работать становилось все труднее.
Несколько раз его забирала милиция, и после небольшой отсидки он решил
завязать с прошлым по причине преклонных лет и осесть где-нибудь в тихой
заводи.
На дворе стоял тридцать первый год. Вся Россия, взбаламученная
коллективизацией и индустриализацией, казалось, сдвинулась с исконных мест
и устремилась неведомо куда. Дяде Косте было не привыкать. Очередная волна
жизни прибила его к Соцгороду, месту, по мнению дяди Кости, вполне для него
подходящему. С тех пор он и обитал на главной стройке пятилетки, служил
сторожем, время от времени поигрывал в картишки, исключительно для того,
чтобы не потерять квалификации, и был весьма уважаем местными фармазонами и
щипачами. С Фужеровым он случайно познакомился пару лет назад, вначале сдал
ему угол, а после, почуяв родственную душу, предложил совместное проживание
и ведение хозяйства.
Оба старика как нельзя лучше подходили друг к другу. И тот и другой по
натуре прожженные авантюристы, прошли, что называется, огонь, воду и медные
трубы, но если Фужеров оставался идеалистом и, по сути, глубоко религиозным
человеком, то Рысаков не верил ни в бога, ни в черта, став после бурной
жизни совершеннейшим пессимистом и циником Именно соприкосновение двух
полярных взглядов на жизнь, постоянные споры на эту тему поддерживали их
странный альянс и не давали наскучить друг другу.
- Выходной сегодня, по-старому воскресенье, - громко сообщил потомок
герцогов Анжуйских. В этот момент он стоял на кухне и чистил картошку. -
Раньше в это бы время народ с заутрени возвращался.
- Так то раньше, - отозвался дядя Костя. Он лежал поверх незастеленной
постели и читал вчерашнюю газету. В сообществе существовало разделение
труда. Готовил исключительно Фужеров, а уборкой занимался его компаньон. -
Да к тому же вы, куманек (дядя Костя постоянно величал Фужерова
куманьком), - католик.
- Какая разница: католик, православный... Ведь христианин же. Я и
православные храмы люблю посещать...
- Где эти храмы? Было два в станице, да и те разобрали по кирпичику. А
где священники - неизвестно. Скорее всего сослали. Помню, в тридцать втором
годе зрел следующую картину. Вас здесь в то время еще не обитало. На
земляные работы гнали бригаду заключенных, исключительно попов. Человек
пятьдесят, наверное. Все в подрясниках, рваных да грязных. Некоторым даже
гривы не успели состричь. Заморенные, измученные... А рядом часовой,
мальчонка сопливый с винтовкой, и штычок примкнут. И только какой батюшка
споткнется, как мальчонка его легонько штыч-ком подденет и орет: "А скажи,
долгогривый: почем опиум для народа?"
- Ужас, - отозвался Фужеров. - И откуда в народе столько злости? Ведь
чтили и церковь, и священнослужителей.
- Оттуда! Вы же, масоны, и гадили. Анекдотики сочиняли, побасенки
похабные да в массы и подкидывали.
- Я не масон, а тамплиер, сколько можно повторять!
- Одно и то же, куманек! Только не нужно городить набившую оскомину
чушь про рыцарскую добродетель. Знаем мы эти мистические бредни. Даже
государя императора, Николашу, и того в свою веру обратили. Со всякой
нечистью якшался, вроде полоумного Гришки Распутина. Где уж тут православие
блюсти __ Дядя Костя отшвырнул газету и резво соскочил с кровати. - Оставим
богословские диспуты. Как насчет обеда, ваше сиятельство?
- Будет готов через полчаса. А каковы дальнейшие планы?
- Можно в синематограф податься. В звуковом дают "Нового Гулливера".
- Это не по Свифту ли?
- По нему, по Джонатану. Только Гулливер скорее всего стоит на
марксистских позициях, и он, очевидно, комсомолист. Ладно, посмотрим, а
пока нужно размяться. - Дядя Костя несколько раз присел, потом помахал
перед собой руками, изображая боксера. Был он невысок, плотен и совершенно
лыс. Несмотря на преклонные годы, тело его оставалось крепким, словно
налитым. На круглой, изборожденной глубокими морщинами физиономии
поблескивали острые голубенькие глазки. Лоб пересекал широкий бледный шрам.
Фужеров, напротив, рост имел гвардейский, лицо тонкое и породистое.
Благородная седина украшала его вытянутую, тыквовидную голову.
- Можно также посетить бильярдную в городском парке, - слегка
задыхаясь после проделанных упражнений, продолжил дядя Костя перечень
развлечений.
- И, конечно же, испить пивка?
- А почему бы и нет? Итак, какими же изысками французской кухни вы
меня сегодня удивите?
- Картофель-фри, - односложно ответствовал Фужеров.
- Опять картошка, - поморщился дядя Костя, - и, наверное, на банальном
постном масле. А неплохо бы с сальцем, куманек.
- Сала нет. Да и денег тоже. До зарплаты осталось недолго, тогда и
появятся деликатесы.
- Нет денег...- задумчиво повторил дядя Костя. - Ничего, раздобудем.
- Играть собираетесь? - иронически поинтересовался Фужеров.
- Совершенно верно, куманек. Поскольку иных способов поправить наш
сиротский бюджет не вижу, придется взять в руки колоду. Вечерком отправлюсь
в гостиницу. Швейцар Петя, как вы знаете, мой добрый друг. Он подыщет
лохов, виноват, партнеров.
- А если побьют?
- А Петя для чего? За просто так долю получает? Отмазка тоже входит в
его функции. Ладно, не будем о плохом, еще накаркаете. Что нового в наших
палестинах? Фужеров, как известно, живая газета Шанхая. Соседушки дорогие
как поживают? Ведь вы же - всеобщий любимец. Великий утешитель. К вам идут
с радостями и бедами... На картах опять же гадаете искусно. Мне хотя бы
часть ваших способностей.
- У вас и своих достаточно, - отпарировал Алексей Гаврилович. - А что
касается шанхайских сплетен, то до сих пор главная тема - смерть мальчика,
случившаяся в минувший выходной.
- Скворцова этого?
- Вот-вот.
- Какие же толки?
- Разное говорят. Мол, объявился некий злодей-душитель. И мальчик -
только первая жертва. Другие толкуют: ребенок - свидетель некоего жуткого
преступления, вот его и убрали.
- А я думаю, тут действует психопат, - заявил дядя Костя. - Помню, в
Херсоне, еще задолго до войны, нечто подобное случилось. Там один мерзавец
тоже детей убивал, правда, исключительно девочек. Нашли довольно быстро,
городишко небольшой - все всех знают. Можете себе представить, им оказался
сын хозяина москательной лавки - здоровенный тупой детина. Отец у него
больно религиозным слыл. Из какой-то там секты. Вообще запрещал сыну на
девок смотреть. Мол, грех, и все такое. А натура, конечно, свое берет.
Однажды в пустынном закуте встретил он нищенку, кровь взыграла, он бросился
на девчонку, а опыта общения с женщинами никакого, к тому же силен как бык.
Словом, придушил нечаянно. И, видать, ему понравилось. Второй раз уже
сознательно, подкараулил другую бедняжку, сначала придушил, а потом
надругался. На второй его и поймали. Причем помог родной отец. Этот
придурок прихватил какую-то деталь туалета у убиенной: нижнюю юбку, что ли,
или панталоны. А отец и обнаружил, даже не отец, а прислуга, такая же
чокнутая, как и москательщик. Она, естественно, хозяину доложила, он давай
парня пороть смертным боем, тот и рассказал, как все случилось. И прислуга
при сем рассказе присутствовала. Она тут же побежала в полицию от греха
подальше.
- Так там были девочки, а в нашем случае мальчик, - возразил Фужеров.
- Да какая разница, кому-то нравятся девочки, кому-то мальчики... У
психопатов разнообразные вкусы. Вот, помню, в Екатеринославе...
- А еще болтают: мальчик Скворцов - жертва некоего мистического
ритуала, - перебил дядю Костю Фужеров.
- Это уж по вашей части, - иронически произнес дядя Костя. - Вы же у
нас знаток и ревнитель средневековой культуры.
- Зло иронизируете, Константин Георгиевич. Данная ситуация вполне
возможна. Здесь, в Соцгороде, сосредоточение темных сил. Это легко
объяснимо. В городе ни одной церкви, а вокруг столько горя. Верующему
человеку негде облегчить душу, хотя бы ненадолго снять внутреннее
напряжение. А дьявол - он тут как тут.
- Это уж точно, - поддакнул дядя Костя. - В нашем Шанхае обитают
бабы-колдовки. И в большом количестве. Сам не раз убеждался. Вот, к
примеру, с неделю назад я вышел на заре во двор, извиняюсь за подробность,
помочиться. Смотрю, у соседней харинской землянки Салтычиха вертится.
Знаете Салтычиху?
- Старуха такая противная, на левом краю живет.
- Вот-вот, она самая. Чего, думаю, ей тут нужно да еще в такую рань?
Пригляделся, а она что-то, понимаете, нашептывает, потом давай какие-то не
то перышки, не то нитки кидать в сторону землянки. Я посмотрел еще с минуту
на эти манипуляции, плюнул и пошел досыпать. А вечером слышу - бабка Харина
жалуется: у козы молоко пропало. Вот тебе и пожалуйста. Не иначе сглазила
козу Салтычиха. А картошка-то, похоже, готова?
- Садитесь за стол, Константин Георгиевич, - отвечал Фужеров, - кушать
подано.
- Завтрак, он же обед, - прокомментировал дядя Костя, цепляя на вилку
поджаристую картошку и заедая ее перьями зеленого лука. - Отлично
изготовлено, вот что значит французская кровь. Из такой чепухи царское
угощение. Жаль, капустка у нас кончилась. Давайте, куманек, по случаю
воскресного дня причастимся. - Он достал из неказистого дощатого шкафчика
склянку с мутноватой жидкостью, разлил ее в две старинные зеленого стекла
рюмки, отчего в комнатушке сразу же запахло сивухой.
- Ну, с богом! - Старики чокнулись. Дядя Костя проглотил самогон одним
духом, а Фужеров сначала сделал маленький глоток, отчего его лицо
страдальчески перекосилось, потом выдохнул воздух и уже затем допил свою
рюмку.
- Как вы, французы, однако, мучительно пьете, - заметил дядя Костя. -
Прямо-таки оторопь берет.
-Так ведь не коньяк, - виновато произнес Фужеров.
- Это верно. Однако, возможно, в недалеком будущем придет время и
коньяку. Ведь, как справедливо заметил товарищ Сталин: "Жить стало лучше,
жить стало веселей". Вон и карточки на хлеб отменили.
- А что толку? Все равно его свободно не купишь. Какую очередь вчера
отстоял! - Фужеров сунул под нос дяде Косте ладонь, с которой еще не исчез
выведенный химическим карандашом номер 143.
- Ничего, куманек, не хлебом единым, как выражались пророки.
Давайте-ка еще по маленькой - и на променад.
Как справедливо заметил Фужеров, смерть мальчика Вани Скворцова была
главной темой пересудов в Шанхае вот уже неделю.
Воскресным утром группа шанхайских ребятишек отправилась купаться. В
окрестностях мест для купания имелось несколько. Первое из них - большой
бурный ручей, вода в котором имела густой красный цвет. Объяснялся этот
феномен тем, что ручей тек со стороны рудника и представлял собой
технический сток после промывки и обогащения железной руды. Главным плюсом
купания в ручье являлось то, что вода в нем в любое время года была теплой,
однако минусов имелось значительно больше. Человек, искупавшийся в ручье,
на некоторое время становился краснокожим, причем впоследствии кожа
начинала шелушиться и даже слезать, в зависимости от времени, проведенного
в воде. По этим причинам желающих омыться в данном водоеме оказывалось
немного.
Еще имелись небольшие затопленные шурфы у самого подножия Горы. Вода
здесь была чистой, но холодной из-за родников. Однако выработки
пользовались еще более дурной славой, чем красный ручей. Здесь было
глубоко, а на дне в изобилии валялся разный железный хлам, который
становился причиной частых порезов, а то и смертей. В прошлом году тут
погиб взрослый мужчина, который, находясь в подпитии, решил
продемонстрировать друзьям свою удаль. Нырнув с обрыва, он ударился о
торчавший из дна рельс и раскроил голову.
Детей было человек десять, исключительно мальчиков, потому что
совместно с девочками купаться считалось неприличным. Несмотря на то что
день только начался, стояла жара. Ребята мгновенно разделись и бросились в
воду. Они, несмотря на запреты взрослых, купались здесь постоянно и
прекрасно знали рельеф дна и все, что на нем лежит. Они плескались минут
пятнадцать, но вода оказалась холодна, и дети вскоре выбрались на берег.
Еще одним неудобством выработок являлось отсутствие нормального места для
лежания. Берег представлял собой нагромождение каменных глыб, между
которыми был рассыпан острый гранитный щебень. Кто-то залез на глыбы,
остальные топтались вокруг.
Вначале ребята оживленно обсуждали купание, вытаращив глаза,
рассказывали, как при попадании в ледяную воду родников у них сводило
судорогой ноги или руки и они "чуть-чуть" не захлебывались. Потом
заговорили о том, какова глубина выработок и что лежит на дне. Один
мальчик, желая поднять свой авторитет, поведал о затопленном паровозе,
однако его высмеяли. Вскоре разговоры стихли - действовала оглушающая жара.
В холодную воду больше лезть никто не желал, а больше заняться было нечем.
И тут кто-то предложил отправиться за "кисляткой" - диким щавелем. Идея
была встречена с одобрением, и ребята двинулись в степь.
Среди детей находились два брата Скворцовы: Иван и Пантелей. Ванюшке
только-только исполнилось восемь лет, а Пантюха был намного старше, ему
сравнялось двенадцать.
Отвалы скоро кончились, и перед мальчиками открылась необъятная степь.
Стоял июнь, и, несмотря на жару, трава еще не выгорела. Все вокруг
радовалось жизни. Голубели глазки незабудок, топорщились свечки очитков,
колыхалась серебристая грива ковыля. Горьковато и тревожно пахло
зацветающей полынью и чабрецом. Над степью, высматривая мышей, чертили небо
ястребки и кобчики. Иное, сверкающее бытие, столь отличное от привычного
шанхайского мирка, полного пыли и вони, окружало ребят.
- Воля! - неожиданно произнес кто-то из старших, и все радостно
загалдели.
Никто точно не знал, где произрастает эта самая кислятка, и поэтому
мальчики разбрелись по степи, больше смотря себе под ноги, чем по сторонам
Кто-то уже обнаружил побеги щавеля и теперь смачно жевал его листочки, от
кислоты которых сводило скулы. Кое-где встречались крохотные кустики
степной клубники, ягоды которой еще были жестки и зелены, но пацанва
пожирала и их.
Степь только на первый взгляд кажется ровной как стол. На самом же
деле здесь много овражков, промоин от бежавших по весне потоков, крохотных
балочек.
То тут, то там виднелись стоящие столбиком суслики - еще одно
развлечение. Ребята бросали в зверьков камнями, и те стремительно исчезали
в своих норах.
Резвились довольно долго, но наконец, пресытившись раздольем, решили
возвращаться домой. Когда вновь сбились в кучу, Пантюха заметил: братец
отсутствует. На вопрос: "Где Ванька?" - ребята пожимали плечами. Наконец
один мальчик сообщил, что вроде видел, как меньшой Скворцов подался в
сторону Шанхая. Это было похоже на Ваню, который, по малолетству, постоянно
отбивался от коллектива. Пантюха для очистки совести побегал по степи,
покричал братца, но, заметив, что остальные ушли от него уже довольно
далеко, бросился их догонять.
- Как придем в Шанхай, первым делом надаю Ваньке шизделей! - сообщил
он товарищам. Однако и дома братца не оказалось. Пантюха решил пока не
поднимать шума, поскольку понимал: крайним окажется он и в результате сам
получит шизделей, только от матери. Мальчик заметался по поселку в поисках
Вани, но все было напрасно: никто его не видел. По здравому размышлению
Пантюхи, в степи заблудиться невозможно, поскольку город виден из любой
точки. Значит, брат либо где-то заснул, разморенный солнышком, либо с ним
что-то случилось.
Он вернулся домой и сообщил обо всем матери.
- Иди ищи, - односложно сказала она.
В семействе Скворцовых имелось трое детей, по меркам Шанхая - немного.
Старшая - четырнадцатилетняя Наташка - в данный момент находилась в
пионерском лагере. Глава семейства - железнодорожник-кочегар - был на
работе.
Пантюха, взяв краюху хлеба, вновь побежал в степь. Сбиваясь с ног,
метался по взгоркам, буеракам и вопил, выкрикивая имя брата, до тех пор,
пока не осип. К этому времени уже начало темнеть. Наконец мальчик, поняв
тщетность своих усилий, присел на взгорок и заплакал. Поплакав немного, он
поднялся и в этот момент увидел невдалеке двух взрослых, в одном из которых
сразу же признал отца, а в другом - соседа, машиниста отцова паровоза.
Подошедший отец первым делом дал Пантюхе хорошую затрещину, а уж потом
потребовал объяснений. Узнав, что поиски безрезультатны, он вновь отвесил
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг