никого. Приоткрыв дверь, за которой лестница вела на чердак, Сириск
проскользнул в щель. Дверь, тихо щелкнув, закрылась. Сириск стоял в темноте.
Включив фонарик, подсвечивая под ноги, он поднялся по цементным ступенькам
на площадку с запертой на замок чердачной дверью. На стенах здесь проступали
потеки сырости, пахло плесенью и еще чем-то затхлым. В углу была свалена
всякая рухлядь.
Сириск давненько не занимался подобными вещами и поэтому слегка
волновался. "Отвык," - усмехнулся он, натягивая тонкие резиновые перчатки.
Вскоре в зале зашаркал по паркету сторож, по виду, как успел
приглядеться Сириск, тощий, глуховатый безобидный старик.
На случай, если бы сторож запер дверь в убежище Сириска, тот прихватил
отмычки. Но сторож проковылял мимо, даже не замедлив шаг.
Сириск подождал еще немного, потом спустился в зал, прислушался. Тихо.
По жестяным подоконникам громко барабанит дождь. Снаружи, за мокрыми
стеклами, расплывчато горят фонари. Музей темен, пустынен.
Сириск прошел на первый этаж, в вестибюль. Ковровые дорожки на
мраморных лестницах скрадывали шаги, - Сириску это было на руку.
В вестибюль с вешалками гардероба и зеркалом до потолка свет пробивался
только из комнатки сторожа под лестницей. Дверь туда была плотно притворена.
Сириск кусачками перекусил телефонный провод, идущий в каморку. Затем достал
из кармана кусок проволоки, осторожно продел в скобы для висячего замка и
хорошенько закрутил концы.
Замер на несколько секунд, выждал. По-прежнему тихо. После этого не
спеша, мешать некому, отправился в зал с картиной, снял ее со стены, - в
музее не было никакой сигнализации, - вынул из рамы, раму поставил на пол, к
стене. Осмотрев при свете фонарика подрамник - как крепится на него
полотно - Сириск решил, что отдирать полотно опасно - повредить можно.
Вдобавок, работа эта не обойдется без зверского треска и хруста. А лишний
шум ни к чему. Проще завернуть ее в плащ и вынести с подрамником. А дальше -
видно будет.
Так он и поступил: снял плащ, оставшись в костюме, завернул картину,
зажал сверток под мышкой и направился в туалет. Там легко открыл окно,
спрыгнул на траву и под моросящим дождичком - ливень уже прекратился -
быстро зашагал по мокрой траве в дальний конец парка, примыкающий к переулку
с его машиной. Крайний прут в узорчатой решетке был неизвестно кем и когда
отогнут, и Сириск без особого труда выбрался в переулок.
Он все заранее рассчитал: в переулке горел всего один фонарь - в
дальнем от музея конце, - и машина, и решетка, и Сириск находились в
глубокой влажной темноте. Сесть в машину и тронуть ее с места было делом
одной минуты...
Еще дома, в столице, он долго не мог решить, что делать после
похищения: немедленно отправляться обратно либо остаться в Гедеоне. Оба
решения были рискованными, но все-таки он выбрал второе, - предпочел риск
оказаться в руках полиции (если та начнет обыскивать подозрительные места)
риску после нервного напряжения заснуть за рулем и попасть в катастрофу. И
действительно, сидя сейчас за рулем, он чувствовал себя слишком утомленным,
чтобы вести машину всю ночь, да еще по мокрой дороге.
Он решил встать завтра в полшестого утра, по своему транзисторному
приемнику с расширенным диапазоном прослушать местную полицейскую волну и,
если полиция еще не начала охоту, немедленно убраться из города.
Он вез картину в снятую им комнатку.
Оставив машину возле соседнего парадного, Сириск отнес добычу к себе.
Включил свет - слабенькую лампочку под потолком, задернул занавески.
Развернув плащ в мелких брызгах дождя, прислонил картину к стене, а сам сел
на стул напротив.
В музее он действовал машинально - все варианты были заранее продуманы.
Энергия его полностью ушла в осторожность, в готовность к неожиданностям. А
теперь, как всегда после такого напряжения, ему неимоверно хотелось спать.
"Сейчас, - сказал он себе. - Успею. Надо же взглянуть на приобретение!"
Сонными глазами он уставился на полотно, усмехнулся. Обыкновенная
картина с религиозным сюжетом. Сириск взял картину, приблизил к лампочке.
Нет, не гладкопись даже. И главное - никакого эффекта. Сириск разочарованно
повертел картину в тусклом свете, посмотрел на лампочку. "Может, эффект
появляется только при дневном освещении? - подумал он, пряча картину в
шкаф. - Завтра проверим. А сейчас спать, спать, спать..."
6
Сириск на удивление безмятежно проспал до середины дня.
Проснулся, сел в постели, чувствуя себя вялым и разбитым - то ли от
вчерашней нервной встряски, то ли потому, что проспал чересчур много.
Выкурив сигарету, сходил умыться в кухню, побрился электробритвой,
неторопливо оделся.
Не уехав рано утром, когда полиция, возможно и обнаружив пропажу, не
успела еще ничего предпринять, он теперь вынужден был затаиться и ждать,
предугадывая действия и намерения противника...
Сириск достал из чемодана старенький транзисторный приемник, не раз
выручавший его в подобных делах. Подумал, что теперь достаточно
поинтересоваться местными новостями, чтобы все стало ясно.
Диктор гедеонского радио мужественным, с трагической ноткой, голосом
сообщил о похищении, о стоимости картины и о предпринятых полицией мерах по
задержанию преступников - перекрыты все дороги из Гедеона, разыскиваются
возможные свидетели, прочесываются гостиницы.
Сириск похвалил себя за предусмотрительность: не в гостинице
остановился, хотя и сюда могли нагрянуть. Но тут уж оставалось надеяться на
хозяйку.
Затем диктор оповестил слушателей, что экстренный выпуск "Гедеонских
новостей", который вот-вот поступит в продажу, изложит события более
подробно.
- Почитаем, - пробормотал Сириск. - Торопиться нам пока некуда.
Выключив приемник, он достал из шкафа картину, снова взгромоздил ее на
кровать, но как ни рассматривал сценку - эффект, поразивший его в музее, не
повторялся. Он видел нарисованную голую девицу, нарисованного рыцаря,
нарисованного дракона, нарисованные камень и ручей, и рыб, и деревья, и лань
с детенышем, и пейзаж на заднем плане. И вовсе не разобрать: то ли город
там, вдалеке, то ли скалы, то ли просто неряшливое письмо художника...
Может, света мало? Сириск распахнул окно. Утреннее солнце ударило в картину
ярким потоком, однако та никак не отреагировала. Сириск присел на кровать
рядом с картиной, досадливо вздохнул. Следовало признать, что картина
обманула его ожидания.
Но ведь в музее ЭТО было! Он на себе прочувствовал...
Что же случилось? Совершенно непонятно...
Сириск был человеком реалистического склада. Он не любил фантазировать.
Он делал выводы из имеющихся фактов, а фантазию считал вещью лишней,
последней и ненужной. Фантазия, по его мнению, - балласт, обуза, уводящая от
деловых размышлений. Возможно, именно поэтому он и не стал художником, да и
критиком тоже не стал.
"Что я имею? - деловито нахмурился он. - Разложим факты по полочкам...
В прессе картиной восхищались. Руф, благодаря ей, вообще умом тронулся. Меня
она при первом знакомстве тоже заморочила. А вот сейчас - никакого
эффекта.,. Так-так... Чему меня в университете учили?,, С точки зрения
психологии, мне могло просто показаться. Почему? Потому что я был
подготовлен к некоему необыкновенному явлению: и восхвалениями газетчиков, и
странным поведением Руфа... А на него что накатило? Это, в принципе,
неважно. Руф сам по себе человек безвольный, аморфный, на него может
подействовать что угодно вплоть до рекламного щита на шоссе... Ну а картина,
по-моему, имеет к событиям лишь косвенное отношение: как причина... Картина,
к сожалению, каких предостаточно. Я глупо обманулся. Невыгодный товар. Много
за нее не дадут... Тогда что с ней делать? - Решение пришло тотчас: -
Избавиться".
Сириск встал, взял со столика пачку сигарет, закурил, подошел к окну.
На противоположной стороне улицы маленький киоск торговал газетами. Сириск
вспомнил об экстренном выпуске. Выйдя в коридор, кликнул хозяйского сынишку
и, ссыпав ему на ладошку мелочь, приказал купить экстренный выпуск
"Гедеонских новостей" - да мигом.
"Как же избавиться? - рассуждал он, вернувшись в комнату. - Например...
ну, например, уничтожить. Хорошо. Каким образом? - Сириск поднял глаза на
низкий бугристый потолок с трещинами. - Сжечь? Где? - Сириск огляделся. -
Да, негде. Центральное отопление. И подвала нет. Не на улице же ее палить!
М-да. Неплохо. Это мысль. - Сириск вздохнул с сожалением. - А стоит ли
уничтожать ее? Семнадцатый век как-никак... Все-таки я не варвар, а человек
с университетским образованием... Оставить здесь, в комнате? Значит - выдать
себя. Полиция у нас боевая. Отыщет сперва картину, а потом и меня. Нет,
оставить невозможно. Продать? Кто за эту мазню отвалит хороший барыш? Так,
копейки. Только потому, что семнадцатый век. Хотя и этого не получу, картина
ворованная и малоценная. Посчитают меня свихнувшимся болваном, если я начну
ее предлагать кому-то из постоянных клиентов. Повесить дома? Хм...
Кто-нибудь когда-нибудь обратит внимание... У меня ведь не фамильная усадьба
с ограниченным доступом посторонних. Выкрутиться сумею в обоих случаях. Но
пятно на репутации останется... Ладно, - решил он наконец. - Положу в сейф
местного банка. Тайна вклада - есть тайна вклада. Никакой банк не захочет
поступиться репутацией - раскрыть секрет вкладчика... А потом придумаю, что
с ней делать... Университет университетом, а улику уничтожить, если
понадобится, - уничтожу".
В комнату постучали - мальчишка принес газету. Приоткрыв дверь, Сириск
взял ее и снова заперся. Спрятал картину обратно в шкаф, улегся на скрипучую
продавленную кровать и бегло проглядел заголовки.
"Гедеонские новости" словно взбесились - огромные заголовки над большой
цветной репродукцией вещали о преступлении; пронырливые репортеры домышляли
подробности похищения, расписывали действия полиции, сообщали сумму
вознаграждения - немалую, которая достанется тому, кто укажет
местонахождение картины, ругали, как всегда в таких случаях, плохую
организацию охраны.
Начальник полиции, для солидности, видимо, заявил в интервью, что
похищение, несомненно, дело рук какого-то преступного синдиката, что
преступление было тщательно подготовлено, что не обошлось без лучших
мастеров своего дела. Сириск насмешливо скалился, когда читал. А досужий
искусствовед успел состряпать статейку о художественных достоинствах
картины. Читая его бред, Сириск почувствовал, как от гнева кровь приливает к
голове.
Он поднялся, снова выволок на свет картину, в который раз долго,
распаляясь, рассматривал ее: она оставалась мертва. В крайнем раздражении он
скомкал газету, бросил на пол, топнул ногой, забормотал раздраженно: "Нет,
вы только послушайте! Огромная потеря!.. Кто-то сошел с ума. Или я или
они... Нет, ну я-то абсолютно нормален. Значит, сошли с ума они!.. Надо
же!.. Целый город сумасшедших... Какой шум подняли!.. Из-за чего? Из-за
куска тряпки, из-за дрянной мазни!.."
Он разъяренно потряс перед картиной кулаком и длинно выругался, - тут
уж он прошелся и по газетам, полным идиотских статей, написанных кретинами,
и по музеям, покупающим всякую гнусную дрянь, и по дуракам, посещающим эти
паршивые забегаловки, именуемые музеями, и по спятившим искусствоведам, и по
безмозглой полиции, важно изрекающей несусветную ахинею. Взвинтившись,
взбешенно схватил картину, размахнулся и хотел было ахнуть о стену, порвать,
растоптать, но в это мгновение мелькнула интересная мысль - он придумал, что
сделает. Он сразу успокоился и даже мстительно хмыкнул. Быстро собравшись,
замотал картину, как в муэее, в плащ, выскочил на улицу, сел в машину.
Направляя машину по улочке со старыми облезлыми домами, думал
рассудительно: "А что я скажу, если привяжется полиция?.. Скажу - приехал по
делам фирмы. А картина, по невероятному стечению обстоятельств, была
подброшена ночью в мою машину: утром обнаружил на сиденье... Эх, как говорят
русские: пан или пропан... нет - пан или пропал. Но я не пропаду, черта с
два!"
Сириск прибавил скорость и вскоре очутился у входа в музей. Две
полицейские машины приткнулись к парковой решетке; здоровенный сержант
возвышался у двери, лениво привалившись к колонне. Сириск не сбавляя
скорости проехал мимо: связываться с полицией ему совершенно не хотелось. К
тому же он и сам понимал, - оправдание у него такое слабенькое, что может
вызвать только лишние подозрения. На ходу он изменил план действий: решил
узнать домашний адрес директора музея и вечером отправиться к нему в
гости...
7
Господин Асандр, директор музея изобразительных искусств города
Гедеона, был сокрушен несчастьем. Он очень дорожил новым приобретением
музея, только собирался приступить к исследованиям, чтобы попытаться
определить автора, потому что полотно явно создано рукой мастера, и даже не
без вмешательства магии, в существование которой директор уверовал после
того, как впервые увидел картину.
И вдруг - картина похищена. Гром в ясном небе не так поразил бы
господина Асандра, как это преступление.
Когда он утром приехал в музей и увидел полицейских в мундирах и в
штатском, то понял, что произошло ужасное. А сообщение, что украдена новая
картина, потрясло его чрезвычайно: разболтанное давление подскочило, сердце
сдавило так, что он начал задыхаться, лицо побагровело, в глазах померкло...
Подчиненные отвели его в кабинет, уложили, вызвали "скорую помощь",
опасаясь, что у госпрдина директора может случиться удар. Ближе к вечеру
господину Асандру стало полегче. Его осторожно посадили в автомобиль, и один
из служащих отвез его домой, где передал с рук на руки жене и медсестре...
Господин Асандр лежал теперь в домашнем кабинете на диване и с
безнадежным унынием смотрел в потолок. Врач запретил ему даже думать о
краже, и он добросовестно старался не думать. С потолка он опустил взгляд на
обстановку. В кабинете, в святом месте, где его никто не смел отвлекать, все
было, как он хотел. Хозяином здесь был только он. Здесь - в комнате с
высоким потолком и антикварной мебелью: массивными книжными шкафами с
полками, прогнутыми под тяжестью старинных книг; с мягким обширным кожаным
диваном, занятым сейчас хозяином; с гигантским письменным столом с
бесчисленными ящиками и ящичками и с аккуратно разложенными на зеленом сукне
бумагами и книгами, с двумя креслами с высокими резными спинками у стола.
В этом кабинете посетителя должен был охватить почтительный трепет
перед наукой, учеными, а следовательно, и самим хозяином. Кабинет требовал
тишины, и все ссоры, прокатившись по дому, отданному под начальство жены,
весьма энергичной женщины, здесь затихали. Наверное, поэтому господин Асандр
и любил так свой кабинет, где укрывался от всех невзгод. Вот и сегодня,
тяжело переживая пропажу, господин Асандр потребовал уложить себя в
кабинете...
Туда и направлялся Сириск, неся под мышкой завернутую в плащ картину...
Поначалу, когда по адресу, полученному в справочной, он нашел место
жительства директора музея - небольшой, несколько обветшалый особняк,
построенный в начале века, - его не захотели впустить: ему холодно сообщили,
что господин Асандр болен и никого не принимает, и попытались бесцеремонно
захлопнуть дверь, но Сириск столь же бесцеремонно сунул ногу в щель и
скороговоркой протараторил, что он коллега господина Асандра из столицы и
что у него радостная весть о картине, исчезнувшей из музея. Посоветовавшись
с хозяйкой, прислуга впустила-таки его в дом и провела к кабинету. Заявив,
что разговор будет конфиденциальным, Сириск вошел один и плотно притворил за
собою дверь.
На диване он обнаружил упругого толстячка с малиновым склеротическим
румянцем на щеках, лысого, если не считать нескольких жидких прямых прядей,
зачесанных назад. Как понял Сириск, это и есть господин Асандр.
- В чем дело? - негодующе произнес господин Асандр, скосив на Сириска
глаза. - Я же предупредил, что болен и никого не принимаю.
- Но меня вы, я думаю, примете.
- Я болен, - упрямо повторил господин Асандр. - Какие там приемы?
- Я вас вылечу, - насмешливо возразил Сириск.
- Вы что, врач? - недоверчиво спросил господин Асандр.
- Нет, я ваш коллега, искусствовед, - представился Сириск, на всякий
случай не называя имени. И пояснил: - Я тут проездом..
Господин Асандр, сопя и тяжко вздыхая, медленно сел, нашарил шлепанцы.
- У вас в музее несчастье, - продолжал Сириск. - Похищена ценная
картина. - Он начал разворачивать плащ. - Но по странному, совершенно
удивительному стечению обстоятельств наутро я обнаружил ее в своей машине -
видимо, ночью ее подбросили.
Господин Асандр лихо вскочил с дивана.
- Где она?
- Вот! - Сириск небрежно бросил полуразвернутую картину на письменный
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг