самая ложбинка, поросшая густым кустарником. Сквозь заросли он видел кусочек
каменистого сухого русла. Неподалеку справа трещали короткие автоматные
очереди.
Как он попал сюда?
Ведь он только что лежал в палате городской больницы десятилетия спустя
после этого дня. У него был инфаркт... да, сильная боль в сердце...
слабость. Он оглядел себя. Застиранная больничная пижама, на ногах - его
стоптанные ботинки. И сердце совершенно не беспокоит...
Но изумление быстро прошло. Его перестал интересовать вопрос, каким
образом он попал сюда? Он понимал, что вряд ли когда-нибудь узнает ответ на
него. Да и не в этом суть. Главное сейчас - сам факт его появления. Он
понимал, что очутился здесь неспроста, Он получил невероятный шанс
попытаться изменить свое прошлое. В предельной ситуации внезапно пробудились
неведомые возможности человеческого существа - и давнее желание исполнилось.
И теперь надо было действовать. Не медля. Ведь скоро он, молодой,
обезумевший от страха, ослепленный животным желанием выжить, будет торопливо
ползти по этой ложбинке вверх, прямо к себе старому. Ползти, чтобы потом всю
жизнь проклинать эти позорные минуты.
"Встретить... - подумал Маликов, напряженно глядя на ложбинку. -
Надавать по морде. Погнать, как поганого щенка, обратно... - Тут старик
вспомнил, что он, молодой, вооружен и невменяем, и сразу остыл. - Да. Ему в
таком состоянии пристрелить меня-себя - дело момента. И объясниться не
успеем... Пропустить мимо и схватить сзади... Не-ет, староват я, не
справлюсь... Подножку... повалить, распластать, а уж потом спокойно
объясниться. Да нет, чепуха все! Каков я в молодости-то был? Крепок,
изворотлив, как ящерица. В отряде меня, несмотря на молодой возраст, мало
кто одолеть мог. А уж со стариком немощным... Все - не то. - Он явственно
услышал шорох и хруст в кустарнике внизу. - Ползет. Поздно! Некогда решать.
А, ладно! Как получится...". Он огляделся, выбрал ствол потолще и скрылся за
ним. Вжался в серую грубую кору, чутко прислушался.
По ложбинке, надсадно и хрипло дыша, карабкался человек. Иногда он
начинал неразборчиво ругаться. Когда шум приблизился, Маликов присел за
деревом и осторожно поглядел в просвет между путаницей кустарниковых веток.
По ложбинке взбирался крупный парень в грязном пиджаке поверх рубашки.
Грязные брюки заправлены в пыльные сапоги. Автомат он волок за ремень.
Позади парня в толстом слое палых листьев темной полосой оставался
взрыхленный им след.
Старик хорошо разглядел крепкие плечи и руки парня. Мельком увидел его
красное от волнения и натуги лицо с опущенными глазами, - свое молодое лицо,
такое знакомое и такое забытое. Взглянул с сожалением на свои старческие
слабые руки, морщинистые и дряблые. Силы - неравные. Шансов - никаких.
Парень, задыхаясь и сипло откашливаясь, поднялся с земли. Маликов
затаился за деревом. Нападать не было смысла. Тот просто стряхнет его с
себя, перехватит автомат удобней, пальнет в него и помчится дальше. Или
прикладом, чтобы шума меньше... За прошедшие годы Маликов успел в
достаточной мере разобраться в его-своем состоянии.
Парень закинул автомат за спину, поправил на плече ремень и, не
оглядываясь, неровными тяжелыми шагами побежал вверх по склону. Маликов с
горечью поглядел ему вслед. "Что ж... Беги, - подумал он. - Быть может, так
и надо. Впереди у тебя целая жизнь для того, чтобы узнать главное, то, что
я, нынешний, уже знаю, - предстоит возвращение".
Маликов медленно вышел из-за дерева и пошел вниз по склону, наискосок,
к руслу, к выстрелам. Он нашел-таки единственно верный выход и теперь твердо
знал, как ему поступить. Он надеялся дойти до тех убитых карателей, у одного
из которых он, молодой, взял недавно автомат.
Встреча с самим собой не произвела на него особенного впечатления.
Разум его отказывался воспринять этот невероятный факт. Мимо него пробежал
просто молодой парень: вылитый он в молодости. И все...
От последних деревьев Маликов стремительно скатился к камням - словно
мальчишка, боясь, что немцы на той стороне заметят и подстрелят его раньше,
чем он доберется до оружия. Но обошлось. Он прополз немного, старчески
покряхтывая от непривычного напряжения, снял с одного из убитых автомат,
забрал запасные рожки.
Когда он добрался до первых валунов и занял удобную позицию, автомат
Сосновского уже молчал. Вдоль русла повисла настороженная тишина.
Вскоре Маликов увидел, как между камней замелькали немецкие каски.
Потом немцы поодиночке начали вставать в полный рост. В их движениях еще
сквозили нерешительность, осторожность, но, чувствуя, что опасность
миновала, они, разгоряченные недавним боем, начинали оживленно разговаривать
друг с другом.
"Айн... цвай... драй... фир..." - медленно считал ефрейтор тела
партизан. Потом он громко, обращаясь ко всем, сказал что-то, и остальные
преувеличенно громко загоготали, но смех получился неестественным, нервным,
вымученным.
"А все-таки трусите, - удовлетворенно подумал Маликов. - И не зря".
Ему почему-то казалось, что все происходит не с ним, что он - только
сторонний наблюдатель, зритель какого-то необычного кинофильма.
Солдаты неспешно, без особого желания, выстраивались в цепь. Потом один
из уцелевших младших офицеров подал команду, и цепь снова двинулась через
русло.
Долго выжидать было нельзя. Маликов вдруг вспомнил, что каратели
обходят позиции с флангов. Но все-таки он подпустил цепь ближе, чтобы не
промазать, и нажал спусковой крючок. Автомат задергался в его отвыкших от
оружия дряблых руках. Несколько солдат в цепи повалились, опрокидываясь на
спину. Остальные мигом пропали за камнями. Снова началась перестрелка.
Время от времени Маликов оглядывался назад - не подходят ли каратели с
тыла? К его удивлению, их все не было и не было. Маликов никак не мог взять
в толк, что они просто не успели дойти до того места, где он залег. Он
потерял счет времени.
На самом деле он сдерживал немцев всего лишь семь минут, а затем
шальная пуля, слегка задев камень, изменила направление и, пробив пижаму,
вошла точно между четвертым и пятым ребром слева.
Маликов выронил автомат, криво сполз с валуна на влажный мох и так и
остался лежать - лицом на покатом боку большого камня, вросшего на три
четверти в землю. Последнее, что увидели его мутнеющие глаза: шершавая
каменная поверхность, измазанная его кровью, и обрывок мха, разрастающийся в
невиданно сказочный лес.
И Маликов шагнул в заросли его...
И снова немыслимое падение сквозь тьму. Он постепенно растворился в
ней, с ужасом понимая, что на этот раз распад его я невосстановим. Осязаемая
тьма пространства и времени медленно превращалась в запредельный пугающий
мрак - в ничто. И вдруг еще сохранившейся частью сознания он понял, что
снова находится в своем времени и пространстве, на больничной койке. И
облегченно вздохнул саднящей грудью. Теперь он может быть спокоен. Долг
больше не висит над ним - он сполна рассчитался. Путешествие сквозь время и
пространство закончилось. Он вернулся. И - умер...
Ефрейтор Отто Лизер стоял над тем местом в русле, откуда по цепи велся
огонь в последний раз, - на самом краю русла, возле пологого склона,
поросшего высокими старыми буками, на стволах которых белели свежие следы от
пуль.
Ефрейтор Лизер был в совершенном изумлении. Ладонь его левой руки
лежала на горячем от стрельбы стволе автомата, другой ладонью он напряженно
сжимал рукоятку. Но стрелять было не в кого. Удивленно подняв брови, он
рассматривал брошенный у подножия валуна "шмайсер", россыпь отработанных
гильз. На поверхности валуна виднелась размазанная полоса крови. И - никого.
Отсюда до самых деревьев простиралось открытое пространство, и русский
партизан не мог уйти незамеченным.
К Лизеру подошли рядовые Пауль Бехтер и Оскар Гиршман.
- Что это ты разглядываешь тут с таким вниманием? - поинтересовался
Гиршман, снимая каску и вытирая ладонью потный лоб.
- Не могу понять, - ответил Лизер, пожимая плечами. - Не укладываются в
голове эти русские штучки. - Он уставил палец на валун. - Вот, все на
месте - гильзы, кровь, автомат. Нет лишь русского бандита. Кто объяснит мне,
куда он мог подеваться?
- Ты хочешь сказать, как мы могли прохлопать его? - спросил Бехтер,
меняя обойму в своем автомате.
- Нет! - упрямо возразил ефрейтор Лизер. - Не прохлопали мы его. Не
могли прохлопать. И уж точно я не мог прохлопать. Я все время следил за этим
склоном и всадил бы в русского очередь, если бы тот показался на нем.
- Значит, плохо следил, - сказал Гиршман и ухмыльнулся. - Может, у тебя
со зрением проблемы?
- Не выводи меня! - прорычал ефрейтор. - Он не мог, как в сказке,
невероятным образом исчезнуть, испариться, растаять. А другого способа
скрыться у него не было.
- Так, может, он вознесся? - заметил Бехтер, подтрунивая над Лизером.
- Ну что ты! - в тон ему отозвался Гиршман. - Герр ефрейтор видел бы
это и не позволил бы вознестись русскому атеисту.
- Ну, раз Всевышний тут ни при чем, значит это необъяснимая загадка
Природы, - заявил Бехтер. - Из владений высоколобых профессоров.
Гиршман согласно кивнул.
- И нам, обычным солдатам, герр ефрейтор, остается только смириться с
этим.
Оба солдата, усмехаясь, обошли побагровевшего ефрейтора и, догоняя свою
цепь, быстро зашагали к деревьям.
Руки патологоанатома были в толстых перчатках из желтой резины.
Перчатки были испачканы кровью. В руках патологоанатом держал сердце
Маликова и, медленно поворачивая перед глазами, тщательно осматривал его.
При этом он удивленно покачивал головой.
На вскрытии присутствовал врач-кардиолог из инфарктного отделения, во
время дежурства которого и произошел смертный случай. Он заглядывал через
плечо патологоанатома. Видно ему было плохо, он щурился, морщил лоб, и
наконец нетерпеливо спросил:
- Ну, так что там?
- Что? - Патологоанатом искоса взглянул на кардиолога. - Очень занятная
штука, вот что. - И он протянул кардиологу сердце. - Смотрите! - Пальцем
свободной руки он указал на отверстие с изъеденными краями в стенке
сердца. - Здесь все ясно. - Затем он перевернул сердце обратной стороной и
указал на еще одно отверстие в стенке сердца. - И здесь как будто все ясно.
И там и здесь следы некроза налицо - то есть мы видим инфаркт с разрывом
стенки. Не так ли?.. Но тогда как объяснить это? - Он ввел в отверстие
вытянутый указательный палец. Кончик его показался из другого отверстия. -
Какая поразительная симметрия! Она ничего не напоминает вам?
Кардиолог с сомнением покривил губы, нерешительно вымолвил:
- Однако... Похоже на след пулевого ранения?..
- Вот именно! Создается такое странное впечатление, что нашему пациенту
навылет прострелили сердце.
- Но это - невозможно! - растерянно воскликнул кардиолог. - Смертельное
ранение в сердце без повреждения грудной клетки...
- И без пули, - уточнил патологоанатом. - Плюс некроз...
- Это сверх моего понимания!
- И моего тоже.
- Тогда как объяснить?..
- А никак. Будем считать, что это казуистика - редчайший случай. -
Патологоанатом еще раз взглянул на сердце и, кладя его на металлический
секционный стол, озадаченно пробормотал: - И все-таки хотел бы я знать, что
это значит на самом деле?
1981-1987, 2007
--------------------------------------------------------------------
Данное художественное произведение распространяется в электронной
форме с ведома и согласия владельца авторских прав на некоммерческой
основе при условии сохранения целостности и неизменности текста,
включая сохранение настоящего уведомления. Любое коммерческое
использование настоящего текста без ведома и прямого согласия
владельца авторских прав НЕ ДОПУСКАЕТСЯ.
--------------------------------------------------------------------
"Книжная полка", http://www.rusf.ru/books/: 06.03.2008 01:04
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг