ему!
- Я попросил бы вас заткнуться, бездарь вы и завистник желтушный!
- А вы - паразитирующий неврастеник!
- А вы - побирушка и лакей!
- А вы...
- Иови энд бови, - пролепетал спящий. - Орелбатюшка... Парит себе...
Воля...
- Боже! - сокрушенно произнесло черничное варенье. - Как безобразно
завершается столь удачно начатый эксперимент...
За кустами сидел медведь и внимал. Он, конечно, мог бы их всех
немедленно съесть - это у него на морде было написано, - но он не хотел,
так как заботился о пищеварении. Он просто вышел из укрытия и рявкнул, и
приятелей как ветром сдуло. Медведь доел мед и варенье, а таинственную
фляжку так и не нашел: хозяин ее, видно, не пожелал с ней расстаться, даже
рискуя жизнью...
Экран продолжал мерцать. Медведь двигался по берегу.
- Что это? - удивленно спросил Первый. - Кто они?
- Это философы, - сказал Наставник.
XII
Над вольной равниной, над широкой степью летел Могучий Орел. Он летел
на такой высоте, что там не было жары даже в самую знойную погоду; там
воздух был свежим и мягким, как перина, и движения Могучего Орла были
плавными. Он то припадал на крыло и скользил по кругу, то парил, прикрыв в
истоме глаза, то складывал крылья и падал, наслаждаясь ветром и скоростью,
а потом опять взмывал и опять парил, глядя на солнце.
Ниже, - дистанция была раз и навсегда определена, - летел адьютант и
телохранитель Старший Сокол; а еще ниже кружили стаи кобчиков - это была
охрана. Кобчики не могли на много оторваться от земли (да и не дозволялось
это) и изнывали от духоты и жажды. Благодаря хорошему зрению, они видели,
что творится на тверди: копошащихся мышей, пташек разных, синие ручьи и
длинноногих куликов на отмелях, даже рыбешек видели, обгладывавших стебли
тростника или просто блаженствующих в тихих заводях у самой поверхности.
Все это было как на ладони, но ни один из кобчиков не имел права хотя
бы подумать поживиться - Старший Сокол был неусыпно зорок и бдителен.
Охранять покой и безопасность Могучего Орла - вот была их обязанность, и
ничто другое в мире не должно было для них существовать. Они то собирались
в неприступное каре, то перестраивались в стремительный клин, то
располагались кругом, ни на секунду не упуская из виду ни адьютанта, ни
самого повелителя, ни ничтожнейших изменений вокруг них - в воздухе или
внизу. Они не знали, от каких врагов следует охранять Могучего Орла, они
знали лишь, что надо охранять и охранять зорко. Время от времени командир
кобчиков, самый сильный и натренированный из них, отрывался от стаи и
пробивался вверх, к Старшему Соколу. Конечно, он не мог достигнуть высоты
телохранителя, не говоря уже о высоте Могучего Орла; он поднимался лишь
настолько, чтобы быть услышанным, и, задыхаясь, кричал:
- Ваше стервятничество! На западе грозовое облако!
Старший Сокол в свою очередь тоже взмывал, насколько мог, и
предостережение передавалось главному адресату.
Могучий Орел уже давно видел облако, которое не было не только
грозовым, но и просто дождевым, и к тому же проходило стороной. И
презрительно покосившись вниз, отвечал:
- Вижу. Свободен.
И Старший Сокол стремительно снижался, и также стремительно нырял вниз
командир кобчиков, и, облегченно расслабившись, занимал место в очередном
построении.
Бывали, - правда, весьма редко, - случаи, когда кто-нибудь из
охранников, заметив развалившегося на солнцепеке суслика, забывался
(соблазн брал верх) и очертя голову кидался на жертву. Но он не успевал
даже ощутить вкус свежего мяса - собратья тут же раздирали его в клочья.
После этого нарушенный строй восстанавливался и служба продолжалась.
А Могучий Орел безмятежно парил в вышине. Конечно, он замечал минутные
смятения в рядах охранников, но не придавал таковым значения. "Пусть, -
усмехаясь, думал он. - У них там свои заботы". Было светло на душе, мысли
текли спокойно, как тихая река или как этот вот ветер, прохладный и ровный.
Время, когда он волновался, осматривался, испытывал крепость крыльев и
привыкал к высоте, давно миновало.
Да, когда-то новое свое положение он принимал еще как дар судьбы. Он
оценивал себя со стороны, чтобы избавиться от многих привычек, идущих от
прошлого, прислушивался к многочисленным голосам в себе и внимательно
оглядывал каждого, кто появлялся рядом. Все это давно прошло. Он увидел,
что могущественнее его нет, и ему уже не мерещилось про "дар судьбы", он
уверовал, что всегда был таким, как теперь, и что судьба тут ни при чем. Он
теперь не зависел ни от чего и ни от кого; наоборот - все живое, с его
заботами, помыслами и интересами, с его настоящим и будущим, подвластно
только ему, Могучему Орлу, и целиком зависит только от него одного. Он уже
не упивался своей мощью, как вначале, не доказывал ее на каждом шагу - она
и без того была очевидна и неколебима. "Существующий порядок вещей, - гордо
думал Могучий Орел, - единственно возможный. Он справедлив. И если бы я
даже сам что-то захотел изменить, то не смог бы, потому что это
невозможно".
Каждое утро он вылетал на прогулку: принимал воздушные ванны,
разминался, чтобы не затекли мускулы и не ослабли крылья, оглядывал свои
владения и думал.
Он думал о своем перйатом царстве, но чаще всего - просто о мире вещей
как таковом. Его, само собой, не интересовали мелочи - с огромной орлиной
высоты он окидывал землю единым взором, и она была голубой и зеленой. Она
все время была голубой и зеленой, и это еще раз доказывало постоянство и
незыблемость сущего.
Иногда, - конечно, очень редко, - в голубизну и зелень внедрялись
разные чужеродные пятна, но их существование оказывалось краткосрочным.
После променада, который продолжался два с половиной часа, Могучему
Орлу докладывали, что наступает время обеда. Это также входило в
обязанности Старшего Сокола - по установленной форме он четко стрекотал:
- Ваша Недоступность! Время обеда приближается, как об этом Вашей
Недоступности известно лучше меня.
И тут кобчики внизу располагались таким образом, что получалось слово
"ОБЕД". Могучий Орел резко взмывал, запрокинув голову навстречу солнцу, и
затем плавно снижался к своему жилищу. А пониже, в этом же направлении,
ганнибаловским полумесяцем двигалась охрана.
В неприступных скалах на головокружительной высоте размещался дворец
Могучего Орла. Это был прочный и величественный замок, выложенный снаружи и
изнутри драгоценными камнями. Он состоял из многочисленных залов, комнат и
коридоров; их было такое множество и так мудрено они были соединены между
собой, что не только случайный посетитель, но и сами обитатели в два счета
могли заблудиться и попасть в неприятную историю, если бы им, например,
вздумалось полюбопытствовать, куда ведет такой-то, скажем, проход или что
помещается в такой-то закрытой комнате.
Не заблудился бы в этом лабиринте только сам Могучий Орел и его верный
страж Старший Сокол. И еще один обитатель замка не заблудился бы тут -
привратник Древний Ворон, который хотя и был простым привратником и не имел
ключей, кроме входных, но имел зато хорошую память, потому что был стар и
мудр и много чего повидал на своем веку.
Вот он вылазит из своей каморки, гремя ключами, близоруко щурится
из-под крыла, замечает стройную стаю кобчиков и, прихрамывая, идет отпирать
ворота. Кобчики подлетают, располагаются в две шеренги, и Ворон говорит им,
вздыхая:
- Намаялись, бедные. Жара-то! В тени бы в такую пору валяться, а тут -
служба. Эх, кра-кра-кра...
- Молчать! - рявкает в таких случаях Старший Сокол. - Чем болтать,
старая дохлятина, лучше бы подмел у ворот!
- Все делается в соответствии с Уложением, ваше стервятничество, -
отвечает Древний Ворон.
- А болтовня с охраной тоже в соответствии с Уложением?
Они всегда затевали свару, так как не любили друг друга издавна, и
прекращалась свара лишь с появлением господина. Свист ветра в его крыльях
заглушал голоса, грозный стук когтей о каменную плиту ставил всяким речам
точку. Ворон кланялся, Старший Сокол отступал в сторону и тоже склонял
голову, и Его Недоступность Могучий Орел, величаво сложив крылья,
неторопливо следовал в замок.
XIII
На обед подавались чаще всего живая рыба или кролик. Могучий Орел
сидел в пуховом кресле, рядом стоял Старший Сокол, а коршуны повара
подносили кушанья. Они ставили их перед повелителем и, не поднимая глаз,
выходили. И как только за ними закрывалась дверь, Старший Сокол вырывал из
каждого блюда по куску, проглатывал и становился в выжидательную позу.
Могучий Орел следил за ним. Таким образом проверялась пригодность пищи -
ведь она могла быть отравлена: мало ли что случается, если на свете живут
завистники. Понаблюдав несколько минут за своим слугой, Могучий Орел
принимался за еду. Если рыбу приносили в аквариуме, он вдыхал запах воды, и
в мозгу его легким хмелем всплывали смутные образы; он закрывал глаза и
некоторое время сидел неподвижно. Потом, словно спохватившись, впивался в
самую крупную из рыб. Она билась и извивалась в его когтях, по упругому
телу струилась и капала в воду кровь, и лишь одному Могучему Орлу был
понятен беззвучный рыбий крик "быстрей... быстрей...".
Щуки, между прочим, вели себя иначе. Они не шарахались, подобно
каким-нибудь язям или головлям, о стенку аквариума, а в когтях Могучего
Орла все норовили укусить царственную особу, хлестались хвостом и кололись
плавниками. И ни разу Могучий Орел не слышал, чтобы щука крикнула.
Кролика подавали освежеванным, и есть его в таком виде не составляло,
по правде, никакого интереса, и если бы не правила и не этикеты, Могучий
Орел велел бы подавать кроликов живыми.
Обед заканчивался, и Его Недоступность в сопровождении телохранителя
шел на затененную веранду, чтобы почистить клюв и пригладить взъерошенные
перья. Здесь же он дремал минут пятнадцать-двадцать, чтобы окончательно
принять достойный вид и собраться с мыслями - особенно щуки всегда портили
ему настроение.
Затем начиналась деловая часть дня.
Это, собственно, была аудиенция. Приходили пернатые министры,
чиновники всех рангов, гонцы, просители и - напоследок - гости.
Его Недоступность Могучий Орел - Аквила Регия Инвиктус Максимус
Юстус[Орел царственный непобедимый величайший справедливый (лат.). ] -
восседал на высоком золотом троне, ослепляя царскими одеждами и
величественной осанкой. Одесную его стоял вернейший и преданнейший слуга
Старший Сокол, ошую - первейший и любимейший друг Строгий Сарыч, министр
пернатого настроения и порядка.
Важные чины входили по одному, докладывали о делах, выслушивали
указания и становились в стороне. Так зал постепенно наполнялся и к концу
аудиенции, перед увеселительной частью, бывал полон до отказа.
Приходил Горный Гриф, главный любомудр, а также наместник Южных
областей, которого в шутку называли просто Гэ-Гэ. У него было немало
заслуг, что отмечалось в специальных Уложениях, в одном из которых, в
частности, говорилось, что сего мужа надлежит впредь именовать "Грифус
Монтанус Предитус".[ Гриф горный одаренный (лат.). ] Он был медлительным и
невозмутимым, тем не менее считался полезным членом птичьего сената,
приятным собеседником, а кроме того доводился Его Недоступности дальним
родственником. Гэ-Гэ входил, сгибался в поклоне и начинал речь о том, что
все земное преходяще и всяческое суетство - доказательство слабости
живущих; непреходяща лишь мудрость и сила Великого.
- Вера в светлый и мудрый образ повелителя, в безграничную его
справедливость и заботу порождает в подданных бодрость духа. Это-то и
является моральной основой, Ваша Недоступность, это-то и указует всякому
свое место и положение, равно как и сферу и меру приложения способностей. И
горе тому, кто позабудет о стезе, предначертанной ему. Ибо справедливость и
прекрасное всегда восторжествуют - ваше крыло тому порукой, Ваша
Недоступность. Чтобы не быть голословным, завтра же я покажу вам, Ваша
Недоступность, новый трактат...
Прилетал Бравый Ястреб - первый связной. Он стремительна подбегал к
трону, кланялся и докладывал что-нибудь важное, что считал приличествующим
настроению владыки. Затем он вставал рядом с Гэ-Гэ и, еще не отдышавшись,
начинал что-то шептать ему, но тот, как правило, уже безукоризненно спал.
Прилетала Великая Княгиня Сова, заведующая складами. Заикаясь и
поправляя очки, она так отрывисто и торопливо сыпала цифрами, что Строгому
Сарычу приходилось членораздельно повторять за ней, иначе бы повелитель
ничего не понял.
Прибывал Угрюмый Филин, старший пожарный. Он заявлял, что очагов нигде
не наблюдается и меры против возникновения таковых принимаются постоянно.
Входил Зоркий Кондор, смотритель ресурсов, и рисовал широкую картину
состояния материально-продовольственного положения; как всегда, он не мог
удержаться от критики в адрес Великой Княгини.
- Склады не проветриваются, Ваша Недоступность, дыры в полах не
заделываются, что допускается, как я полагаю, с целью разведения мышей для
личных нужд ее близорукости...
Вместе появлялись Верный Сапсан и Преданный Кречет, соответственно
председатели Первой и Второй канцелярий, ведавших метеорологией и туризмом.
Входили и влетали еще долго. Но вот объявлялся перерыв, и теперь
посетителям разрешалось громко разговаривать, щебетать; клекотать, шипеть и
свистеть, а также обращаться к Его Недоступности с дельными вопросами и
предложениями. И затем наступала вторая, неделовая, часть приема.
Влетал Блистательный Чеглок, блюститель искусств, охорашивался, изящно
подходил к трону и говорил чтонибудь изысканное.
Вплывал Важный Аист, первый хранитель новостей, становился сразу в
стороне и, если его о чем-то спрашивали, отвечал жестами, так что
невозможно было отличить "да" от "нет". Второй же хранитель новостей,
Резвая Сорока, уже с порога начинала такую трескотню, что ее тотчас
приходилось хватать под крылья, оттаскивать в самый дальний угол и там
отпаивать соком, чтобы окончательно не зарапортовалась.
Появлялся Бодрый Страус, главный физкультурник; Кроткий Пеликан,
законодатель мод; Томный Журавль, министр воображения. И наконец выступал
Прыткий Петух, старший затейник, прозванный, как и Гэ-Гэ в шутку, Пэ-Пэ. И
в зале становилось тесно и шумно, серьезные дела уходили на второй план -
начиналось веселье. Пэ-Пэ носился повсюду, придумывал на ходу игры и
анекдоты, сочинял прибаутки, заводил хороводы, - то есть старался вовсю,
чтобы никто не скучал. Гремел смех, возносились восторженные "ура" и
"браво". А Могучий Орел между тем внимал Тихому Дятлу, который сидел в тени
его крыла на подлокотнике трона и привычно выстукивал своим длинным клювом
что-то условное, понятное лишь ему и его господину.
Но вот открывались боковые двери, и в сопровождении нежных
девушек-соек появлялась супруга Могучего Орла - Прекрасная Голубка. Она
приветливо улыбалась своему повелителю, сдержанно отвечала на поклоны
царедворцев и гостей; возле золотого трона устанавливали маленький
серебряный троник, девушки-сойки подсаживали на него свою госпожу и
становились за ее спиной полукругом. Это был апогей праздника.
Звенела музыка, кружились пары, веселье бурлило рекой. Поэты Скворец и
Коростель читали новые творения, посвященные царственным особам и красоте
природы; певцы Соловей и Кенар исполняли гимны и торжественные арии; шут
Тетерев изобретал каламбуры, порой затмевая самого Пэ-Пэ, так что царица
смеялась до слез. Между гостями сновали проворные стрепеты, разнося
мороженое и напитки. И никто в этом радостном гаме не замечал, что в нише
над самым троном сидит Главная Оракулыпа-Кукушка и невозмутимо
пророчествует что-то бесстрастным монотонным голосом.
Случалось, правда, что Оракульшу все же замечали, н тогда по знаку
Могучего Орла в нишу посылался один из кобчиков.
- Его Недоступность, - говорил Кукушке посланец, - приказывают вашей
мнительности покинуть зал и впредь не показываться без особого распоряжения
Его Недоступности.
- Ку-ку! - отвечала Оракульша. - Предвижу в муравейнике дней
карминовые облака...
- Ваша мнительнсть, вы покинете зал или нет?!
- Карминовые облака с четырех сторон. Ветер сухой, умеренный,
юго-восточный, температура ночью плюс два, днем минус один...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг