- Видите ли... - замялся Володя, - я собираюсь начать реконструкцию
экспозиции музея и хотел бы воспользоваться вашей помощью.
- Но я ничего не понимаю в строительстве, - удивленно возразил
Станислав.
- Мне не нужен строитель, я хотел бы использовать вас в качестве
консультанта.
- Меня? Но от истории я далек еще более. Я по специальности химик.
- Дело тут не в истории. То есть, конечно, в истории, но истории нашего
с вами города. Вы, как я знаю, проживаете в той крошечной слободке, которая
существует в этих местах с незапамятных времен. Кажется, она называется
Лиходеевка?
- Да, - спокойно подтвердил Станислав, - мне принадлежит дом в этой,
как вы выразились, слободке. И что из этого следует?
- Вот-вот! - горячо продолжил энтузиаст краеведения, - я много раз
пытался вступить в контакт с обитателями Лиходеевки, но никак не удавалось.
Не желают они со мной разговаривать!
- О чем же они должны с вами разговаривать?
- Я слышал, у Лиходеевки интереснейшая история, не может быть, чтобы
старики не знали каких-нибудь легенд, преданий, связанных с деревушкой.
- Так вы интересуетесь историей Лиходеевки?
- Именно!
- Но извините, я проживаю в ней совсем недавно. Дом достался мне по
наследству. Никаких, как вы выражаетесь, легенд и преданий я не знаю.
Легкая ироническая улыбка не сходила с лица молодого человека.
Володя смутился. Почему-то он чувствовал себя перед Недоспасом, который
был значительно моложе его, неуверенно, даже ощущал некую робость. Но вместе
с тем краевед решил не отступать.
- Неужели вы, живя в Лиходеевке, совершенно незнакомы с ее историей?
Никогда не поверю. Вот, скажем, дом, наследником которого вы являетесь.
Сколько ему лет? Кем и когда поставлен? Ведь это же чертовски интересно.
- Чертовски... - повторил Недоспас. - Да, действительно чертовски.
Конечно, кое-что слышать приходилось...
- Так-так... - подался к нему Володя.
- Деревушке лет триста-четыреста, - продолжал Недоспас. - Образовалась
она в результате того, что на это место сослали опальных людей, не то бояр,
не то дворян. Так я, во всяком случае, слышал.
- А за что сослали?
- Точно не знаю, - пожал плечами молодой человек, - против царя вроде
бунтовали.
- А дальше что?
- Что дальше? Жили себе! Хлеб сеяли. Богу молились... - Станислав
как-то ехидно, по-стариковски хмыкнул, - словом, испытывали гнет царизма. Не
от хорошей жизни революцию-то сделали! - парень явно издевался над ним. Но
Володя решил не обращать внимания на насмешку.
- А вот мне рассказывали, что в Лоходеевке существовала какая-то
странная секта...
- Кто это вам рассказывал? Уж не Мухоедов ли? Коли он все знает, так
зачем же вы меня вызвали? У него бы и справились.
Лицо Недоспаса внезапно изменилось. Улыбка сошла с него, оно затвердело
и стало похоже на маску. Сейчас это уже было не лицо юноши. Черты
обострились, странные тени, похожие на вековые морщины, пересекли его, и
только глаза, ледяные и яркие, смотрели на Володю с холодной яростью.
Но хозяин кабинета не замечал перемен в своем госте. Недоспас явно
что-то знал. Директор музея чувствовал это.
- Послушайте, - просящим тоном начал он, - ну чего вы, в самом деле,
обижаетесь. Расскажите то, что знаете. Вы сейчас ходили по музею. Сами
видите, как здесь убого. Всякая галиматья, посвященная социалистическому
образу жизни, давно навязшие в зубах лозунги. Народ нынче интересуется
собственной историей, а не той разжеванной, которую ему подносили на
тарелочке.
- Раньше почему же не интересовались? - сквозь зубы процедил Станислав,
и вновь в его тоне Володе послышался старческий смешок.
- Раньше... - замялся Володя, - раньше нельзя было, - неожиданно
докончил он.
Станислав засмеялся и ехидно закивал головой.
- Ничего я не знаю, - отсмеявшись, равнодушно сказал он. И Володя
почувствовал, что собеседник вовсе потерял интерес к разговору. - Извините,
мне надо идти.
- Может быть, все-таки познакомите меня с кем-нибудь из старых жителей
Лиходеевки?
- Со старухами? Да они еле ходят. Двух слов связать не могут. Да и не
знают они ничего!
Станислав поднялся, но, видимо, что-то удерживало его. Он бегло оглядел
скудное убранство кабинета заведующего музеем. Взгляд остановился на лежащих
на столе книгах. Он с любопытством протянул руку и взял со стола детектив
Сименона на французском языке.
- Вы что же, по-французски изъясняетесь?
- Учил в университете, - ответил Володя, - теперь вот решил
подзаняться.
- Вы и говорить умеете?
- Немножко.
Недоспас какое-то время молчал, видимо, что-то обдумывая, потом взглянул
на Володю.
- В принципе я могу познакомить вас кое с кем из насельников
Лиходеевки.
- Насельников?! - не понял Володя.
- Обитателей, по-современному, они себя по старинке насельниками
величают.
Недоспас замолчал, пристально разглядывая Володю. Лицо его снова приняло
обычное доброжелательное выражение.
- Познакомить можно, - продолжал он, - вот только не пришлось бы потом
жалеть.
- Почему жалеть? - не понял Володя.
- Ну, мало ли что... Словом, решайтесь.
- Я давно решился. Станислав усмехнулся.
- Что ж, воля ваша. Тогда завтра, примерно в это же время приходите ко
мне в дом. Живу я на улице Августа Бебеля. Старушки наши и выговорить не
решаются, - засмеялся он. - В доме номер шесть. Так что завтра милости
просим. - Недоспас еще раз улыбнулся и, не прощаясь, вышел.
Некоторое время директор музея размышлял над обстоятельствами визита.
Этот Недоспас показался ему довольно необычной личностью. Говорит какими-то
загадками, да и выражается довольно странно для своих лет. Лексика пестрит
архаизмами. Хотя, возможно, от постоянного общения с обитателями слободки и
появились словечки типа: "изъясняйтесь"... "насельники"... Парень молодой,
но что-то есть в нем стариковское, опять же не по той ли причине? Хотя не
живет же там затворником? Впрочем, какая разница, он добился, чего хотел.
Пусть этот парнишка и со странностями, но он обещал познакомить с
обитателями Лиходеевки.
Назавтра Володя не находил себе места в ожидании встречи с обитателями
Лиходеевки. Ну что, казалось, притягательного, тем более волнующего в беседе
с замшелыми старичками и старушками? А вот поди ж ты, он действительно
взволнован предстоящим общением. Почти весь день он провел, слоняясь по
пустым залам музея, то и дело поглядывая на часы, но чем ближе становился
час, о котором он столько мечтал, тем тревожнее делалось у него на душе.
Володя и сам не понимал причины своего беспокойства. Какой-то внутренний
голос нашептывал ему: брось ты это дело, не ходи в Лиходеевку! Тревога, не
покидала его и после того, как он замкнул двери музея тяжелым висячим замком
и, сунув ключ в карман, сделал первый шаг к намеченной цели. Шаг-то он
сделал, но внезапно остановился, задумавшись непонятно о чем. Растерянно
переминаясь с ноги на ногу, он стал вдруг суетливо озираться. Ему на
мгновение почудилось, что из-за пыльных кустов сирени и акации, окружавших
приземистое здание музея, за ним кто-то наблюдает. Но за кустами никого не
было. Да и вообще кругом было пусто. На мгновение Володе показалось, что
время остановилось. Пыльный дворик музея был залит ослепительным солнечным
светом. Зной давил так, что звенело в ушах. Все стало зыбким и нереальным.
Ощущение было такое, словно неведомый киномеханик остановил проекционный
аппарат, да так и забыл пустить его вновь.
В этот миг во двор вбежала бродячая собачонка и несмело приблизилась к
Володе. Собака была молодая, но невероятно худая и грязная. Ее от природы
белый мех выглядел грязно-желтым и тусклым. Свалявшаяся шерсть торчала в
разные стороны, точно лохмы на драной шапке. К тому же в боку собаки зияла
свежая рана с подсохшими, заплывшими черной, свернувшейся кровью краями.
Середина раны ало сверкала и напоминала чудовищный глаз. Володя вздрогнул от
омерзения. Собака почувствовала его реакцию, проворно отскочила, но, поняв
свою ошибку, вновь приблизилась к молодому человеку.
Превозмогая брезгливость, сердобольный Володя протянул к животному руку,
намереваясь погладить, и в этот момент что-то словно щелкнуло, и замерший на
секунду кадр снова двинулся вперед. Жизнь продолжалась.
Володя тряхнул головой, отгоняя наваждение, и решил, что испытанное
состояние - следствие того, что он целый день просидел в полутемном
прохладном музее и, выйдя на улицу, испытал нечто вроде мгновенного
солнечного удара. Но сейчас все снова стало на свои места.
Собачонка продолжала тереться возле ног Володи, видимо, проникшись к
нему доверием, и он вспомнил, что в музее остшшсь обрезки колбасы и кусок
хлеба, сохранившиеся от обеда. "Надо отдать объедки собаке, - решил он, -
все равно зачерствеют и испортятся".
Возвращаться не хотелось, но Володя, еще раз взглянув на худющую псину,
достал из кармана ключ от музея. При этом он машинально посмотрел на часы.
Большая стрелка почти доползла до цифры двенадцать. Маленькая застыла на
пяти. Следовательно, прошла всего минута с того момента, как он закрыл
музей. Странно, а ему показалось - не меньше получаса.
Собака с невероятной жадностью, даже не жуя, проглотила хлеб и колбасу и
воззрилась на Володю. В глазах ее читалась благодарность и надежда получить
что-нибудь еще. Но директор музея развел руками и, не обращая больше на нее
внимания, двинулся по своим делам. Собачонка поплелась следом за
благодетелем.
От музея до слободки было не больше получаса хода. Торопиться особенно
не стоило, и Володя медленно побрел по мягкому, как пластилин, асфальту,
рассеянно поглядывая по сторонам.
По случаю жары народу на улицах было немного. Редкие прохожие обливались
потом и старались не выходить из дырявой тени чахлых лип, росших вдоль
тротуара.
На углу, возле столовой, немолодая продавщица с могучей грудью и
огромным задом, туго обтянутым грязноватым халатом, торговала одновременно
горячими пирожками и мороженым. Ей было очень жарко, и она неистово
обмахивалась каким-то журналом.
Володя купил и того и другого, хотя и поморщился, когда продавщица
сообщила ему цену.
- Все свежее! - пророкотала она, не так истолковав его гримасу.
Но Володя не стал обсуждать качество товара, а молча достал из пакета
пирожок и протянул его собаке.
- Ишь, барин какой! - с насмешливым неодобрением произнесла продавщица,
недовольная пренебрежительным отношением к ее пирожкам. - Лучше бы вон тому
дал! - и она кивнула на стоящего поодаль странного человека в пестром
восточном халате и засаленной чалме. Толстый слой грязи на лице восточного
человека бороздили мутные ручейки пота, он стоял с протянутой рукой и
пытливо вглядывался в лица прохожих. Услышав высказывание продавщицы, он
брезгливо поджал губы и отвернулся от Володи. Видимо, пирожок его не
интересовал.
Володя некоторое время с интересом разглядывал экзотического нищего, а
потом зашагал дальше, по пути размышляя о путях миграции населения, видимо,
напрямую связанных с путями перестройки. Ободренная пирожком собака с
неожиданной живостью трусила следом, стараясь не попадаться под ноги. Минут
через десять внимание добросердечного директора музея привлекла еще более
странная компания. На тротуаре, перед украшенными изображениями русалок
дверьми частного ресторана "Ассоль" - самого известного в городе злачного
места - стояли четыре человека: два чернокожих и два - европейского обличья.
Одного из них Володя немножко знал. Он был руководителем информационного
центра городской администрации. На невнятном английском языке тот что-то
горячо объяснял своим спутникам и показывал на вызывающую дверь, видимо,
заманивал их внутрь. Однако иностранные граждане (а что это иностранцы,
Володя догадался почти сразу) почти не реагировали на бурные речитативы
главы городской информации. Они рассеянно смотрели по сторонам, впитывая
впечатления. Поодаль, возле бровки тротуара стоял большой ненашенский
автомобиль. "Делегация", - решил Володя и хотел было прошествовать мимо, но
тут один из иноземцев показал пальцем на псину, вытаращившую на незнакомцев
ореховые глаза. По-видимому, животное до этого мгновения никогда не видело
чернокожих.
- Рашен дог! - заявил иностранец и захохотал, как показалось Володе, с
явной издевкой.
Оскорбленный пренебрежительным отношением к русской собаке, Володя уже
было хотел заступиться за животное, но прикусил язык, вглядевшись в одного
из иностранцев. Человек, на которого он обратил внимание, был немолод, но
строен, даже худ и жилист. Лицо его оживляла жидкая бородка. Одет он был
очень просто, в легкую, песочного цвета летнюю рубашечку и такие же брюки.
Массивные золотые часы с браслетом украшали левое запястье человека, на
пальце поблескивал причудливой формы перстень. Володя обратил внимание на
эти предметы потому, что черный человек поднял руку, как бы приоткрывая рот.
При этом он пристально посмотрел на собаку. Животное тоже вело себя довольно
странно. Шерсть его вздыбилась, и слабое, но грозное ворчание послышалось из
полуоткрытой пасти. Ворчание явно не соответствовало тщедушной комплекции
собаки. Так мог бы ворчать какой-нибудь сенбернар или, на худой конец,
ротвейлер, но только не эта заморенная псина.
Пожилой негр толкнул своего соплеменника и что-то ему негромко сказал.
Тот испуганно посмотрел на собаку и попытался перекреститься, во всяком
случае, Володе показалось, что именно перекреститься. Пожилой негр перевел
взгляд на Володю, и на лице его появилась недобрая улыбка. Он хмыкнул и
снова посмотрел на собаку.
- "Лупгару", - негромко произнес пожилой.
- О! - воскликнул тот, что помоложе. Он быстро и сбивчиво залопотал,
обращаясь к пожилому. Тот приложил палец к губам, призывая к молчанию.
Теперь и белый иностранец, еще минуту назад пренебрежительно отозвавшийся о
Володином четвероногом спутнике, заинтересовался происходящим. Он стал
что-то настойчиво спрашивать по-английски у обоих негров. Пожилой
по-прежнему молчал, другой коротко ему ответил. Тем временем пожилой молча
повернулся и проследовал к автомобилю. За ним двинулись и остальные. Только
начальник городской информации никак не мог понять, что же произошло. Он
растерянно вертел по сторонам головой и наконец тоже неуверенно направился к
автомобилю. Собака его явно не заинтересовала. Перед тем как сесть в машину,
пожилой негр снова посмотрел на Володю с той же странной улыбкой и...
погрозил ему пальцем. Машина мягко зарокотала и, шурша шинами, рванулась
прочь.
Володя в растерянности стоял на тротуаре, смущенный непонятной сценой.
Он неплохо знал французский язык, но смысл произнесенного пожилым негром
слова остался ему непонятен. "Лупгару"? - Луп - безусловно, волк. Может
быть, черный старикан увидел в захудалой шавке страшного русского серого
волка, о котором по миру ходит столько легенд? Володя снова посмотрел на
лохматое чудище, умильно виляющее хвостом, и засмеялся. Точно - волчара!
Надо обязательно посмотреть, что такое "гару". Впрочем, эти двое говорили на
каком-то почти непонятном французском, скорее всего на диалекте. Он почти
ничего не понял из пространной реплики того, что помоложе. Что-то вроде
того, что, мол, информация подтверждается. Интересно, что за информация?
Впрочем, какое ему дело. И, не думая больше о странном происшествии, Володя
отправился дальше. Собака следовала по пятам.
Стрелки часов приближались к шести вечера, но жара по-прежнему не
спадала. Июнь нынче выдался необычно жарким, и хотя почти каждый день над
городом бушевали грозы, прохладней не становилось. Наоборот, было неимоверно
душно. Расплодилось невиданное количество комаров. Их и раньше хватало,
поскольку город окружали болота, но нынче кровопийцы особенно досаждали
горожанам.
Именно комары первыми встретили Володю, когда он вступил на улицу
Бебеля, по обеим сторонам которой располагались утлые хижины, именовавшиеся
некогда Лиходеевкой. Хотя улица с революционным названием и была
заасфальтирована, но по обочинам ее совсем по-деревенски росли лопухи,
вымахавшие благодаря жаре и дождям до неимоверных размеров.
Володя шел, размахивая руками словно пьяный, но проклятые насекомые с
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг