Люди долго обменивались мнениями о необычном происшествии. Все, в
общем-то, правильно определили, что обезьяна сбежала из Монастыря.
Однако присутствие в Монастыре обезьян не состыковывалось с известной
гипотезой, что там обитают помешанные генералы.
И все же проницательные умы Тихореченска нашли разгадку. После долгих
размышлений они пришли к выводу, что связь между тропическими животными и
высокопоставленными военными самая прямая. Возможно, эта гипотеза зародилась
в недрах ветеринарного техникума.
- Известно, - рассуждали вольнодумцы, - что обезьяна одновременно очень
сообразительное и неприхотливое животное. А не пересаживают ли отдельные
обезьяньи органы престарелым генералам с целью их омоложения? С одной
стороны, полоумные военные - отработанный материал, потеря тут невелика, с
другой - есть вероятность поправить здоровье стратегам, к тому же в случае
успеха этот опыт имел бы далеко идущие результаты.
Много споров вызвал вопрос, какие именно органы пересаживают. Некоторые
договорились до того, что, возможно, пересаживают мозги, но их одернули.
Вторая история произошла при секретаре горкома Степане Капитоновиче
Кренделе, который руководил городом без малого семнадцать лет и был сменен
Караваевым.
Предшественник Караваева был до странности похож на Никиту Сергеевича
Хрущева. Невысокий, толстенький, с лысым черепом и свинячьими глазками,
Крендель поражал своим сходством
с великим реформатором. Даже выражение лица, то лукавое, то свирепое,
повторяло мимику Никиты. Только голоса у них были разные... Степан
Капитонович, в отличие от своего двойника, говорил басом.
Первое время тихореченцы считали, что ими руководит опальный лидер.
- В ссылку сюда прислали, - рассуждали они и бесконечно гордились этим
фактом. - Не к кому-нибудь, а к нам, - и группами собирались у горкома,
чтобы хоть издали полюбоваться на опального владыку. Когда же пришло
прозрение, горожане не особенно огорчились.
- Ну и что, - говорили они, - все равно он - вылитый Никита!
Степану Капитоновичу сходство с Хрущевым и льстило, и одновременно
доставляло огорчения. Во времена правления Никиты Сергеевича оно приносило
массу неприятностей. Вокруг этого курьеза природы ходило много толков.
Секретарь обкома, где в те времена Крендель работал инструктором, даже
настоятельно посоветовал носить ему парик. Парик был изготовлен, и Степан
Капитонович целый вечер провел перед зеркалом, поворачиваясь и так и эдак.
- А пошло оно все!.. - в конце концов возопил он и зашвырнул волосяной
прибор куда-то за шкаф.
Наутро он заявился к секретарю по идеологии и заявил, что парик носить
не будет.
Не помогли ни увещевания, ни угрозы. Даже намек, что-придется расстаться
с партбилетом, не возымел действия.
- Что хотите делайте, а жопу сажей мазать себе не дам!!! - кричал
строптивый двойник. И его сослали председателем, от греха подальше, в
отдаленный колхоз.
Так задолго до падения Никиты Сергеевича Крендель стал как бы
предвестником его судьбы. В этом сходстве жизненных коллизий необъяснимая
загадка, с которой часто сталкиваются похожие друг на друга люди. Рок как бы
играет с ними, проверяя на малом то, что он хочет сотворить с большим.
После низвержения великого кукурузовода о Кренделе вспомнили, правда, не
сразу. Но в конце концов справедливость восторжествовала, и его назначили
секретарем горкома партии в Тихоре-ченск.
Опала великого двойника изрядно огорчила Кренделя. Не то чтобы он очень
любил Хрущева, скорее - наоборот. Но тут гордость потомственного питерского
пролетария, которая заставила его пренебречь карьерой, снова дала о себе
знать. Вновь прозвучала известная фраза о задней части тела и саже, только
теперь Крендель сказал не "себе", а "нам".
И стал Степан Капитонович великим поклонником свергнутого титана.
У себя дома он создал нечто вроде музея Хрущева. Вечерами листал старые
подшивки "Огонька" и вырезал многочисленные фотография своего кумира,
которые наклеивал в специальные альбомы. Стену в спальне украсил огромным
портретом Никиты Сергеевича, стоящего среди кукурузных полей. Он хотел было
повесить портрет в центральной комнате, но взмолилась жена, которой до
смерти не хотелось на старости лет снова отправляться в колхоз. Старшего
внука он приказал назвать Никитой и здесь был неумолим.
Начальству стало известно о странном увлечении Кренделя. Но, зная
строптивый нрав, на него махнули рукой.
Так и жил Крендель в Тихореченске как царек. Правил справедливо, но не
без самодурства, проводил линию партии и собирал реликвии, посвященные
незабвенному премьеру. Но вот однажды...
Однажды жарким сентябрьским днем Степан Капитонович пришел на работу
несколько позже обычного. Не успел он войти в прохладную приемную, как
секретарша сообщила, что звонили из обкома и вот-вот оттуда должен приехать
какой-то не то инспектор, не то инструктор по фамилии вроде бы Шишкин.
- Очень плохо было слышно, - оправдываясь, сказала секретарша в ответ
на раздраженный взгляд своего начальника.
- Знаем мы этих Шишкиных-Мышкиных! - недовольно бурчал Степан
Капитонович. - Всякие хлюсты приедут и начнут учить уму-разуму...
Настроение Кренделя испортилось, общаться с обкомовским чинушей ему
страшно не хотелось. Пока он сидел и размышлял, что бы предпринять, дверь
распахнулась, и на пороге появился неизвестный.
- Что надо? - грубо спросил Степан Капитонович.
- Извините за вторжение, - сказал незнакомец, - я из обкома.
- Товарищ Шишкин? - пытаясь изобразить любезность, спросил Крендель.
- Почему Шишкин? - изумился прибывший. - Моя фамилия Семиоков.
- Прошу прощения, - хмуро извинился Крендель. - Секретарша-дура не
расслышала. Так вы, значит, к нам с проверкой?
Незнакомец молча кивнул и, не спрашивая разрешения, сел на один из
стульев, стоявших в кабинете.
Крендель внимательно посмотрел на Семио-кова. Перед ним был немолодой
мужчина несколько странной наружности. Его солидное министерское лицо
украшали внушительные баки и пышные усы. Насупленные глаза смотрели хмуро,
но как-то отстраненно, точно он был внутренне чем-то озабочен. Проверяющий
был немолод, что несколько удивило Кренделя - обычно в одиночку приезжали
молодые, начинающие партработники. Но больше всего удивило Степана
Капитоновича одеяние Семиокова. Несмотря на жаркую погоду, он был одет в
теплое драповое пальто. Оно было распахнуто, виднелся не менее солидный
костюм. Однако Крендель обратил внимание, что туфли проверяющего были надеты
прямо на босу ногу.
- Вам не жарко? - спросил Крендель. - Раздевайтесь.
Семиоков чуть пошевелил головой, как бы соглашаясь, что надо раздеться,
но остался сидеть неподвижно, рассматривая что-то над головой Кренделя.
"Куда это он смотрит? - подумал Степан Ка-питонович. - Неужели на
портрет генсека?" Семиоков внятно хмыкнул, потом пристально взглянул на
Степана Капитоновича. Глаза его неожиданно широко раскрылись. Суровое лицо
расплылось в улыбке.
- Никита Сергеевич? - спросил он изумленно. Крендель в первую минуту
почуял насмешку, лицо его закаменело, но, вглядевшись в гостя, он понял, что
тот не шутит.
Семиоков во все глаза рассматривал хозяина кабинета.
- Вы ошиблись, - мягко сказал Крендель. Гость помрачнел и опустил
голову.
- Да, я уже понял, - грустно сказал он. - Но сходство замечательное. Уж
кому знать, как не мне.
- Вы встречались с товарищем Хрущевым? - осторожно спросил Крендель.
- Я был у него референтом, - последовал ответ. - Увы, превратности
судьбы. После его смещения начали меня кидать по стране. Где только не
побывал. Теперь вот здесь, - Семиоков посмотрел Кренделю прямо в глаза. -
Так-то вот. Но все же какое поразительное сходство! Теперь я начинаю верить,
что бывают на свете двойники.
Крендель млел от восторга - еще бы, человек, лично знакомый с опальным
премьером, признал их сходство!
- А все-таки зачем вы к нам пожаловали? - осторожно начал он.
- С проверочкой, - посерьезнел Семиоков, - по письму.
- А что за письмо? - насторожился Крендель.
- Да не беспокойтесь, - снисходительно заявил Семиоков, - мелочь...
- Ну а все же?
- Да вот прислали тут в обком писульку, что у вас баня работает
неудовлетворительно.
- Баня? - изумился Крендель.
- Да! - воскликнул Семиоков. - Дожил - бани посылают проверять! Но
деваться некуда. Дело есть дело.
"Странно, - подумал Степан Капитонович, - никогда жалоб на баню не
было..."
- Как же вы будете ее проверять? - задал он вопрос.
- Да очень просто - на месте. Сейчас туда и отправлюсь. Именно как учил
нас Никита Сергеевич: не доверяй никому, сам посмотри, пощупай, попробуй на
зуб.
- Ну-ну, - протянул Крендель.
- А вы со мной не пойдете? - спросил гость.
- К сожалению, не могу, - увернулся Крендель, - у меня давление. - Он
вызвал шофера и вручил ему гостя, наказав отвести его в баню.
Некоторое время Крендель размышлял над словами гостя о превратностях
судьбы, но мысли эти скоро были вытеснены текущими делами, и он забыл о
Семиокове.
Часа через три прибежал возбужденный шофер и рассказал невероятную
историю.
- Этот самый Семиоков, - говорил он захлебываясь, - такое отколол...
Пришли мы, значит, с ним в баню. Ну, сначала в кабинет директора. Тот как
услышал, что проверяющий из обкома, побледнел как полотно, губы трясутся, а
Семиоков ну его распекать: парная, говорит, у вас плохая, пар отсутствует. В
душевых отделениях грязно...
Директор руками машет, не соглашается.
"Я сам проверю", - говорит Семиоков.
Зашли мы в мужское отделение, Семиоков преспокойно разделся и пошел
мыться. Я, конечно, удивился, но мало ли, думаю, проверяющий есть
проверяющий. Он преспокойно помылся, выходит и говорит: "Неплохо, мол, все
поставлено. Видимо, кто-то желает вас оклеветать", - это он директору.
Тот повеселел, головой кивает. Семиоков стоит в предбаннике и
рассуждает, что баня - одно из любимейших развлечений русского народа,
отрада и отдохновение и поэтому всегда должна содержаться в порядке.
Директор довольный стоит и ему в рот смотрит. Странно только, что Семиоков
одеваться не спешит.
Так он говорил минут десять, потом неожиданно заявляет:
"В письме это еще сказано, что в женском отделении тоже не все ладно,
неплохо бы проверить".
Директор заявляет, что это, мол, очередная клевета и что у женщин все в
порядке, даже лучше, чем здесь.
"Вот я и проверю, проводите меня туда".
Директор глаза вытаращил и спрашивает:
"Что же, прямо так, в натуральном виде и пойдете?"
"А что, - заявляет Семиоков, - прямо так и пойду!"
"Да вы бы хоть прикрылись, ведь кипятком ошпарят".
"Это лишнее", - отвечает Семиоков.
Мы так и обалдели.
Директор переминается с ноги на ногу, не знает, что и сказать.
"Ведите меня", - приказывает проверяющий.
Директору куда деваться - шагнул он к двери, но потом повернулся к
Семиокову и взмолился:
"Вы хоть прикройтесь!"
"Что же, - говорит Семиоков, - чресла, пожалуй, задрапирую", - обвязался
полотенцем и пошел, директор за ним, ну и я тоже, - смущенно опустив глаза,
сказал шофер.
- Народу в женском отделении было немного, - продолжал шофер. - На нас
сначала не обратили внимания, но Семиоков сам привлек его.
"Здравствуйте, товарищи! - громко воскликнул он. - Рад приветствовать
вас!"
Что тут началось: визг, крики, бабы голые мечутся, кто тазиком
прикрывается, кто этим же тазиком ударить норовит, словом, ад. Директор со
страху выскочил прочь, я за ним. Из-за двери вопли несутся, потом заорал
Семиоков. Выбежал он оттуда совершенно голый и красный, как рак, - его
все-таки ошпарили.
Подпрыгивает на месте, директор его за собой тащит, а сам незаметно
пальцем у виска крутит, показывает мне: мол, не псих ли?
Утащили мы Семиокова в кабинет, усадили на диван, притащил я его тряпки,
потом приехала машина, и увезли нашего проверяющего сами понимаете куда...
Никакой это не Семиоков оказался, а сумасшедший, сбежавший из нашего
Монастыря!
Выслушав подробное повествование, Крендель был несколько обескуражен.
Однако не подал вида и только поинтересовался у шофера, понравились ли ему
женщины в бане.
- Старухи одни, - односложно ответил тот.
- Ну что ж, и на старуху бывает проруха, - невпопад, как показалось
шоферу, высказался Крендель.
Несколько описанных выше инцидентов, связанных с Монастырем, должно
быть, настроили читателя на юмористический лад, однако дальнейшие события, о
которых пойдет речь, никак не назовешь веселыми.
Глава третья
Урок истории в шестом классе тихореченской средней школы © 2 подходил к
концу. Преподаватель - Олег Павлович Тузов - бубнил что-то о распаде
рабовладельческого общества и зарождении новой социально-экономической
формации - феодализма.
На дворе стоял сентябрь, окна в классе были распахнуты, в них врывались
волны горячего воздуха с улицы, а вместе с ними щебет птиц, приглушенный
гомон человеческих голосов. Головы детей то и дело поворачивались к окнам.
Чувствовалось, что период становления феодализма занимал их не очень.
Ведя урок почти машинально, Олег Павлович между тем размышлял о своей
нелегкой судьбе. Еще три месяца назад никто не величал его по
имени-отчеству, называли просто Олегом или Тузом. Не было никаких уроков,
классного руководства, а была студенческая скамья и радости студенческого
бытия.
"Все хорошее когда-нибудь кончается", - с грустью думал Олег, глядя на
лица учеников, которые, видимо, тоже не отошли от недавних каникул.
Приехав после распределения в Тихореченск, Олег сразу же решил, что
очутился в страшной дыре. Правда, в самом начале город ему даже понравился.
Олег, учась в университете, интересовался историей не только по долгу учебы.
И теперь, попав чуть ли не в девятнадцатый век (во всяком случае, так ему
казалось), ходил по улицам Тихореченска, широко раскрыв глаза. Однако так
продолжалось один или два дня. За это время, обойдя весь городок, побывав в
местном музее, в церкви и в единственном пивбаре, он понял, что жестоко
обманулся. Истории, конечно, здесь хватает. Но и только...
Конечно, музей был довольно интересный. Церковь хотя и обветшала, но
радовала глаз старинным иконостасом и чудесными росписями, а пиво местного
пивзавода в пивбаре было на редкость свежим и вкусным. Но на этом все
достопримечательности Тихореченска кончались. Так, во всяком случае, решил
молодой специалист.
"Ведь я не на денек приехал, - тоскливо размышлял Олег, - три года тут
кантоваться, три года!"
Появление нового преподавателя было встречено в школе без особого
восторга. Директор, которого звали не то Иван Евстифеевич, не то Иван
Ермолаевич (Олег так и не освоил мудреное отчество), испытующе посмотрел на
молодого специалиста и заявил, что работать придется много и пусть товарищ
Тузов не обольщается, что ему будут созданы особые условия. Ни на какие
особые условия Олег, конечно, не рассчитывал, однако такое напутствие
обидело.
Небольшой педагогический коллектив, в котором преобладали женщины
предпенсионного возраста, встретил его тоже без ликования.
- Еще один гастролер приехал, - услышал он за спиной и снова обиделся.
Тем не менее Олег активно включился в работу по приведению школы в
порядок к началу учебного года. Он не был белоручкой, работал на совесть и
несколько раз ловил на себе одобрительные взгляды директора и учителей.
Само здание постройки тридцатых годов, обветшалое и неуклюжее, тоже не
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг