Но большинство-верило и надеялось. Верило и в нашем уже веке, лишь добавив
к прежним апостолам новых. Помните, у Хаксли, в его "Прекрасном новом мире"?
"Господи Форде!"-восклицает его фордейшество Главноуправитель Мустафа Монд...
Пожалуй, первое по-настоящему серьзное отрезвление принесла лишь Хиросима.
Прекрасный американский фантаст Рэй Брэдбери (Кларк сказал бы: "Мой друг
Брэдбери") писал об этом: "Появление бомбы было как голос свыше, сказавший
нам: "Подумайте, подсчитайте все хорошенько и найдите способ жить в мире и
согласии друг с другом". Этот голос мы все теперь ясно слышим". Правда,
докончил этот процесс только экологический кризис. Но уже в шестидесятые годы
многие гуманитарии из самых лучших, самых благородных побуждений, естественно,
начали весьма небезуспешно превращать портрет Великого Инженера в образ врага.
Никуда не денешься, человеческие умонастроения от века подчинялись закону
маятника.
Из всякого правила, однако, существуют исключения. Именно к их числу и
принадлежит Артур Кларк. Он из тех сайрессмитовской закваски инженеров, хотя и
не закрывает глаза на двойственный лик научно-технического прогресса. Просто
он отчетливо понимает, что клин вышибают клином, отравление можно лечить и
ядом, а единственным средством победить все негативные явления, сопутствующие
прогрессу, является сам же прогресс. "Я думаю, любой человек, достаточно
осведомленный в достижениях современной науки и технологии, верит в их
грядущее бурное развитие. Относится это и ко мне,-говорил Кларк на встрече с
ленинградскими фантастами.-Однако я не наивный оптимист-сейчас есть и наивные
оптимисты, и наивные пессимисты,-я пытаюсь быть реалистом, хотя прекрасно
понимаю, в какое время мы живем".
Убежденность в том, что путь технологического развития - единственно
возможный для нашей человеческой цивилизации, вера в беспредельность
перспектив, открывающихся на этом пути, и являют собою в творчестве Артура
Кларка ту "неотразимую силу", о которой я говорил вначале.
Ну, а что же в таком случае представляет собой "несокрушимая преграда"?
Попробуем разобраться и в этом.
Едва ли не каждый из нас, особенно в юности, задается вечным вопросом о
смысле жизни. Вопрос это "проклятый" - в том отношении, что однозначного
ответа на него нет и быть не может. Каждый решает его только для себя самого.
Но как же быть не с отдельным человеком, а с человечеством? В чем смысл его
существования?
"В самом деле, - размышлял в своем превосходном эссе "Человечество-для
чего оно?" советский ученый и писатель-фантаст Игорь Забелин,-для чего же
вообще существует человечество?.. Неужели у него есть только сугубо
имманентная цель-полный и равный самопрокорм и забава искусством и наукой в
дальнейшем?.. " ... " Имеются ли у человечества высшие цели, не считая
имманентных, к которым мы продолжаем пока стремиться? Определено ли
человечеству какое-либо назначение в системе природы, предопределена ли ему
некими неведомыми пока законами особая миссия в природе?"
Один из ответов на этот вопрос Кларк дает в своем блестящем рассказе
"Девять миллиардов имен", суть которого сводится к тому, что, согласно
ламаистским верованиям, мир был создан богом лишь для того, чтобы найти все
имена бога. Их около девяти миллиардов, этих имен, и строятся они по строго
определенным принципам. И вот монахи из тибетского монастыря (тоже дети XXI
века) обзаводятся компьютером, который всю эту работу проделывает достаточно
быстро. Предназначение мира исполнено, и мир-исчезает. Конечно, это лишь
остроумная шутка, прекрасный образчик английского юмора. Но ведь вопрос-то в
рассказе поставлен отнюдь не шуточный! И вопрос этот мучит Кларка постоянно.
Однако было бы большим преувеличением сказать, что раздумьями на эту тему
пронизано все творчество писателя. И ранние его, так сказать,
идиллическо-технологические романы, и "Прелюдия к космосу", и "Пески Марса"
(оба-1951), и "Большая глубина" (1954), и повесть "Остров дельфинов" (1963), и
ряд других произведений не затронуты ими. Впрочем, правильнее будет сказать
"почти не затронуты"-в "Большой глубине", например, какие-то отзвуки темы
слышны. Но дальние, очень дальние.
И вместе с тем уже в начале 50-х годов, с появлением рассказа "Страж" (в
американской публикации - "Страж Вечности"), в творчестве Кларка обнаружился
явный парадокс, отмеченный едва ли не всеми западными исследователями. Тот,
чье имя в первую очередь ассоциируется с твердой научной фантастикой, с
психологией едва ли не технократической, оказался пленен метафизикой, даже
мистикой (правда, особого рода; речь о том впереди).
Это противоречие явственно ощутил Иван Ефремов. В 1970 году у нас вышел в
свет роман Кларка "Космическая одиссея 2001 года"-роман со сложной творческой
историей. "Страж" послужил толчком к созданию сценария фильма, написанного
Кларком совместно со Стенли Кубриком, фильма, который по сей день считается
одной из вершин кинофантастики; сценарий же, в свою очередь, был положен в
основу романа. Надо сказать, Кларк вообще сочетает в себе щедрость сеятеля с
тщательностью жнеца: он щедро рассыпает идеи, но из каждой "выжимает" потом
все возможное. Можно быть уверенным, что любая мало-мальски интересная мысль,
вроде бы случайно оброненная в рассказе или романе, потом непременно послужит
основой для нового произведения. Но я несколько отвлекся.
Так вот, в послесловии к русскому изданию "Космической одиссеи 2001 года"
Ефремов писал: "Последние страницы совершенно чужды, я бы сказал -
антагонистичны, реалистической атмосфере романа, не согласуются с собственным,
вполне научным мировоззрением Кларка, что и вызвало отсечение их в русском
переводе". Если рассматривать роман сам по себе, в отрыве от всего остального
творчества Кларка, то не согласиться с Ефремовым нельзя. Но в контексте прочих
кларковских произведений финал "Космической одиссеи 2001 года" воспринимается
органичным. Я сознательно не останавливаюсь на сути отсеченных эпизодов.
Принципиального значения это сейчас для нас не имеет, тем более что многое
делается понятным из нынешнего издания "2061: Одиссея три".
Но вернемся, однако, к парадоксу Кларка. Да, Кларк оптимист, бесконечно
верящий в мощь человеческого духа, в безграничные возможности человеческих
свершений. Но в то же время в масштабах Вселенной и эта безграничность может
затеряться. А если человек не способен стать хозяином всей беспредельности
мирозданья, то в чем же тогда смысл существования человечества? Лишь в одном -
в возможности влиться во Вселенский Сверхразум.
Здесь мы вступаем на зыбкую почву предположений. Увы, поговорить с Кларком
на эту давно уже интересовавшую меня тему во время нашей ленинградской встречи
не удалось. И остается лишь гадать, что послужило фундаментом кларковской
концепции. Сверхразум Кларка чем-то родствен Брахману, безликому и
бестелесному всеобщему божеству веданты, являющемуся единственной реальностью
мира. Ведь целью человеческого бытия веданта считает как раз освобождение от
оков материального мира и достижение тождества индивидуального духа, атмана, с
Брахманом. И финал "Конца детства" убедительно подтверждает такое
предположение.
Но не исключено, что на Кларка оказала свое влияние и знаменитая работа
Тейяра де Шардена "Феномен человека", не так давно ставшая доступной и нашему
читателю. Его теогенетическая концепция сводится к тому, что человечество
обладает богосоздающей силой. Не богом создано оно по образу и подобию божию,
а наоборот-само создает бога своей интеллектуальной и духовной деятельностью.
Из начала эволюции Тейяр де Шарден перемещает бога в ее конец. Тот самый конец
человеческого детства... И, завершив детство свое, человечество приходит к
конечной цели, растворяясь в им же созданном боге.
Убежденность в необходимости существования Вселенского Сверхразума,
по-шарденовски трактуемого бога, и есть та "несокрушимая преграда", на которую
наталкивается "необоримая сила". Если учесть, что первый вариант "Конца
детства" (под названием "Ангел-хранитель") появился еще в 1950 году, то
приходится признать, что поединок этот длится уже четыре десятилетия.
В "Конце детства" он заканчивается однозначной победой "несокрушимой
преграды". Но для того чтобы обеспечить эту победу, Кларку пришлось несколько
ограничить возможности "необоримой силы", заставить ее действовать не в полную
мощь. Работая над научно-популярной книгой "Исследование космоса", Кларк
заинтересовался мыслью, что было бы. ограничь какая-то внешняя сила
космическую экспансию человечества, замкни она человечество в рамки родной
планеты. В качестве именно такой силы и выступают в романе Сверхправители со
своим тезисом "Вселенная-не для человека". Кстати, образ Кареллена и его расы,
этих бесплодных акушеров Сверхразума, на мой взгляд, принадлежит к числу самых
ярких и, пожалуй, самых трагических в творчестве Кларка. Тогда, в начале 50-х
("Конец детства" в полном варианте увидел свет в 1953 году), Кларку еще не
было и сорока. Возможно, как раз по этой причине роман -и это отмечает
большинство критиков-не только является одним из заметных явлений НФ тех лет
(и не только тех), но и-о чем говорят реже-получился самым, пожалуй, жестким,
бескомпромиссным из всего написанного Кларком. Миссия человечества исполнена,
Сверхразум рожден, и породившая его раса исчезает. Земная цивилизация
полностью исчерпала себя. Причем Сверхразум этот не вызывает у читателей
(насколько я могу судить об этом по тому, что читал, о чем говорил с
любителями фантастики) сопереживания, сочувствия, эмоционального приятия. Для
этого он слишком равнодушен, безжалостен. Ему мешает все-даже животные и
растения. Для того чтобы сам он мог существовать и функционировать, все живое,
кроме него (за редким исключением-таким, как служащая целям Сверхразума раса
Кареллена), должно быть уничтожено. И в конце концов он должен остаться один в
мертвой Вселенной, может быть, даже став этой Вселенной, включив в себя всю ее
беспредельность.
Постепенно позиция Кларка в этом отношении меняется. Еремей Парнов,
побывавший в гостях у Кларка на Шри-Ланке, вспоминает такой разговор:
"- Допустим, вам будет дано взойти по такой лестнице,-сказал я Кларку.-О
чем вы спросите галактических собратьев?
- Конечны ли или бесконечны пространство и время,-его вопросы были давно
продуманы. -Всюду ли жизни сопутствует смерть?.. Впрочем, нет, прежде всего я
спросил бы о том, как победить рак.
- Значит, на первый план вы ставите частное, а не общее, животрепещущую
сиюминутность, а не вечную и отрешенную истину?
- Человек меняется, добреет, - мелькнула лукавая улыбка, - особенно на
этом острове, где ощутимо слышится переплеск райских фонтанов."
Что ж, с годами человек нередко мудреет и добреет: старость, как и любовь,
максимализирует наши склонности и черты, пристрастия ума и движения души. И
потому совсем не удивительно, что уже в "Космической одиссее 2001 года",
увидевшей свет на восемнадцать лет позже "Конца детства", Сверхразум выглядит
у Кларка совсем иным. Влившись в него, навек распростившись со своей телесной
оболочкой, Дэвид Боумен не теряет человеческой сущности. Не уничтожение родной
планеты, а спасение ее от атомной угрозы - вот его поступок. И явление
"призрака", фантома Дэвида Боумена, его близким- наглядное свидетельство тому,
что остался он человеком. Как и Хэл в финале "2010: Одиссея два". И как доктор
Хейвуд Флойд в завершающем романе трилогии, который вам предстоит прочесть.
Этот процесс неуклонной гуманизации идеи начался отнюдь не с "Космической
одиссеи 2001 года". Причем не обошлось тут без одного странного на первый
взгляд обстоятельства. В одной из последних сцен "Конца детства"
Сверхправитель Кареллен объясняет Яну, почему облик представителей его расы в
преданиях землян олицетворяет врага рода человеческого: "...время-нечто
гораздо более сложное, чем представлялось вашей науке. То была память не о
прошлом, но о будущем... "... " Это было словно искаженное эхо; отдаваясь в
замкнутом кольце времени, оно пронеслось из будущего в прошлое. Скорее не
память, но предчувствие".
Кларк впервые приехал на Цейлон в 1956 году. И только тогда, судя по
всему, погрузился впервые в культурную, духовную, религиозную среду страны.
Но... ведь еще в 1954 году вышел в свет его роман "Большая глубина",
написанный годом ранее. А главным носителем гуманистического начала является
там буддистский духовный лидер Маханаяке Тхеро, убеждающий мир в том, что
"ранить, убивать живые существа, какие бы то ни было, "... " неправильно", что
"везде, где можно, надо отказаться от убийства", и тогда все "мы сбросим бремя
вины, которое, несомненно, угнетает душу каждого думающего человека при
взгляде на тех, кто вместе с нами населяет эту планету". Какое разительное
несходство позиции с действиями Сверхразума из "Конца детства"!
" - Зачем же они все уничтожили?- ахнул Ян.
- Возможно, им мешало присутствие чужого разума - даже самого
примитивного, разума животных и растений. Нас не удивит, если в один какой-то
день они сочтут помехой весь материальный мир",-or этого объяснения Кареллена,
от такого прогноза мороз по коже...
Нет, не случайно "Большая глубина" -один из самых обаятельных романов
Кларка. Свидетельством тому является, например, тот факт, что один из
элементов созданного кларковским воображением мира, одна из сюжетных линий
романа вторично родилась на страницах ранней повести братьев Стругацких
"Возвращение. Полдень, XXII век". Даже такие яркие и самобытные писатели
попали во власть обаяния кларковской мечты.
Пожалуй, именно с "Большой глубины" и начинал Кларк поиск разрешения
конфликта, пытаясь превратить столкновение "необоримой силы" с "несокрушимой
преградой" в некий синтез этих сил. И в этом смысле он выступает преемником
национальной традиции английской фантастики. Ведь сущность книги, по общему
признанию, основополагающей в английской НФ "Франкенштейна" Мэри Шелли, говоря
словами критика Тома Хатчисона, заключается "в примирении, если таковое
возможно, души человека с техникой, повелителем которой он надеялся стать".
С "Большой глубины" начинается в творчестве Кларка и поиск социальной
гармонии человечества. Написанный, повторяю, в 1953 году, в разгар "холодной
войны", роман рисует мир будущего, являющийся итогом не конфронтации, а
конвергенции. И этой своей идее Кларк верен по сей день.
Кларк-любитель и мастер прогнозов. И не удивительно, что, заканчивая
разговор о нем, мне хочется высказать и собственный прогноз. Число три
обладает для Кларка неким магическим значением. Так, он трижды обращался к
своей футурологической работе "Черты будущего" - первое издание вышло в 1962
году, переработанное-в 1973, а в 1987 - развивающая эту тему книга "20 июля
2019 года". Три романа составили и "Космическую одиссею". В 1973 году вышел
его роман "Свидание с Рамой", принесший Кларку небывалый успех, мерилом
которого можно считать набор присужденных премий и призов. Судите сами: премия
"Хьюго", присуждаемая любителями НФ; "Небьюла", учрежденная профессиональными
писателями; "Юпитер", основанная преподавателями НФ; Мемориальный приз Джона
У. Кемпбелла, приз Британского общества научной фантастики... Правда, трудно
сказать, чем был вызван такой "призопад"- только ли литературными
достоинствами романа или еще и тем фактом, что после пятилетнего перерыва
"фантаст No I" вновь вернулся к своему жанру... И вот недавно появился "Рама
два". Не знаю, как скоро дойдет он до советского читателя, но уверен, что из
"ворд-процессора" Кларка рано или поздно появится "Рама три". Ведь помните,
чем кончается "Свидание с Рамой"?
"Все, что бы они ни делали, рамане повторяют трижды..."
Андрей Балабуха
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 10.02.2008 01:48
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг