захребетники. (Здесь и далее "захребетник" используется только в этом
значении. Впрочем, порой определение "человек, живущий на чужой счет;
тунеядец, дармоед" - как второе, дополнительное - вполне к ним применимо).
______
- Случайностью, само собой, оказался вход в Лабиринт, - хмыкнул
Иссканр. - Я таких историй наслушался...
- Ты - наслушался, а я его видел, - отрезал Быйца. - Уже вернувшимся из
Лабиринта видел. За одну ночь, проведенную здесь, парнишка стал лысым, как
яичная скорлупа, - и таким же хрупким. Из него словно вытянули все жизненные
соки - и в образовавшиеся пустоты вошло что-то совсем другое. Сыскари решили
не торопиться с повешеньем и привезли бастарда к батюшке, а тот был и сам не
рад, что так все вышло. Вернувшись из Лабиринта, сынок его
незаконнорожденный напрочь позабыл наш язык, зато взамен балакал на
неизвестном наречии. Кое-кто из ученых говорил, что распознаёт в нем слова,
родственные языку прежних обитателей Иншгурры, которых, как вы знаете, почти
всех уничтожили зверобоги во время Второго Нисхождения.
- С пралюдьми ясно, а вот что случилось потом с бастардом? - спросил
Фриний.
- Я же говорю, стал хрупким, как яичная скорлупа. Однажды стоял у
двери, а ту рывком открыли - и дверью беднягу пристукнули. Сломали кости,
череп как молотом проломили.
- Во в прежнее время силачи жили, не то что сейчас! - подковырнул
Иссканр.
- При чем тут силачи? - раздраженно отмахнулся Быйца. - Говорю же, он
истончился весь! А дверь открыла обыкновенная служаночка, с ней потом еще
обморок случился и истерика, когда узнала, что ненароком до смерти зашибла
молодого господина.
Фриний улыбнулся:
- Ну вот, значит, все-таки оттуда кто-то выходил.
- Ты еще скажи "а вы боялись"! - хмыкнул Быйца. - Лучше признайся, что
же мы такого должны сделать, чтобы _они_ выполнили свои обещания.
- Мы должны попасть в зал Средоточия. Он расположен примерно в центре
Лабиринта.
- И?
- Там поймем. Мне сказали, что главное - попасть в зал.
- Значит, - подытожил Быйца, - попасть туда не так уж и легко. Кстати,
этот зал - средоточия чего?
Фриний развел руками.
- Думаю, все выяснится на месте.
- Так давайте отправляться в это самое место! - не выдержал Иссканр. -
Стоим тут, как ребятня в чужом саду: залезли, а теперь обсуждаем, надо было
лезть или не надо, и чего хозяин сделает, ежли поймает.
- Пойдем, - поддержал Быйца. - Разговаривать, если кому-то очень
припечет, можно и в пути.
Они пошли - безо всяких "боевых построений", обыденно и неспешно,
рассеивая мрак коридора светом браслетов на руках.
Но потревоженная тьма уже кралась за ними по пятам, решая, когда же
ударить.
* * *
В первый момент, когда Кайнор взобрался по шесту на канат, им овладел
нутряной, сосущий ужас. Ужас этот не имел ничего общего с риском прогулок на
приличной высоте и без страховки - нет, Гвоздь испугался, когда не увидел в
толпе нужного ему человека. Если он не пришел, значит, всей Кайноровой затее
цена - "полплавника" медного. И значит, разбираться с гвардейцами нужно
будет как-то по-другому.
А может, придется-таки поехать в столицу вместе с господином К'Дунелем,
высоким ценителем площадного искусства.
Гвоздь отыгрывал обычную программу: плясал, жонглировал зажженными
факелами, балансировал на одной ноге, водрузив на подбородок бутафорский
меч, - проделывал все это, а сам скользил по толпе взглядом.
Вот!
Он едва не уронил меч, когда заметил в задних рядах нужного человека.
Тот, словно по заказу, пробирался поближе к площади. И был без жены,
вероятно, оставшейся дома в наказание.
- А теперь гвоздилки! - звонко объявил Кайнор.
Народ притих - здесь, как и почти во всей Иншгурре, про гвоздилки
знали. Причем если авторство этих четверостиший безусловно приписывалось
Гвоздю, то декламировать их могла любая актерская труппа, а многие поэты
даже дерзали придумывать свои, подражая язвительному стилю Кайнора. У
некоторых, вынужден был он признать, получалось вполне сносно.
Но - по-другому, совсем не так, как у него.
- Я войны не боюсь и чумы не боюсь.
Вечно лезу в петлю, над собою смеюсь.
Но клянусь, если скажут: "В храмовничьей школе
тебя учат на память", - пойду утоплюсь!
Захохотали. Кайнор подмигнул симпатичной молодице в первом ряду и
продолжал:
- Каждый шаг наш по жизни - как след на песке.
И гуляка шальной, и смиренный аскет -
всяк мечтает побольше следов понаставить.
Но вот ветер подул - только рябь на песке...
- Эй, приятель, - крикнули из толпы, - ты что же, самый умный, да? Или
считаешь себя... хэх!.. вторым Тойрой Мудрым?
- Да не, - ответили крикуну, - этта он славы взалкал. Следы на песке,
так сказать, "гвоздит"!
Кайнор улыбнулся "знатоку" души своей:
- Славы вкус? - знаешь, слаще бывает моча!
Мне не веришь? Спроси, дорогой, палача.
"Пьедестал с эшафотом, - тебе он ответит, -
часто разделены лишь ударом меча!"
Засвистели, по-девичьи взвизгнули - то ли от восторга, то ли
сосед-рукоблуд за бочок ущипнул.
Подкузьмили:
- Артист, а ты вообще-то разговаривать по-нормальному умеешь?
Кайнор пожал плечами:
- Вопрошая поэта, его не серди,
а не то он в ответе тебя отгвоздит.
Если хочешь простого понятного слова -
к капитану гвардейцев ты лучше иди.
С последними словами он указал на К'Дунеля, по-прежнему сидевшего
где-то под ним, на фургонной лавочке.
А потом, выловив взглядом протиснувшегося наконец в первые ряды
муженька Зойи, плеснул масла в пламя:
- Я не нажил друзей, я растил лишь врагов -
идиотов, мерзавцев, владельцев рогов.
Но мой враг самый страшный - я сам, без сомненья, -
так, танцуя, себя же сжигает огонь.
На "владельцах рогов" Кайнор недвусмысленно ткнул пальцем в нужную
сторону - еще и подмигнул дуболому, чтобы уж наверняка. Тот пригляделся к
жонглеру, узнал и взвыл от ярости. Его едва удержали стоявшие рядом, а то
наверняка бы отправился мстить обидчику.
А обидчик, словно не замечая волнения толпы и не слыша страшных
проклятий, которыми награждал его рогоносец, отвесил тому низкий поклон:
- Улыбнитесь же, ну! Ну увел я жену -
но зачем бить рогами и выть на луну?
Мы ведь с нею общались не так уж и долго -
и к тому ж я, заметьте, ее вам вернул!
И это было последней каплей - тут уж никакие силачи не удержали бы
обиженного! Он ткнул одного локтем в чувствительное брюхо, заехал второму
кулачиной в глаз и, ревя как бык во время случки, ринулся к фургонам.
Кайнор присел и еще раз взглядом измерил расстояние от того места, где
он сейчас стоял, до купола местной храмовенки, притулившейся к площади
неподалеку от места представления.
Гулкое "Ух!" - это обиженный муженек Зойи со всего разбегу врезался в
фургон. С самыми, заметьте, гнусными намереньями: сбросить Гвоздя с каната.
Гвоздь разочаровывать беднягу не стал и "сбросился" - пусть порадуется
человек!
Толпа ахнула, у Кайнора в желудке ахнуло тоже, он мысленно сосчитал
до... раз, два, три... - на "три" он уже был впечатан лицом в рельефный
купол храмовенки. Который, кстати, сказать, оставался в тени. А луна сегодня
стыдливо пряталась за тучи, поэтому...
Ну, и так ясно, что "поэтому" - додумывать некогда! Гвоздь соскользнул
на бордюр, обрамлявший купол, и перебежал по нему на ту сторону, которая
была скрыта от глаз толпы - впрочем, увлеченной сейчас бушующим рогоносцем.
Но ведь оставались еще и гвардейцы во главе с бравым господином К'Дунелем...
Спрыгнув на землю, Кайнор первым делом вывернул плащ и закутался в него
поплотнее. Конечно, пестрое жонглерское трико плащ вряд ли скроет. Поэтому
пришлось вымазать ноги в грязи, благо, этого добра в здешних канавах
хватало.
Теперь главное - подальше, подальше от самой вероятности быть кем-либо
увиденным! Ибо гвардейцы, возможно, прямо сейчас прорубаются сквозь бурлящую
толпу к храмовенке, и уж они, будьте покойны, допросят всех и разберут
каждую хибару по бревнышку, чтобы найти Кайнора.
Он аккуратно вытер матерчатые башмаки, увы, тоже предназначенные для
выступлений, а не для путешествий. Ничего, потом что-нибудь решим.
Убедившись, что не оставляет следов, Гвоздь вернулся к храмовенке и
через один из "ползучих" входов на четвереньках заполз внутрь. Здесь было
темно, все окна - закрыты ставнями, и только через зарешеченное отверстие в
куполе проникали отсветы факелов на площади. Гвоздю хватило и этой малой
толики, чтобы сориентироваться; впрочем, все храмовенки в подобных деревнях
устраивались одинаково.
Небольшое помещение почти полностью занимали вырезанные из дерева
фигуры зверобогов - все двенадцать. Расставленные по кругу, мордами внутрь,
они представляли собой воплощение календарного цикла.
Акула, Цапля, Нетопырь, Крот, Сколопендра, Дракон, Лягушка, Муравей,
Змея, Мотылек, Стрекоза, Кабарга, - каждый топорщился крыльями или клыками,
по которым только и можно было их узнать: здешний скульптор, хоть и старался
на совесть, вряд ли бы когда-нибудь достиг вершин мастерства. Да этого от
него и не требовалось - а самые главные черты каждого из Сатьякала он
передал.
Изображения были полыми внутри. Когда наступал месяц того или иного
зверобога, местный священник распахивал пасть посвященного ему идола - и
прихожане складывали туда подношения.
Сейчас, в самом начале осени, с распахнутой пастью стояла Кабарга. Ее
неестественно удлиненные клыки напоминали два меча, а пустые глазницы,
казалось, пристально наблюдали за Кайнором.
- Нет, сударыня, - сказал он ей, - я вас не потревожу.
Гвоздь огляделся, выбирая подходящего идола. Да, Лягушка годится для
его целей лучше всего.
Кайнор опустил нижнюю челюсть Пестроспинной и ужом проскользнул внутрь
ее чрева.
Потом исхитрился поднять челюсть в прежнее положение и замер,
прислушиваясь к звукам снаружи...
* * *
Сперва они шли молча, подсознательно все же ожидая подвоха от темных
коридорных ответвлений и от напряженной, глухой и пыльной тишины, вязко
колыхавшейся вокруг. Подвоха не было. Не было вообще ничего, кроме пляшущего
света от браслетов; даже эхо шагов гасло в здешнем воздухе.
- Гляньте! - почему-то шепотом произнес Иссканр. Он повыше поднял левую
руку и помахал ею, словно отгоняя клочья тьмы от потолка. - Интересно, кто
все это вырезал?
Коридорные своды не были прямыми и ровными, и хотя Фриний и Быйца
заметили это уже давно, сейчас не удержались, каждый запрокинул голову и
скользнул взглядом по диковинным фигурам, которыми бугрился потолок. Цветы,
деревья, морские волны, прибрежные скалы, натянутые луки и скрестившиеся в
смертельном поединке мечи, падающая башня и люди, которых она вот-вот
накроет, солнце, луна, мохнатые звезды - предвестницы гибельных событий,
твари речные, воздушные, подземные, многорукие исполины, многорогие рыбы,
распахнутые Книги и запечатанные свитки, ларцы с драгоценностями, черепа,
почившие воины, девы неземной красоты... - и глаза, сотни тысяч глаз на
каждом клочке потолка; глаза, которые, казалось, безмолвно и строго следили
за пришельцами.
Над этими узорами даже целому городу скульпторов пришлось бы трудиться
не один год, ведь коридоры, разветвляясь, тянутся на многие метры вглубь - и
на сводах каждого буйствует жизнь в камне.
Поэтому на вопрос Иссканра Фриний предпочел промолчать, а Быйца
оскалился желтыми обломками зубов:
- Какая разница, кто вырез_а_л? Мы пришли сюда не барельефами
любоваться! Не знаю, что посулили тебе наши благодетели, юноша, а мне
обещана смерть, о которой я мечтаю вот уже более трех сотен лет.
- Если ты так сильно хочешь умереть, зачем было удирать от Дракона? -
огрызнулся Иссканр. - Остался б вместо чародея - и сейчас лежал бы россыпью
угольков.
- Не лежал бы, - отрезал Быйца, враз помрачнев. - А стоял бы по ту
сторону стены, обгоревший, но живой.
- Круто, - только и сказал Иссканр.
Они пошли дальше - но почти сразу же вынуждены были снова остановиться:
коридор, до этого прямой, теперь разъединялся на два совершенно одинаковых
ответвления.
- Куда пойдем?
Фриний взглянул на горбуна:
- А ты как считаешь?
- Жребий, - проронил тот нехотя. - Только жребий.
Чародей подбросил монетку, поймал и быстро накрыл ее ладонью.
- Цапля - левый, Акула - правый, - предложил Иссканр.
Выпала Цапля - и они свернули в левый.
В последний момент Мыкун зачем-то обернулся и уловил краем глаза
шевеление на потолке, но никак на него не отреагировал. Да и неясно было
вообще, понял ли он, что именно увидел.
* * *
- Нет, сударыня, я вас не потревожу!
Этот голос был знаком Зойи, о да! И то, что он померещился ей сейчас,
когда она, коленопреклоненная, заключенная в исповедальной нише, замаливала
грехи - в этом, если вдуматься, не было ничего странного. Ведь грешила-то
она как раз с обладателем голоса, рыжим жонглером, приехавшим утром в
деревушку. Он говорил, его зовут Кайнор, но Зойи, конечно, не поверила. Все
рыжие - те еще лжецы, а всякий жонглер мечтал бы оказаться известным
Кайнором из Мьекра... впрочем, ее Кайнор и так был хорош, безо всяких
гвоздилок. Дуклану бы не помешало взять у него несколько уроков по
исполнению супружеских обязанностей!
Но, конечно, ее благоверный не горел желанием брать эти самые уроки. Он
попросту отлупил Зойи (уже после того, как вернулся из неудачной погони за
Кайнором) и отправил в храмовенку. В общем-то, еще по-доброму поступил,
Янкур вон свою, когда застукал, до смерти едва не зашиб, месяц пластом
лежала. А что? - ихнее право, мужиковское: раз за жену свадебный выкуп
платил, считай, стала собственностью...
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг