Объяснять не надо? Правильно, Куцый! Лазейку заветную. Я-то вот не знал про
нее, а покойник, выходит, знал. И вы теперь знаете. Туда и пойдем. Вонючка,
вперед! Пузан - за ним! Дистанция - двадцать шагов. Пегий! Булыга! Скачок!
Куцый - замыкающим. Чтоб обваренной задницы никому не показывал. Теперь
небось не отстанешь!
Трава тут пожиже, вон и небо проглянуло. И дырявые башни стали видны,
что на небо ведут. Но это легко сказать - ведут. Никто по ним на небо не
забирался. Хотя добычи там - немерено висит, простым глазом видно - от
башни к башне сверкающие нитки тянутся. Не достать.
Да, места знакомые. Только знакомство это недоброе. На земле тут
добычи мало, зато опасностей - хоть отбавляй. Помню, тащили мы как-то
вдвоем с Колобком длиннющий кусок. То есть это он тащил - здоровяк был, не
хуже Пузана, а я, по инструкции, сзади помогал, заносил, чтоб не цеплялось.
Вот через такую точно проплешину как раз и волокли. Может, через эту самую.
И вдруг - рев, грохот, откуда ни возьмись выкатывается огромная, до неба,
гора - и прямо на нас. Рычит, жаром дышит, трясется так, что всю землю
крупной дрожью бьет. Я прямо обмер. Колобок со своим концом добычи уже в
траве скрылся, а я-то на самой проплешине торчу, как хвост из задницы.
Бежать, спасаться - поздно. Да и добычу бросать нельзя. Бросишь - тебе свои
же потом глотку перегрызут. Тот же и Колобок. Ну, в общем, чую - кранты.
Упал я на землю, где стоял, обнял добычушку свою покрепче и глаза закрыл -
будь что будет.
А грохот все ближе. Вот уже кажется, над самой головой Ревет. Не
выдержал я, открыл один глаз, смотрю - несется на меня здоровенный кругляк.
Я и охнуть не успел, а он уж здесь. Да не по мне, а как раз по траве, по
тому концу добычи, - и прокатился! Меня подбросило так, что зубы щелкнули,
чуть душу не вытряхнуло. И только я обратно на землю шлепнулся, как второй
кругляк по тому же месту - хрясь!
Дальше какое-то время я себя не помню. Видно, валялся кверху лапками.
А как очнулся, сразу за добычу - где? Здесь. Не отбросило ее, на кругляк не
намотало, а вот конца не видно - в землю вдавило. А что же Колобок? Неужто
бросил?! Неужто убежал?! Ну, держись тогда, сыроед!
И тут я его увидел. Вернее, то место, где он лежал, в добычу вцепясь,
точь-в-точь как я. Не бросил-таки! Настоящий боец. Лесной охотник - не
размазня подвальная. Отдыхай теперь, Колобок, ты свое отслужил. А нам, как
говорится, остается память. Она будет жить во многих поколениях бойцов,
начиная с меня. Тем более что и вскрывать ничего не надо - вот она, вся
наружу вылезла. Выдавило ее из Колобка, как из тюбика, - бери и глотай.
Управился я с Колобковым наследством, взялся за добычу и дальше
потащил. Тяжело было, но справился. А как же! На то мы и добытчики. И
вскорости после того случая стал я командиром. Помогли Колобковы-то
ухватки! Только во сне иногда вижу, как на меня кругляк катится...
Однако не дождаться бы и в самом деле такого счастья. Место открытое,
мы тут как помидоры на блюде - дави кому не лень! А ну наддай, похоронная
команда! Не растягиваться! Вонючка, драть тебя вдоль хребта! Спишь на ходу!
Припустили так, что трава свистит, к земле гнется. Хорошо идем, ходко.
А вон и верхушки пустых холмов показались. Там, под ними, добыча и
обретается, там у нее гнездо. Давно я мечтал лазейку под те холмы
разведать, да не знал, с какого боку к ним подступиться. Пока сегодняшний
покойник не надоумил. Вот и Вонючка сам, без команды, стал влево забирать.
Чует, стало быть, покойницкую памятку!
...Что за гадость такую я с утра засадил? Проснулся уж в темноте,
посреди леса, зазябший, мокрый, ни рукой, ни ногой не шевельнуть. Часа два
еще лежал, скулил, пока кое-как хоть на бок перевернулся. С непривычки это
у меня, что ли? Давно такой крепости ничего в рот не брал, с тех пор как мы
с Веркой-уборщицей из мебельного цеха ведро денатурата вынесли. Ну ладно,
коленки отказали, это бывает у меня. Но почему мокрый-то с ног до головы?
Дождь, что ли, был? Все-таки жизнь полна удивительных загадок, как говорил
Жюль Верн...
У-у, все! Жюля Верна вспомнил, значит, срочно пора опохмеляться. А то
и до Сартра дойдет. Ох! Ну чего я?! Решено же раз и навсегда: старой жизни
не вспоминать! Никаких жюль-сартров! Не было этого! Сейчас бы пива
недопитого найти, хоть полбутылки... Да где уж. Такое счастье два раза
подряд не выпадает. А потому лежи дальше на мокрой земле, соображай, где бы
граммульку перехватить...
Ох, ешкин кот! А не суббота ли у нас сегодня? Как же это я забыл?
Сколько уж лет не помнил всяких этих суббот - понедельников, да чисел ихних
дурацких, а последним летом пришлось опять выучить. Потому как по субботам
и воскресеньям Казбек вытяжку делает и деньги платит. Тоже, конечно,
смерть, вытяжки эти - вся спина вон в шишках. Но зато деньги живые и сразу.
Укололся - и хоть сейчас в магазин. Ну, не сразу, конечно, а как ходить
опять сможешь. Некоторые после того укола по три дня отлеживаются. Ну а мы
привычные, все равно подыхать... Да, надо идти. Наверняка ведь сегодня
суббота. Ну по крайности воскресенье... А если и вторник, деваться некуда,
хоть счастья попытать!
И поднялся-таки, и пошел. Это уж совсем трупом надо быть, чтобы за
опохмелкой не пойти. Как дорогу нашел, в лесу да в темноте, одному Богу
известно. Да нет, и ему вряд ли - давно он от нашего брата отвернулся. И
поплутал я порядочно, спохмелья на больной-то ноге, однако вышел в конце
концов к самой решетке - вот он, Ветеринарный институт. Тут уж недалеко и
будка Казбекова, прямо за забором, и вход отдельный. Смотрю - а там уж
толпа перед дверью. Все наши толкутся, и Нинка тут. А я-то еще на Бога
обижался, дурик! Милостив Бог наш! Суббота!
Подхожу, встаю рядом со всеми. Крайнего тут не спрашивай: все равно
кто поздоровее да понахрапистей - раньше пролезет. А попробуй пошуми -
огребешь на пельмени. Не свои побьют, так Казбек на шум выглянет с обрезком
кабеля в мохнатой своей ручище. Как оттянет этим обрезком по морде - живо
умолкнешь. Понимать надо - дело тут тихое, секретное. Не положено, поди, в
Ветеринарном институте, да еще в сарае, из людей вытяжку делать. Подведем
Казбека и сами без копейки останемся. Потому тихо стоим, степенно так
переговариваемся...
- Миром-то, - говорю, - темные силы правят, это понимать надо. И
царствие их грядет. А наступит оно, когда последний неверующий в них
уверует...
- Все сказал? - Нинка спрашивает.
- Ну... почти.
- Вот и умолкни, пока в ухо не схлопотал, проповедник запойный!
Пожалуйста, молчу. Пусть и другие поговорят, мне не жалко. Зачем же
сразу в ухо?
- Что ж Горюхи-то не видно? - говорят. - Всегда первая прибегала.
Загнулась, надо думать?
- Зачем? Живая. В метро пристроилась, отъедается.
- Это за какие такие сокровища ее в метровые взяли? Кухтель по пять
тыщ с места берет!
- Очень просто. Ногу отняли ей по весне. Кухтель таких без очереди
ставит, от них выходу-то втрое больше, чем от вас, симулянтов!
Да, думаю себе. Не те ноги кормят, что носят, а те, что гулять ушли.
Пойти, что ли, и мне в больничку? Пускай хромую оттяпают, может, Кухтель в
метровые возьмет? Милое дело там - сиди целый день в тепле, деньги считай,
пивком поправляйся. И уснешь, так не замерзнешь. Ни ментов не боишься, ни
конкурентов. Если кто и сунется, его Кухтелевы мордовороты так наладят -
без костылей убежит! Да, счастье тому, кого Кухтель в метровые возьмет!.. А
ну как не возьмет? Ногу-то назад не приставишь. А на одной зиму бедовать -
ой как несладко!
- Что метровые! - смеется Костян, бывший кидала наперсточный с
проломленным черепом. - Разве это заработки? Цветмет надо сдавать! Вот
золотая работа, кто умеет!
- Сдавать-то не штука, - говорит дед Усольцев (Поди такой же, как и я,
дед). - Да где его брать-то, цветмет? Гвоздя ржавого не найдешь
забесплатно.
- Довели страну! - сейчас же встревает Нинка. - Дерьмократы!
- А мы с корешем моим Федюней, - хитро щурится Костян, - позапрошлым
летом весь Сузунский район обстригли под бобрик!
- Парикмахерами, что ли? - не понимает дед Усольцев.
- Ага, махерами! Как увидишь где провода на столбах, так и обрезай,
махер!
Смеется Костян, и народ вокруг похохатывает. Дед Усольцев головой
качает: ловко придумано! А Костян еще пуще хвастается:
- Жили как в сказке, что ты! День кемаришь, ночь бухаешь, под утро -
на охоту идешь.
Дед ехидный интересуется:
- Что ж ты такое теплое дело - и бросил?
Костяну что сказать? Только рукой махнуть.
- Нипочем бы не бросил! Да Федюне моему кирдык пришел.
- Поймали?
- Почему поймали... Током убило. - Костян уж не смеется. - Он,
парчушка пьяная, полез на столб. За один провод рукой ухватился, а другой
плоскогубцами кусает. А провод-то под фазой! Я снизу кричу: "Ты чего,
дурило, делаешь?! Дзёбнет же!" А он уж и не отвечает. Вцепился руками в
провода, а голова-то, смотрю, повисла, и язык вывалился. Ну я и пошел...
Эх, Федюня! В округе сел пятнадцать без света сидели, а нас поймать не
могли!
Народ гомонит одобрительно на такой Костянин рассказ, а Нинка и тут
свои три копейки вставить норовит.
- Хватился! - орет. - Пятнадцать сел! Давно уж вся область без света
сидит, а он за проводами собрался! Это тебе не при советской власти - никто
их по новой вешать не станет. Вот довели страну - украсть нечего!
Ну начинается! Наших, запойных, хлебом не корми - дай про политику
поспорить. Уж кажется, двумя ногами в могиле стоит и телевизора-то лет пять
не видел, а все его выборы волнуют, американцы да евреи разные!
Как начали все про политику гомонить, я сразу бочком, бочком, спиной
по стеночке - поближе к двери. А тут как раз и Казбек из будки выглядывает.
- Заходите, - говорит, - еще пятеро.
И мы с какой-то бабешкой чумазой первыми - юрк в дверь. Ну прямо прет
мне счастье сегодня. Как с самого утра солнышком пригрело, так и ласкает!
Вхиску нашел больше полбутылки, день угадал правильно, а теперь еще и без
очереди влез! А, да! Еще от Стылого вовремя спрятался. Житуха!
- На лавку садитесь! - командует Казбек. Помещеньице-то - ни встать,
ни лечь. Коридорчик узенький да кабинка, где Казбек спины колет. Проходная
бывшая, что ли... В коридорчике лавка вдоль стены. Еле-еле пять человек
втискиваются. Вот и сели мы пятеро. Смотрю - и Костян тут! Он хоть и
потрепаться горазд, а своего не упустит!
- Ну и вот, - говорю, пока время есть, - темным силам лучше
добровольно покориться и служить. Потому как окончательная победа все равно
за ними будет...
- Рубаху снимать, что ли? - бабешка перебивает.
Из новеньких, видно.
- Погоди ты, успеешь растелешиться! - рыгочет Костян. Вот, бабы! Одно
на уме - перед мужиками заголяться!
- Да век бы вас, жеребей, не видать!
Огрызается, гляди ты, хоть и беззубая!
- А ну тихо! - Казбек вдоль ряда с кабелюкой своей прохаживается. -
Молчать-лять! Сычас ынструктаж будит!
- Опя-ять... - тихий вздох.
- Кто сказал?!
Взметнулся Казбек и дубину свою поднял. Все молчат, хоть голос точно
Костянов был, я-то не ошибусь.
У Казбека глаз черный, так и сверлит в душу. Да мы сверленые уж, не
зыркай! Походил туда-сюда и в кабинку:
- Давай, отец!
Из кабинки - где только прятался там! - выступает степенно старичок.
Просто старичок, без названия. Старичка этого все, кто Казбекову вытяжку
посещает, знают хорошо, но ни имени его, ни фамилии никогда не слышали.
Старичок - и все. Блаженный он какой-то, несет вечно непонятное, вроде как
я про темные силы. Но у меня-то - служение, а он так просто, по скудоумию.
Для чего Казбеку такой старичок, неизвестно. А спрашивать - себе дороже,
Казбек вопросов не любит. Да и не для того мы сюда ходим, чтобы вопросы
спрашивать. Сказано инструктаж - сиди, слушай.
Старичок, из кабинки выйдя, поправляет поясок на лохмотьях и
затягивает козлетоном:
- Добыча наша велика и тяжела. Вкуса кислого, запаха невкусного, но
желанней ее нет на свете!..
И мы, как молитву, тянем за ним сто раз повторенные слова:
"...Велика и тяжела. Вкуса кислого, запаха невкусного..."
Плешь они мне проели, эти слова, в шкуру впитались, в печенку, как
паразиты, вгрызлись, а понять я их не могу. Повторяю за стариком, как
попка:
"...Лежит она, свив тело кольцами, в шкуре мягкая, без шкуры твердая.
Если же протянется во всю длину, может убить в одно мгновение. Другая
добыча, короткая да толстая, весьма потаенна и тяжела безмерно. Сидит всем
выводком в древесном дупле без древа..."
Черт знает, что оно такое... Древесное без древа... масляное без
масла. Иначе как молитвой у нас эту галиматью не зовут. Однако что же, наше
дело маленькое. Велят повторять - повторяешь:
"...И найдя добычу, что свернулась кольцами, самому сильному бойцу
схватить ее за хвост и тянуть. А когда тяжело пойдет в потяг, второму бойцу
ухватить возле колец и тянуть за первым, а там и следующему... И так
хватать и тащить, зубов не жалея, и бойцов прибавлять, пока вся добыча не
потянется..."
Все-таки старичок этот - псих. Чего тащить? Кого хватать? Сроду Казбек
такелажными работами не промышлял и никого в грузчики не нанимал. Сейчас
уколют, заплатят, и вали куда хочешь, не надо ничего зубами тянуть. Да и
какие у нас зубы? Смех один.
Но старичок твердит, старается да приглядывает за каждым, чтобы честно
повторяли. В этот раз еще кое-что прибавил в конце. Про пустые какие-то
холмы, про тайный лаз, который кто-то охраняет, а кто, я так и не понял.
Повторяем мы хором и эти слова, и старичок наконец отвязывается от нас.
Снова входит Казбек - уже в перчатках и со шприцом.
- Ну, давай по одному, - командует хмуро...
Господь-вседержитель! Мать Пресвятая Богородица! До чего же больно!
Видишь ли Ты? Знаешь ли мою муку? Позвонки мне раздвигает Казбек железными
пальцами и втыкает меж ними иглу. А потом! Будто сразу все нутро, от башки
до задницы, втягивает в свой шприц и вырывает из тела вместе с иглой. За
что мучаешь?! За что терзаешь?! Душу мою высасываешь! Жизнь мою прошлую и
будущую всю вытягиваешь из меня, а ее и так уж осталось во мне с гулькин
хрен...
...Отлежался я немного на полу, слезы, сопли утер, как мог, и
опять-таки сам, без помощи, на ноги поднимаюсь. Живуч все-таки человек. Без
рук, без ног, без хребтины - все будет ползать по земле!
Ну и я ползу. Хоть и согнутый в три погибели, зато с деньгами в
кулаке. И теперь мне уж не так страшно жить. Теперь мы горю своему поможем,
только бы до ларька добрести...
Выползаю из Казбековой будки, а эти все про то же долдонят - где бы
чего украсть, чтоб в утиль сдать. Вот паскуды! Человек, может, полжизни
прожил за это время, седых волос вдвое прибавил, а они про свой цветмет
доспорить не успели!
- А я говорю, не найдешь ржавого гвоздя! - кипятится дед Усольцев. - А
найдешь, так с тебя за него рублей пятнадцать слупят!
- Почему не найдешь? - спорит одноглазый какой-то опойка. - Вон на
подстанции целый склад медяшки разной. Кабеля, шины, контакты запасные -
ящиками лежат! Да и в работе там, поди, не одна тонна. Только под током
все, не возьмешь.
- А все равно воруют. - Костян голос подает. Он и тут раньше всех
успел, растянулся на травке - отлеживается после укола.
- Четвертого начальника охраны меняют на подстанции, - рассказывает, -
и без толку. С горя уж собак завели на территории.
- Денег некуда девать! - злобится Нинка. - Волкодавов еще за народный
счет кормить!
- Не, - говорит Костян, - у них там не волкодавы. А маленькие такие,
как их? Тильеры, что ли. Они и стерегут...
Вот он, пустой холм. Какой уж там холм! Гора! И ни отлогости, ни
покатости, чтоб наверх забраться. Будто выперло его из земли прямо таким -
каменно-гладким. Не пророешь его и снизу не подкопаешься. Однако ж нашелся
хитрый нос и на этот утес. Проковырял лазеечку! Вот мы через нее сейчас
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг