Почему
бросил? У него были свои взгляды на жизнь.
- Живи, пока живется? - усмехнулся Еремин. Она кивнула.
"Настоящая исповедь", - подумал Суровягин и вновь подошел
к настежь открытому окну. В переулке было солнечно. Промча-
лась легковая машина. В сквере играли дети. В тени деревьев,
прислонившись к телеграфному столбу, стоял человек. Суровя-
гин сразу узнал его. Олег Щербаков! Что он тут делает?
"На той стороне улицы, напротив окна, стоит Щербаков", -
написал Суровягин и положил бумажку перед полковником. Ере-
мин мельком взглянул на записку. Рутковская рассказывала о
Холостове, о его взглядах на жизнь. Полковник слушал с не-
возмутимым спокойствием. Суровягин пожал плечами и вернулся
к окну. У телеграфного столба снова появилась высокая фигура
Щербакова. Он беспомощным взглядом всматривался в двери уп-
равления. Вот он бросил сигарету и быстро пошел навстречу
девушке. Панна! Она передала ему какой-то сверток. Они пошли
рядом, на углу пересекли улицу и исчезли из виду.
Суровягин сел за свой стол. Неужели он ревнует? Полковник
на мгновение остановил на Суровягине пристальный взгляд.
"Ничего особенного. Ушел", - таким же выразительным взглядом
ответил он полковнику.
Зазвенел телефон. Еремин поднял трубку.
- Ничего, примите. Сейчас пришлю лейтенанта. К дежурному,
лейтенант.
Внизу у входа на столике дежурного лежал сверток.
- Откуда это? - спросил Суровягин дежурного.
- Передача для Рутковской.
- Записка есть?
- Вот. Полковник приказал доставить все это к нему в ка-
бинет.
В кабинете шла мирная беседа. Суровягин положил сверток
на диван, а записку передал полковнику.
- Друзья вас не забывают, - сказал Еремин Рутковской. -
Передачу принесли. Вам записка. Пожалуйста, возьмите.
Суровягин с удивлением взглянул на полковника. Подследс-
твенному же не разрешается держать связь с внешним миром.
Мало ли что можно сообщить в записке?
- Что пишут ваши друзья?
Рутковская молча протянула записку Еремину.
- Зачем же? - усмехнулся полковник. - Чужие записки я не
читаю, хотя имею на это полное право.
- Я хочу, чтобы вы прочитали, полковник.
Записка была короткая:
"Аня, мы все уверены, что это недоразумение скоро выяс-
нится. Расскажи все о наших вечеринках, спорах, танцах. Раз-
ве это преступление? Тогда мы все одинаково виновны. Одним
словом, не отчаивайся.
Олег, Панна".
Еремин вернул записку Рутковской.
- Анна Михайловна, вы тоже думаете, что вас арестовали за
вечеринки?
Она кивнула.
Еремин крупными шагами ходил по кабинету.
- Нет. За это мы не стали бы арестовывать вас. За это
всех вас следовало бы хорошенько высечь. И только. Я лично
так и поступил бы. А потом на суд общественности. И настоя-
щие ребята, а они были в вашей компании - Щербаков, напри-
мер, - сразу бы отказались от вас. Я не говорю о подонках
типа Горцева. Он уже сидел в тюрьме за перепродажу иностран-
ного барахла и еще сядет, если не переменит образ жизни. Но
мы отклоняемся от темы нашей беседы. Я прошу вас прямо и
честно ответить на один вопрос и, даю вам слово старого ком-
муниста, сделаю все возможное, чтобы вызволить вас из беды.
Скажите, Анна Михайловна, где вы берете шкуры каланов? Поду-
майте. Мы давно беседуем. Я хотел понять вас. И хотел, чтобы
вы сами разобрались в самой себе, в своей жизни.
Наступило молчание.
Полковник закурил. Он волновался, и Суровягин видел это.
Рутковская засмеялась отрывисто.
- Не думала, что вас интересуют эти шкуры, - небрежно
сказала она. - Надо было сразу же спросить. Шкуры я случайно
купила на базаре у прокутившегося моряка. Хотела шубу себе
сшить. Милиция меня задержала на базаре. Шкуры изъяли.
- Между прочим, - не отрывая взгляда от Рутковской, ска-
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг