крамольных изображений, он догадался вкладывать в свитки в библиотеке, куда,
как и прочие Непосвященные, ходил прибираться. Делая вид, что вытирает с
полок пыль, он дожидался удобного момента, подмигивал Птичу (тот неизменно
стоял на страже, причем не столько от наставников, сколько от своих же),
после чего выхватывал нужный свиток и, развернув, быстро вкладывал в него
рисунок. Свитки Найденыш выбирал заранее и рисунки для хранения в них
оформлял таким образом, чтобы невнимательному могло показаться, будто они и
должны прилагаться к свитку. Правда, для этого пришлось старательнее
отнестись к урокам грамоты, но лучше так, чем видеть, как ночной бабочкой
сгорает в огне кусочек твоей души.
Закончилось тем, что один из свитков с рисунками обнаружил Одноногий
Жорэм. И именно тот свиток, куда было вложено изображение его, Жорэма, но
только лет на двадцать моложе, еще с обеими ногами, посреди бушующего моря
битвы со свирепыми тайнангинцами (какими их представлял Найденыш).
Догадаться о том, кто автор рисунка, было несложно; Одноногий Жорэм
подстерег Найденыша в библиотеке, когда тот пытался запрятать свое очередное
творение. Птич потом только руками разводил: "И откуда старый хрыч выскочил?
Ведь не было же его нигде!"
Ухватив юного рисовальщика за плечо, старый хрыч ткнул ему под нос
рисунок захребетной битвы и рявкнул: "Откуда?!.." "Что "откуда"?" -
прикинулся растерянным Найденыш. "Откуда ты знаешь, каким я был тогда?"
"А я не знаю, - честно признался Найденыш. И уловив свирепый блеск в
глазах старика, пояснил: - Я рисовал то, что придумал. Точнее, не придумал,
а увидел".
"Как ты мог увидеть?!"
"Не глазами. А так, как во сне видишь. Я... мне сложно объяснить".
Одноногий Жорэм вздохнул и ссутулился, он отпустил Найденыша и махнул
рукой: "Иди уже, художник! Когда освободишься, принеси мне свои рисунки,
какие больше всего тебе самому нравятся. Да не бойся, не отберу, и
наставникам ничего не скажу". ("И ты понесешь?" - не поверил собственным
ушам Птич. Найденыш угрюмо кивнул, сворачивая отобранные рисунки.)
Ничего не изменилось. Найденыш мрачно смеялся над собой: а ты думал,
Жорэм, как в сказке, махнет рукой и отправит тебя в королевский дворец
главным художником?!
Да, думал - если и не про дворец, то про помощь, хоть какую-нибудь. А
Жорэм только покивал, перебирая листы, и сказал: "Пусть у меня лежат, это
надежнее, чем в свитках прятать. Надо будет - придешь возьмешь. Веришь мне?"
Найденыш честно пожал плечами: он и сам не понимал, верит ли. Но
рисунки оставил.
Он все ждал, что кто-нибудь из наставников пронюхает про рисунки - и
только намного позже сообразил: они ведь и так знают! Княжата нечасто, но
таскали им уворованные наброски, так что...
"Знают - и не наказывают?!"
"А они ждут, пока ты выдашь себя, - пожимал плечами Птич. - Или решили,
что с тобой не стоит возиться". (Непосвященных, которые упорствовали в своей
лености, в конце концов отправляли в чернорабочие - худшей судьбы трудно
было пожелать.) "Со мной действительно не стоит возиться", - подумал тогда
Найденыш. Накануне утром Жорэм вдруг выдал ему десяток листов снежно-белой
бумаги и велел: "Рисуй! Что хочешь, но только чтобы от души!" - и теперь
Найденыш пытался понять, зачем Одноногий это сделал. Неужели старик не
понимает, что наставники, если заметят у Найденыша эти листы, накажут его со
всею строгостью? Ведь точно же решат, что своровал; им, Непосвященным, такую
бумагу и в руках-то держать не доводилось.
И все-таки знакомый зуд в пальцах был сильнее, чем все опасения. В тот
же день Найденыш прихватил листы с собой и сбежал в Крапивные Коридоры -
один, даже Птичу не сказал, куда отправляется. Забравшись в самый дальний
закуток и получив при этом положенную порцию обжигающих поцелуев, он уселся,
скорчившись в три погибели, над рисовальным камнем. Этот камень, когда
Найденыш еще только пристрастился к художествам, обнаружился в зарослях сам
собою, и его ровная поверхность подходила для замыслов мальчика просто
идеально.
Он привычно очистил камень, смахивая муравьев, сухие обломки веток,
песок. Уложил первый лист, прижал его по бокам кусочками коры; занес над
белой поверхностью руку с огрызком карандаша... и остановился. Рисовать абы
что, портить такую бумагу чем попало не годится.
А чем - годится?
Где та грань, за которой мазня для самого себя, всякие там
картинки-дразнилки на занудного наставника, превращается в нечто большее?
А он сам - когда превратится в нечто большее? Да и превратится ли
когда-нибудь?
Кажется, впервые Найденыш всерьез задумался над собственной жизнью, над
ее смыслом и целью, - и над тем, принадлежит ли она ему или же он только
фигурка "монах" на доске для игры в сканг_и_.
"Как и все люди, если верить наставнику Сморку, - растерянно подумал
Найденыш. - Чем же мы тогда отличаемся от фистамьеннов? Мы даже хуже их,
ведь они больше похожи на зверобогов, чем мы.
Интересно, а каково это: быть фистамьенном? Сколько в их поступках от
собственной воли, а сколько - от воли Сатьякала?"
Да, вот она, тема для будущего рисунка... будущей картины, это будет
картина, настоящая, пусть и выполненная карандашом! Но прежде, чем рисовать,
ему придется как следует напрячь свою фантазию. Найденыш приблизительно уже
представлял сюжет, но композиция, детали... тут есть над чем поработать!
Когда много позже Тойра Мудрый спросит Найденыша, как он ухитрялся
несколько лет совмещать с рисованием уроки и работу, которые отнимали у
Непосвященных большую часть времени, Найденыш только пожмет плечами. Он не
совмещал, он словно жил в двух разных жизнях. ("Все равно, - скажет он
Тойре, - как делать что-то во сне и наяву. Но когда ты во сне, ты ведь
веришь, что ты наяву, а явь при этом, если и вспомнишь, покажется лишь
сном".) У него всегда было две жизни, одинаково важные, одна ненавистная, а
вторая желанная. Тогда, в Крапивных Коридорах, задумав первую свою
"серьезную" картину, он и не подозревал, что вскоре обе его жизни круто
изменятся.
И уж тем более не подозревал, что со временем узнает ответ на свой
вопрос, на собственной шкуре ощутит, каково это - быть фистамьенном.
* * *
На площади Горелых Костей в который раз вскипал бой быков. Не
традиционный, новогодний, а внеплановый, случившийся по стечению
обстоятельств. Во-первых, какой-то дурень из пригородов приволок сюда, в
Гнилые Кварталы столицы, бугая на продажу. Во-вторых, другой дурень, уже из
местных, вел с приятелями местного же быка на случку (...или на бойню? -
мнения были самые разные, и Жокруа К'Дунель, следивший за событиями с
каменной статуи мужика с веслом, на которую он взобрался в самом начале
инцидента, так и не мог решить, кто же прав и куда вели второго быка; да это
было и неважно). Аккурат на площади Горелых Костей пути обоих быковладельцев
и их рогатого имущества пересеклись. В результате множество честных (во
всяком случае, не пойманных за руку) горожан сейчас уподобились обезьянам,
карабкаясь вверх и оглушительно вереща, - этакое мгновенное единение с
Сатьякалом. Души двоих, впрочем, уже отправились во Внешние Пустоты, а быки,
шалея от запаха крови, били копытами булыжник мостовой, ревели и бодали друг
друга спиленными на концах рогами.
Жокруа К'Дунель почувствовал, как чья-то вкрадчивая рука касается его
бедра и ползет выше, к тому ценному, от чего капитана вполне легко (как
казалось обладателю руки) можно было избавить.
- Сброшу вниз, - пообещал он сухощавому карманнику, примостившемуся на
коленях мужика с веслом. Паренек состроил невинную рожу, но руку убрал.
Жокруа мысленно усмехнулся: будь на нем капитанский мундир, этот
поганец не решился бы на кражу; он вообще крепко задумался бы, карабкаться
ли на статую, где уже примостился капитан гвардейцев. Но прогулки без
мундира имели свои преимущества, к тому же теперь, с подписанной самим
королем отпускной на месяц, К'Дунелю можно было не носить форму. Сейчас он
не на службе, он - один из множества законопослушных горожан. И, как и они,
застыл на верхотуре и ждет, чем же закончится выяснение отношений между
бычарами. Угораздило же!..
Другие зрители со своих висячих мест тоже не торопились вмешиваться в
ход поединка. Появления отряда "драконов" или, допустим, "сколопендр" не
предвиделось - Гнилые Кварталы были, конечно, не сравнимы с Вонючими или
Крысиными, но и сюда доблестные стражи порядка наведываться не любили.
Местные обитатели отвечали стражникам пылкой взаимностью (и в этом таилась
еще одна причина, почему К'Дунель ходил в Гнилые в штатском).
Словом, впереди у капитана намечалось как минимум полчаса отсидки на
мужике с веслом; а ведь в "Бесноватой свече" его дожидались, Змея язви этих
быков!
- Эй, там! Есть у кого-нибудь арбалет или хотя бы самострел? - рявкнул
он висевшему на стенах мужичью. Те гоготнули: - Спрашиваешь! У каждого в
кармане по арбалету! Тока болты, прикинь, дома забыли.
- А ты чё ж, - добавили с соседней крыши, - без арбалета не справишься?
Меч у тебя есть? - есть. Ну так и давай, сделай их. А то уже холодно тут и
неуютно, и дети дома плачут-дожидаются.
Меч у К'Дунеля действительно был, но иметь дело с двумя обезумевшими
быками капитану не хотелось. С другой стороны, тот, с кем у него назначена
встреча в "Бесноватой свече", может уйти, сделав неправильные выводы,
которые грозили К'Дунелю многими неприятностями, в том числе и
насильственной смертью от рук второсортной банды наемных убийц.
Проклиная всех бычьих родичей до седьмого колена, К'Дунель слез на
мостовую.
- Гляди, а мужик-то всерьез решил!..
Он сдернул плащ, припоминая осенние пляски с быками, которые видел
однажды в Таллигоне ("ты там еще кое-что видел... помнишь? - в позапрошлом
году..."). Мотнул головой, отгоняя неуместные мысли, потянулся за клинком.
Один из быков - иссиня-черный, похожий на ожившую статую с Моста
Цветов - повернул к капитану свою лобастую голову. По щеке у зверя текла
кровь, и этим он еще больше напоминал статую, что на Мосту, только у тех
потеки - от голубиных посиделок.
Бык оглядел К'Дунеля мутным взором - и заревел от боли, когда соперник,
тощий, рыжий, с клочьями выпадающей шерсти, боднул его рогами в шею. Удар
был настолько сильным, что, даже затупленные на концах, рога пропороли кожу;
кровь хлестнула фонтаном. Иссиня-черный по-человечьи охнул и грузно
завалился на бок.
Рыжий отпрянул, раздувая ноздри, - а в следующий момент уже мчался на
капитана. Тот шевельнул плащом в левой руке, заведя правую за спину, готовый
в любой момент ударить. К'Дунель не обольщался по поводу собственных
способностей и вообще-то надеялся, что быки будут заняты друг другом и не
обратят на него внимания. Теперь капитану оставалось благодарить Цаплю
Разящую за проявленную милость: все-таки один противник лучше, чем два.
На помахивание плащом рыжий не купился - или, может, попросту не
обратил на него внимания; он мчался прямо на К'Дунеля и пыхтел, словно
одышливый новобранец на плацу. В темных бычьих глазницах капитан видел
смерть, но - он знал - смерть глядит и из его глаз.
В последний момент, когда рыжий был уже на расстоянии вытянутой руки,
Жокруа отступил вправо и ударил.
И - промахнулся!
Это было немыслимо, невероятно, абсолютно невозможно - но он
промахнулся, кончик клинка только царапнул по шкуре, срезав пучок шерсти, -
а рыжий, что тоже было непредставимо, без малейшей задержки промчался
дальше, на улицу Горемычных Кошельников, - и исчез за поворотом.
Горемычные кошельники!.. впрочем, их судьба сейчас К'Дунеля ничуть не
беспокоила. Он вложил меч в ножны, перебросил плащ через руку и поспешил к
"Бесноватой свече". Позади слазило со стен и крыш изумленное мужичье.
Заведение, которое было целью сегодняшней прогулки К'Дунеля, так
некстати прерванной быками, являлось одновременно гостиницей, домом для
сомнительных увеселений и корчмой. Находилось оно за две улицы от площади
Горелых Костей, так что остальной путь не занял у капитана много времени.
Справа от мощной, изукрашенной царапинами и разноцветными пятнами двери
сидел адвокат Патлен. Он был из тех уличных деловодителей, которые, то ли в
силу своей бедности, то ли из-за допущенной когда-то роковой ошибки в
общении с городскими властями или цеховыми старшинами, не могли больше
выступать в суде. Все, что ему оставалось: оказывать услуги вроде написания
любовных посланий для полуграмотных юнцов, давать консультации и
сопровождать мелкие сделки. Позволь он себе что-либо, выходящее за
дозволенные его статусу рамки, и цеховики (как те, к которым он принадлежал
раньше, так и те, одним из которых был сейчас) живо напомнили бы Патлену,
что к чему.
Кивнув адвокату, Жокруа осведомился, не оставляли ли для него
каких-нибудь сообщений. Тот развел руками, однако особым образом согнул
безымянный палец на левой; это означало, что К'Дунеля по-прежнему
дожидаются. Капитан еще раз кивнул и вошел, бросив Патлену два медных "ока".
Человек, с которым у Жокруа была назначена встреча, как обычно, снял
один из кабинетов на втором этаже. К'Дунель поднялся по лестнице, повстречав
лишь двух полусонных после ночной смены девиц да вышибал, расставленных в
стратегически важных точках. Девицы были сама нежность, вышибалы - сама
деликатность, хоть к ранам прикладывай.
Он выбил условную дробь на знакомой двери с двумя лакированными
шестерками, дождался скупого "Войдите!" и шагнул в комнатку. Небольшую, ее
ужимали до размеров тюремной камеры громадный шкаф у стены напротив, круглый
стол по центру, диван слева, еще один столик справа и три стула возле него.
К тому же здесь не было окон, и массивные канделябры словно выдавливали из
кабинета остатки свободного пространства.
- Объяснитесь, - бросил, не оборачиваясь, седой, начинающий лысеть
человек, стоявший по ту сторону круглого стола. Его берет с пышным пером
лежал на диване; там же, свернутый, зеленел камзол.
- На Горелой двум быкам вздумалось выяснять отношения. Поэтому мне...
- Я не о том, - прервал его господин Фейсал, стремительно
разворачиваясь и пронзая капитана острым, ледяным взглядом. - Вы уже
получили отпускную у его величества?
- Да.
- И что теперь? Только мне не рассказывайте о своих юго-западных
родственниках, а то ведь действительно можно накликать на них беду. Так что
же вызвало в вас желание отлучиться из столицы на целый месяц?
- Кто, а не что... сударь, - он мысленно заорал на самого себя: "Ты что
делаешь, идиот?!" - потому что едва не назвал по имени своего собеседника; и
потому еще, что приходилось отвечать господину Фейсалу, балансируя на очень
тонкой и очень острой грани между правдой и ложью. "Жонглируя тем и
другим, - невесело засмеялся он над собой. - Благо, было у кого поучиться!"
- И кто же эта счастливица, которую вы предпочли службе его величеству?
"Благодарю вас, господин Фейсал! Вы помогаете мне, сами того не ведая!"
- Мне неловко говорить об этом... сейчас вы поймете, почему... - Он
едва заметно выдохнул, будто перед прыжком в бездну; впрочем, господин
Фейсал заметил этот выдох, на что Жокруа и рассчитывал. - Сударь, я уже не
мальчик, женщин в моей жизни было немало, и разных. Однако недавно... вы
сами невольно поспособствовали тому, чтобы я познакомился с графиней
Н'Адер. - Это имя Жокруа произнес нарочно - хотя, учитывая сверхбдительность
его собеседника, тот мог сильно разгневаться. Но сказать по-другому означало
сфальшивить, переиграть, а это было еще более опасно.
- Вот, значит, как, - раздумчиво констатировал господин Фейсал. - И в
вас настолько взыграло ретивое, что вы, не дожидаясь, пока моя... пока
госпожа Н'Адер возвратится из паломничества, решили броситься ей вослед?
Припасть к стопам, раскрыть душу, насколько я понял, да?
- Я бы не стал так поступать, сударь, если бы не одно обстоятельство.
Вспомните мой доклад о случившемся в Трех Соснах. А до этого - в Разливчатых
Ручьях, где мы нашли труппу Жмуна. Я уверен, что те события напрямую связаны
с жонглером. Как именно - могу только предполагать. Однако мне кажется, он
опасный и непредсказуемый человек.
"Я это _знаю_, - подумал господин Фейсал. - А толку?"
- Допустим, - сказал он, - допустим, вы правы. Давайте уточним: вы
считаете, что случившееся в Соснах или Ручьях... что он это сделал
сознательно?
- Вряд ли. В Ручьях - еще куда ни шло: голова бутафорская, разломанная
храмовня - да, мог и осознанно. Во всяком случае, там это было ему выгодно.
Но не в Соснах.
- Получается, он у нас просто объект чьего-то, - господин Фейсал поднял
очи к потолку, - пристального внимания. Снисходительного, я бы даже сказал.
А вы, значит, боитесь, что внимание это будет проявляться и в дальнейшем?
- Мне так кажется. Тем более, что с паломничеством... тоже странно
как-то все выглядит. - К'Дунель замолчал, сообразив, что уж кто-кто, а
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг