плесу, и задремавшие, слабые сердцем ельчишки с испугу стригали в
сторону, в пену, в темень и оттуда уже не возвращались. Иногда
мама-ельчиха и папа-елец приводили стайку на теплое мелководье, на
кормную травочку, начинали прыгать, резвиться, ловить комаров,
поденков, пугать стрекоз, уснувших на вершинах трав, высунувшихся из
воды.
Обрадовавшись стайке, доверившись рыбьему коллективу, со всех
сторон на шум и плеск спешили из укрытий малые рыбьи дети: сорожки,
пескарики, гальяны, язьки и голавлики, даже тиховодные карасики и
подлещики из протоки выплывали и тоже шлепались лепешками в воду,
круглые пузырьки от удовольствия пускали. "Хорошо-то как! Весело всем
вместе!.."
Тем временем мама-ельчиха и папа-елец все сваливались,
сваливались к плесу, уводили за собой в глубину семью, обнажая
отмель, кипящую от резвой рыбьей мелочи, как бы снимая с нее белое,
искрящееся покрывальце. На отмели неожиданно возникали
генералы-таймени. Они так страшно носились по мелкой воде, что их
острые плавники торчали наружу, огненными резаками пластали воду, как
сталь, лопаты хвостов ахали пушками. Вода мутилась. Волны
схлестывались меж собой, все кругом кипело, брызги металлическими
осколками летали словно от взрывов мин и снарядов. Рыбок било,
подбрасывало, катило на отмели, засаживало в коряжник. Будто сенокос
начался на реке и в протоке, только вместо скошенной травки пластами
плавали оглушенные рыбы и всякая разная водяная тварь.
Генералы-таймени и вели себя словно коровы на сенокосе. Они
лениво плавали по отмели, сгоняли рылом и хвостом в кучи оцепеневших
рыбок и горстями пожирали их. А вокруг по-шакальи действовали,
шустрили невесть откуда набежавшие помощнички-стервятнички - окуни,
ерши, ленки, голавли, даже язи приворовывали на стороне, и два
облака: белое - из чаек, черное - из ворон, кипели, катались над
плесом, пьяно кричали, горланили, торжествовали, пируя и пользуясь
дармовщинкой. Даже лохматые, на капусту похожие чаята всплыли на воде
и бестолково вертели головами, гакая и еще не понимая, из-за чего
поднялся содом па реке. Однако рыбешку-другую ухватывали клювом и
тоже возбуждались от дармового корма.
Щука-подкоряжница на что уж шакалка и захватчица, не пустившая
из травы покусочничать своих шустрых щурят, сокрушенно трясла
головой, на конце которой, в твердой губе болталась блесна, ввечеру
оторванная ею со спиннинга наезжего рыбака. "Что деется! Что деется!
Форменное изменшиство... Халтурой это при моей пробабке называлось -
поминальной едой, где всякому дармоеду раздолье".
"А нынче халтура! - поддакнул вьюн, высунув узкую головку из
мягкого, теплого ила.- Надо кон-фэрэньцию по разоружению собирать,
иначе все погибнем!.."
"Кон-фэ-рэн-цию, - передразнила вьюнка боевая подкоряжница. -
Это значит: я вынай зубы! Таймени, судаки и жерехи свои стальные
челюсти в утиль, на протезы сдавай, так? Окуни и ерши, всякие протчие
добытчики колючки состригай, мри полноценный кадр с голоду, так? Хто
же в реке жить останется? Ты? Пескарье? Ельцы! Гальян! Сорожняк!
Карась-шептун! Лещи косопузыя! И разная сорная рыба. Хто ж вас,
блевотников, гонять-то будет? Аэробикой крепить ваш мускул?
Сообразиловку вашу развивать? Охранять, наконец, границы священного
водоема нашего? Упреждать и спасать от нашествия нашего вечного
ворога - рыбака? И как, наконец, быть с хватательным инстинктом, ему
ж тыщи лет. Пропагандом хотите прожить? Боевым и божецким словом
сознательность у рыбака-ворога пробудить? Так? У-ух, пацыхвисты
гребаныя! Недое-ден-ныя!"
Не дослушав речь в исступление впавшей щуки-воитель- ницы, вьюн
сконфузился и в мягкий ил шильцем всунулся. Подкоряжница же,
разгорячившись, хлобыстнулась всем телом об ряску, оглушила в ней
двух лягушек, кулика с кочки сшибла и в водяных зарослях скрылась.
Ельчик-бельчик, заслышав шум и громкую речь речного начальника,
решил полюбопытствовать, что там в протоке происходит? Может,
уму-разуму поучится у великих руководителей водоема? Поплыл через
отмель на протоку Ельчик-бельчик. А там генералы-таймени закусывают,
облизываются: "Ну что ты сделаешь! - хлопнул один из них себя по
дородному пузу плавником. - Опять этот оглоед! Ты чего тут делаешь?
Подглядываешь! Фискалишь! Ты зачем нам кушать мешаешь?" -
генерал-таймень торпедой метнулся за малой рыбкой, ухватил ее за
хвост и, ловко, натренированно перебирая скобами повелевающего рта,
начал разворачивать Ельчика-бельчика головой на ход - так белую
вареную галушку отправлял когда-то обжора, хмельной кум Грицько в
свое бездонное брюхо.
Но в это время на берег реки спустилась деревенская старуха -
мыть и полоскать длинные полосатые половики и одним половиком так
хлестанула по воде, что таймени приняли это за грохот взрывчатки,
которой тут, в подпорожье не раз баловались сплавщики и разный
бродячий народ, да и драпанули в глубь вод, потому что храбры они
были лишь в воде, среди рыб, которые все подряд были меньше их ростом
и слабее силой.
Ельчик-бельчик, лишившийся половины изящного хрупкого хвостика,
помятый пастью тайменя, едва правясь на боку, приплыл к родной
стайке.
- И что с тобой беспутным делать? - задумались мама-ельчиха и
отец-елец. - Оставить здесь, так эти благодетели сегодня же подберут
тебя и проглотят. А знаешь что, сын наш? Там вон в протоку впадает
ручей, он начинается со светлого, холодного, прозрачного ключа. Ты -
рыбка светловодная, нащупай струйку, ножом просекшую стоячую воду
протоки, поднимись до самого ключика, постой там, подумай о своем
поведении, подлечись во здравнице. Водяной бог даст и поправисси. Да
смотри! - крикнули родители вслед почти на боку ковыляющему по воде
Ельчику-бельчику, - не забывай, что ты маленькая беззащитная рыбка,
подкоряжницы берегись, окуней стерегись, крысиные засидки стороной
оплывай...
***
Ельчик-бельчик по холодной свежайшей струйке воды дошел до устья
ручья и много дней правился вверх по течению, питаясь в пути
наплывающей мошкарой, водяными козявками, потом настолько окреп, что
и паута поймал, а слепней, мух и тлю разную, падающую в воду, брал
запросто.
Один раз он увидел хлопающую крыльями по воде бабочку, его взял
азарт, и он ухватил бабочку за крыло, пытался утянуть ее в воду. Но
бабочка так хотела жить, так отчаянно билась, что оторвала клочок
крыла, прибилась к берегу, выползла на него, обсохла и, неуклюже
вихляя раненым крылом, улетела. "Так же вот и мне оторвали полхвоста.
Одно верхнее перышко осталось. Что же это за жизнь такая? В чем ее
смысл? Или везде такое се-ля-ви, как глаголят окуни".
Но Ельчик-бельчик был еще юн, дела его шли на поправку, долго
думать о смысле жизни он не мог, не умел, да ему и не хотелось этого.
Слишком много было кругом завлекательного, интересного. В первую
голову его интересовали птицы. Каких только не было в гуще ручья
птиц! Как только они ловко ни прятались и как только они ни пели! И
всякая птица пела с удовольствием, всякой своя песня нравилась.
Иногда они роняли с кустов белые, жидкие капли, и Ельчик-бельчик,
думая, что это червячок или гусеница, бросался на них, хватал ртом и
потом долго отплевывался. "Фу, какая бяка! И как не совестно мазать
ручей?"
Светлый ручей ему очень нравился. Он был говорлив, дружески
ласков, весь в зарослях смородины, черемушника, ивы. По берегам его
росли яркие, на угли похожие цветы - жарки, гордо и празднично
светились марьины коренья - дикие пионы, и всюду голубенькие платочки
незабудок, веселый ситец беленьких росянок, синие пятна
колокольчиков.
И в воде было много занимательного, интересного и
привлекательного.
Под перекатами, на быстрине и в шиверах кормились харюзки,
мгновенно исчезающие при любой опасности. И ручей-то узенький, и
деваться в нем вроде бы некуда, а вот поди ж ты - научились хитрые
рыбки и здесь спасать себя. "Сложна жизнь! Ох, сложна! И
напряженна", - думал Ельчик-бельчик, поднимаясь все выше и выше по
течению и дивясь разнообразностям природы.
Наконец он достиг истока ручья и подивился его красоте. Ручей
возникал из-под скалы. Как бы выдавленная камнем вода выступала сразу
же по всему его подножью, лениво тут шевелилась, ходила кругами,
образуя ненаглядное озерцо с песчаным дном и промытым до блеска
камешником. По округе озерца уже образовалась растительность: дивные
кругом цветы, зонтичные травы, кустарник кучерявился, вербы,
склоняясь, гляделись в воду, и две из них до того загляделись, что и
упали в озеро, разломившись в корне с братним стволом, но и в воде
осилившись, приподнявши вершинку, они росли космато, сорили семенем.
Озерцо кишело мелкотой рыбьей. Ельчик-бельчик вспомнил, что у
людей-ловцов это называется детский сад. И решил, что ему, маленькой,
чистой рыбке, к тому же израненной и варварски искалеченной
тайменями, - самое здесь место, никто его за вторжение в здравницу не
осудит и дезертиром из ельцовых рядов не посчитает.
Ельчик-бельчик стал плавать в озерке и наслаждаться жизнью. На
ночь он сплывал по ручейку в тень, под размытый бережок, прятался в
черных корешках черемух, где и обнаружил укрывшихся хариузов,
пескарей и даже старого знакомца - подкаменщика узрел, который,
впрочем, не узнал Ельчика-бельчика и на радостное приветствие его не
ответил. Когда же Ельчик-бельчик напомнил ему о встрече и обо всех
происшествиях, какие с ним вышли, пищуженец только буркнул: "Это был
мой папа", - и тут же скрылся под камнем, не желая болтать попусту.
***
Минуло сколько-то дней и ночей. Ельчик-бельчик считать не умел и
потому не знал никаких сроков. Жизнь шла хорошая. Ельчик-бельчик
совсем поправился, сделался резвым, и хотя без нижнего крылышка
хвоста прыгать и ловить мошек было трудно, жизнь заставила его много
тренироваться, чтоб быть ловким, легким и добывать себе пищу. Но чем
он здоровей и ретивей становился, тем чаще к нему подступало
неведомое чувство. Он видел во сне и наяву родную просторную реку, а
не тенистый затаенный ручеек, начинающий путь в красивом, но чужом
озерке. Он вспоминал стайку ельчиков - своих братьев и сестер,
папу-ельца вспоминал, маму-ельчиху. И ему хотелось броситься вниз по
ручью, пройти протокою, очутиться в родной, пусть и опасной реке,
соединиться с родной семьей.
"Еще маленько покормлюсь, полечусь в целительных этих водах и
подамся я из санатория домой - хорошо здесь, а все ж чужбина",- решил
Ельчик-бельчик.
Но тут появилась она - прекрасная, скромная, серебром чешуек
украшенная, по серебру пояском подпоясанная, Белоглазка. Она одиноко
стояла под скалой, чуть в сторонке от резвящейся рыбьей ребятни, с
наслаждением дышала целебной водой, как бы и не замечая совершенно
Ельчика-бельчика.
Он неуверенно приблизился к Белоглазке, кивком всего тела в
почтительном поклоне поприветствовал ее, и она ему ответила
снисходительным кивком изящного хвоста, чуть повела крылышками цвета
промытого камешка, хвост у нее походил на еще не раскрывшийся с ночи
подснежник-прострел.
"Что я, инвалид и калека, могу значить по сравнению с такой
красавицей? - загоревал Ельчик-бельчик. - Как и всякая красавица, она
к тому же недотрога и если в реку выйдет, все ельцы за нею ухаживать
сплывутся, может, какой кавалер покорит ее капризное сердце, а мне уж
водяной бог, видно, счастья не сулил..."
Без дальнего намека, просто так, за компанию Ельчик-бельчик
предложил Белоглазке свои услуги: "Не может ли он быть ей полезен? Не
ознакомить ли ее с местными условиями жизни? Не помочь ли чем?"
"Да-да! Вы можете быть мне полезны и помочь обязаны, как
мужчина, как рыцарь..." - и тут прекрасная Белоглазка поведала
горькую свою рыбью историю.
Весной, идя на икромет и ничего не видя в мутной воде, ее родная
стая целиком и полностью угодила в сеть. И Белоглазка угодила. Быть
бы ей посоленной в деревянной вонючей бочке, но чайки-вертухайки
кормились возле рыбаков, выдергивали из сети рыбок, воровали, точнее
сказать; какая-то чайка, скорее всего почекутиха, выкрала и ее,
Белоглазку. Но кто-то или что-то обжору-воровку напугало, или она
позвать хотела подругу, раскрыла рот и выронила смятую, почти
безжизненную Белоглазку в воду. Теряющую серебряную чешую, со
слепленными жабрами, с открытым ртом и смятыми крылышками, Белоглазку
утащило в затопленные кусты, где она и отдышалась маленько, не была
найдена хищниками и по совету благородного трудяги-подкаменщика
подалась на излечение в этот исцеляющий ручей. Она достаточно
поправилась, восстановила здоровье, и одно только томление и забота
гнетут ее постоянно: весной она не отметала икру. Это бремя
невозможно дальше носить. Она, рыбка зоркая и чуткая, давно приметила
одинокого, тоже нуждающегося в утешении, ельца и подумала, что вот
тот мужчина, который еще способен ценить женщину, готов на
благородство, на самопожертвование, на создание прочной совместной
семьи.
"Всегда готов! Всегда готов! Всегда!.." - запрыгал, заплескался
Ельчик-бельчик в светлом озерке.
"Ах, как мы все устали от лозунгов! - поморщилась Белоглазка. -
Так хочется конкретных дел!" - и стала толковать Ельчику-бельчику о
том, что создание семьи - не шутка, что современные ветреные мужчины
не понимают, точнее, не всегда понимают всю ответственность свою:
плодят детей, бросают жен по рекам, а это способствует
распространению такого бедствия, как сиротство. Безнадзорные дети
мрут от голода и неустройства, становятся легкой добычей
чайки-почекутихи, ворья-воронья или хотя бы той же
щуки-подкоряжницы - она не постыдится, глазом не моргнет, любое дитя,
в особенности беззащитного сироту, бесстыдно сожрет.
Но Ельчик-бельчик не слушал наставления своей благочестивой, к
морализаторству, как и все современные эмансипированные женщины,
склонной подруги. "Как прекрасен этот мир!" - пел он и прыгал.
Белоглазка дополнила: "Мир прекрасен еще и тем, что в нем есть место
братству и не перевелись в реках и озерах такие чуткие и благородные
рыцари, как вы..."
От таких речей Ельчик-бельчик даже присмирел, строже сделался и
молча последовал за Белоглазкой под скалу. Там, в тени нависшей
скалы, на крупном песке Белоглазка, мучаясь, уронила и рассеяла по
дну щепотку мелкой икры. Ельчик-бельчик, тоже мучаясь никогда еще не
испытанным наслаждением, покрыл эту икру двумя ниточками белых молок.
Сделавшись мужем и женой, Белоглазка и Ельчик-бельчик долго и
сосредоточенно закапывали оплодотворенную икру мелкой галькой и
песком.
***
Опустошенные, усталые, справив назначенное им природой
родительское дело, едва шевеля плавниками, они сплыли по ручью в
подмытый берег, спрятались в корешках, чтоб постоять здесь,
отдышаться, набраться сил и продлить совместную жизнь.
Но что-то не давало покоя Белоглазке, она тревожилась, выплывая
из-под берега на струю, процеживала воду алыми жабрами, пробовала ее
и, наконец, отчаянно закричала: "Это он! Это он, негодяй!.." - и
отважно бросилась вверх но течению, муж ее, Ельчик-бельчик, - следом.
По речке вилась и размывалась серая муть, ельчики застали под
скалой бычка-подкаменщика, занимающегося нехорошим, прямо сказать
лихим, разбойным делом: он лопушистыми трудовыми крыльями разгребал
песок и гальку, ртищем выбирал икру Белоглазки.
"Ах ты, ворюга-пищуженец! Да как же тебе не стыдно?! Как не
совестно?.." - закричали разом Белоглазка и Ельчик- бельчик, отважно
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг