Солнечный луч, пройдя сквозь дырку в мутном оконном пузыре, острой
стрелкой стоял в темном воздухе избы, оканчиваясь круглым зайчиком.
Медленно двигаясь по полу, светлый кругляш наполз на лицо Андрея и разбудил
его. Мастер ушел, оставив на столе несколько серебряных денежек -
"суточные". Хлебнув холодного чаю из котелка, Андрей помыл посуду, как
смог, прибрал избенку. Закончив уборку, задвинул наружную щеколду и
направился в город.
Ясное и чистое утро уже накалялось полуденным жаром. От реки слышался
стук вальков - там, на низких мостках, расселась цветная бабья клумба:
белые рубахи с широкими рукавами, темные ситцевые сарафаны и фартуки с
мелкими белыми цветами, розовые, красные, темно-синие платки. Из-под
платков виднелись круглые загорелые лица, потные лбы, блестящие на ярком
солнце. Однако, поднимаясь по крутому взвозу, Шинкарев не особенно
всматривался в окружающее: он размышлял.
В ворота втекала густая толпа, направляясь по улице в сторону рынка.
На всякий случай придерживая карман, Андрей, без особых намерений, тоже
двинулся на торг - сегодня открылась ярмарка.
Купив в обжорном ряду горячего медового сбитня и пирог с зайчатиной
(сбитенщик дал сдачу медными денежками - обсчитал ли, нет, черт его знает),
Шинкарев прошел меховым рядом. Укрытые от солнца, под навесами красовались
меха собольи, куньи, лисы черные и красные, белка в розни и сшитыми мехами,
бобры, песцы черные и белые, зайцы и волки, горные барсы и даже барбы
(тигры). Со всего Саянского нагорья стекались в Красноярск меха - лучшие,
понятно, в цареву казну (...сколь числом придет в году, того описати не в
память, а чаять тое казны приходу в год боле шти сот тыщ рублев-..), да и
базару оставалось довольно...
А ведь недавно еще все это были кыргызские угодья, их кыштыми -
саянские шорцы и койбалы - меховой "алдан" в Хоорай посылали. Смирятся
кыргызские тайши с такой потерей? На-ко, выкуси - смирятся они! Значит, в
который раз жди войны.
А на торжище стоял шум, толчея, гомон. Пьяненький мужичонка тренькал
на балалайке, веселил народ:
Чаще-почаще, что кому послаще:
Кому сахар и медок, кому бабий передок
Пушной ряд окончился, пошел красный товар: сукно цветное,
"каменье-одекуй" (бисер), посуда медная и оловянная, уздечки наборные,
узорные попоны и много еще чего. Тюменские ковры - на черном поле огромные
красно-белые розы и зеленый виноград - розан мой алый, виноград зеленый...
Вот и их ткань продавалась и, как видно, неплохо. Но Андрей не стал
подходить к целовальниковой жене - разбитной сибирячке в цветастом платке.
У него появилась мысль - купить подарок Рыжей, может, бусы какие-нибудь; да
только не знал, хватит ли на это его денежек.
Кончился и красный товар, пошел одежный ряд - порты, рубахи, кожаные
сапоги (сибиряки лаптей не носили), кафтаны, пестрый женский наряд.
- Ай, хорош азямчик! Глянь-ко! - протянул какой-то мужичок Андрею
длиннополый, теплый кафтан.
- Мне такой же, но с перламутровыми пуговицами, - машинально бросил
тот, занятый мыслями о кыргызах.
"Хочет ли Ши-фу отдать им город, ни разу не взятый, согласно известным
сведениям? Много ли стоят известные сведения? Можно ли это допустить?"
Андрей повернул в сторону конских рядов, не заметив, как из-за
кафтанного ряда за ним осторожно скользнул мужчина, одетый в старый
казацкий кафтан, продранный на локтях. На переносице запеклась большая
багровая корка - след крепкого удара, полученного не далее как вчера.
***
Войдя в город на рассвете, господин Ли Ван Вэй сразу направился на
Посад. Свой путь он сверял со "схемой", грубо нацарапанной на куске
бересты, который он получил от староверческого старосты. Подойдя к нужной
калитке, посол Его императорского величества, господин Ли Ван Вэй стукнул
несколько раз витым железным кольцом.
- Кто там? - послышался неприветливый бабий голос из-за высоких ворот.
- Мне нужен Михаил, - вежливо ответил Мастер.
- Нету Мишки. В Енисейск за товаром уехамши.
- А когда он вернется?
- Да кто ж ево знат - неделю проездит, не то и две.
- Кто-нибудь его заменяет в торговле?
- Никто не заменят - то дела евонные. Иди отсель, мил человек, не знам
я ничево.
Навестив Чена, Мастер направился к Малому городу. Пройдя Посад, он
вышел к открытому месту, где рядами были вкопаны вертикальные столбы -
надолбы. За надолбами шел глубокий ров, за которым поднималась высокая
крепостная стена. Верхняя часть ее выступала вперед, образуя боевые навесы
- "обламы".
Тяжелые серебристо-серые бревна отчетливо рисовались в густом синем
небе, дальние башни - квадратные, с четырехскатными тесовыми крышами и
малыми островерхими башенками наверху, - виделись уже туманно-голубыми,
полурастворенными в теплом воздухе. В центральной Преображенской башне были
открыты ворота, сбитые из листвяжных плах в три пальца толщиной, стянутых
широкими железными полосами и скобами.
- Куды прешь? - опустив бердыш, поинтересовался воротный.
- Мне к воеводе, по важному делу.
- Сабля али пистоль при себе имется?
- Вот. - Китаец показал широкую китайскую саблю в черных кожаных
ножнах с узорными бронзовыми петлями. - Но я не воин и не умею рубиться,
как вы, доблестный альт.
Караульный поскреб в затылке.
- Ладно, проходь.
Войдя в ворота, китаец внимательно огляделся, накрепко запоминая
увиденное. Рубленые крепостные стены, или "городни", образовывали внутри
стены прямоугольные клети, заполненные хозяйственными, складскими, а частью
жилыми помещениями крепостного гарнизона. Внутри острога стояло несколько
строений: "съезжая изба" - крепостная тюрьма, "приказная изба" - воеводская
канцелярия, "государевы анбары" - склады собранной пушной дани, где она
хранилась перед отправкой в Москву. Еще в остроге имелась рубленая церковь
и "жилая изба", в которой жили "аманаты" - заложники туземных данников. Во
всем чувствовались сила и порядок крепости, готовой в любой момент сесть в
осаду. Немного постояв, господин Ли Ван Вэй решительно направился к
приказной избе.
***
После ухода Мастера, еще немного соснув в балаганчике, Чен ополоснул
лицо в потеплевшей енисейской воде, подошел к уже знакомому пристанскому
сторожу, дал тому копейку и поручил поглядывать за лодкой. Сам же
направился в город. По описанию господина Ли Ван Вэя найдя вчерашний кабак,
Чен вошел внутрь и взял чекушку у целовальника, предложив и тому выпить.
- Не пью я до обедни. Жена узнат, враз во власы вцепится - аспид, не
баба!
- Сочувствую. Ну, тогда твое здоровье!
- Буди и ты здрав, коль человек хороший.
- А если плохой?
- А плохой дак подохни, я жалеть не буду.
- Понял. А вот вчера у вас в чуланчике был один плохой, Гришкой звали.
Он как, жив еще?
- Да што ж ему, варнаку, зделатца? Чен набулькал еще стаканчик.
- Хотелось бы с ним потолковать.
- Толкуй, мне што?
Он открыл дверь чуланчика:
- Гришка, подыми харю-то! Дело до тебя есть.
Спящий мордой вниз Жиган поднял кудлатую голову, небрежно перемотанную
какой-то тряпкой:
- Вина дай, - прохрипел он спросонья.
- Пожалуйста. - Чен с улыбкой поднес налитый стаканчик.
Тот опрокинул, дернув выступающим кадыком:
- Ишшо!
- Вот. - Чен снова поднес ему, теперь только треть стакана. -
Остальное после нашего разговора.
- Чево надоть?
- Судя по вашему виду, вы деловой человек.
- Ча-а-во? - непонимающе протянул Жиган.
- Выропаева знаешь? - совсем другим тоном, коротко и жестко спросил
Чен.
- Кто ж Мишку не знат. Шшипнуть ево, што ль?
- Бабу свою щипай. Знаешь, чем торгует Выропаев?
- Дак много чем...
- А мне много не надо. Ты что, еще не понял?
- Бона што... - догадавшись, протянул чернявый, - хошь "слово и дело
государево"? На остроге прознают, враз на дыбу подвесят!
- Не узнают. А мы не поскупимся. Давай еще, - плеснул он в стакан, - и
я с тобой.
- Припасу у меня нету...
- А сами пищали? - Чен сел на солому рядом с Жиганом.
- Рушницы-то? Поишшем. Казакам на острог невдаве новые прислали -
"кремневки". Хороши, собаки! Дак они стары-то пишшали, "фитильные", по
указу и поломали.
- Все поломали?
- По росписи все. - Жиган помотал головой, что-то соображая. -
Значится, двадцать "фитильных", по два рубли за штуку. Годится?
- Пойдет. - Чен поднялся.
- Погодь! Окромя денег, ты мне добро зделашь.
- Что за добро?
- Вишь, как меня, - показал он на замотанную голову, - моим же бутылом
приложили. Курвенок один. Дак ты тово курвенка мне подвесть должен, я ему
из спины ремни резать буду. А иначе те рушниц не видать, а видать "слово и
дело". Понял?
- Откуда ты знаешь, что я с ним знаком?
- Толкуй! Дак ты понял?
Чен погладил широкий выбритый лоб.
- Договорились. Как ты дашь знать, что товар готов?
- Уж дам, не беспокойсь!
Оставив Гришке бутылку, Чен в раздумье вышел на улицу. Сдать Андрея?
Плохо. Очень плохо. А если по-другому не получится? Так или иначе, надо
было говорить с Мастером.
***
Пройдя одежный ряд, Андрей почувствовал запах пота, услышал негромкое
ржанье конского ряда. В ряду стояли разные кони: коренастые злые киргизы из
хоорайских степей, северорусские Пегашки и Карьки, приведенные в далекую
Сибирь из Холмогорья, дорогие аргамаки, пригнанные из Средней Азии.
Засмотревшись на лошадей, Андрей лишь в последний момент почувствовал
бросок чьей-то тени ему под ноги. Не раздумывая, он ушел кувырком. Больная
левая рука несколько задержалась с подкатом, и запястье, защищенное
кольчужным браслетом, попало под удар ножа. Острый конец оцарапал руку, но
не более того. Вскочив, Андрей увидел одного из вчерашних Гришкиных
дружков, готового снова броситься с ножом.
Вопрос первый: один ли он здесь? Это вряд ли. Топором в спину, колом
по загривку - запросто. Андрей крутнул головой, осматриваясь, и вдруг узкая
черная петля змеей захлестнула Тришкиного дружка. Тот выронил нож,
грохнулся, и его тут же поволокло по грязи. Андрей поднял глаза - и увидел
сухощавого азиата в простом темном халате и матерчатой кыргызской шляпе с
загнутыми ушами.
- Кистим!! Вот те на! Ты как здесь? - не скрывая удивления, воскликнул
Шинкарев.
- Ярмарка, - пожав плечами, спокойно ответил тот, - коней продаем.
Брезгливо сдернув аркан, он медленно сматывал его, пока нападавший
уползал куда-то, пробираясь меж конскими ногами, весь перепачканный пылью и
навозом.
- Пойдем, айрану выпьем. Поговорить надо, - предложил Кистим.
- Пойдем.
Кистим спешился, и они с Андреем отошли к юрте, поставленной недалеко
от конского ряда. Внутри, за войлочной полостью гомон ярмарки мгновенно
отступил куда-то. Тут было чисто, сумрачно, приятно пахло овечьей шерстью.
Кистим достал кожаный мех с айраном и пригласил Андрея присесть на кошму.
***
Приказная изба была одноэтажной, но высокой, поставленной на подклет.
Внутрь вела крытая лестница с навесом над крыльцом. В передней горнице,
"приемной" воеводы, по стенам стояли лавки. Сейчас горница была пуста,
сквозь дверь, приоткрытую во вторую горницу, где работали воевода с
подьячим (дьяка Красноярску не полагалось no-малости), виделся длинный стол
и деревянный стул-складень, на котором лежала баранья шкура. В углу комнаты
была устроена большая печь, облицованная муравленными изразцами,
доставленными из России, - на блестящих квадратах гарцевали всадники с
копьями, скалились диковинные звери с рогами, широко распустили паруса
круглые голландские кораблики.
Воевода Никита Иванович Карамышев, одетый в серый кафтан с длинным
отложным воротником в мелкую синюю клетку, был густобород, высок и
широкоплеч. Над пушистыми усами нависал широкий "утиный" нос, маленькие
глаза прятались под тяжелыми бровями.
Воевода диктовал письмо в Тюмень, о постоянной острожной напасти -
кыргызах: "...По вся годы в работное и летнее время хлебного жнитва и
сенокосу приходят кыргызы под Красноярской войною, а в иные времена
посылают для отгону всякого скота малое число воровских улусных людей, селы
и деревни жгут и всякий скот отгоняют, и людей побивают..."
Темно-золотистые пластинки слюды, вставленной в свинцовые переплеты,
пропускали мало света, и потому у стола подьячего одна оконная створка была
распахнута. На столе были разложены принадлежности для письма: стопа
нарезанной чистой бумаги, медная чернильница с пером, баночка с киноварью
для заглавных буквиц, песочница с мелким песком, чистая тряпица - обтирать
перо. Написав оригинал документа - "отписку" и архивную копию - "список",
подьячий посыпал их мелким песком, затем сдул его и передал документы на
подпись.
- Все, што ль, на севодни? - подписывая, спросил воевода. - А то на
ярмонку сходить.
- Один сидит, вродь как не нашенский, - кивком головы указал подьячий.
- Пушшай заходит.
Вежливо поклонившись в дверях, господин Ли Ван Вэй прошел в
присутствие и сел на табуретку, придвинутую к столу.
- Назовись - кто таков, откуль прибыл? - приказал воевода.
Господин Ли Ван Вэй представился, подьячий записал аккуратно.
- Ну, и што у тя за дело?
- Будучи проездом у кыргызского хана, слышал я, что один из ясачных
качинских родов собирается отойти в степь. Хан уже выделил им землю.
- Ох, шатуны ети... - вздохнул воевода, - прям беда с имя. А што за
род и куды пойтить намылился?
- Скоро в Красноярский острог должен прибыть мой человек, он сообщит
точнее, а я без задержки передам.
- А я вот слыхал, што войско хан собирает. Ста-ло-ть, жди ево
вскорости. А?
Простодушные глаза воеводы встретились с веселыми и честными глазами
китайца - похоже, собеседники оказались достойными друг друга.
- Собирает, но против джунгар. Джунгарский хунтайджи намерен отправить
войско на Хоорайю.
- Вот оно што... - покачал головой Никита Иванович, - а как же
Алтын-ханы мунгальские? Кыргызы ж у мунгалов под рукой ходют.
- Монголия слабеет, достопочтимый воевода, Джунгария же с каждым днем
усиливается. Но кыргызы боятся джунгар и не хотят видеть их своими
господами, - вежливо пояснил господин Ли Ван Вэй.
- Правильно боятся. Слышь-ка, - воевода грузно обернулся к подьячему,
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг