зеленые и желтые страны. Я искал тот остров, на котором родился, но гнев
Океана поглотил Атлантиду. Сам я, покидая ее, видел взмывшую над ней
страшную волну. Однако очертания острова сохранились на марсианских
изображениях. Взирая на его берега, я думал, что навеки потерял родину, а с
ней все желанное и любимое.
Постоянно размышляя об этом, на второй год пребывания на планете Ор я
решил: Атлантида исчезла, но мне подобает вернуться на Землю. Рожденный на
ней, я должен умереть среди подобных себе, ибо в иных странах Земли должны
быть люди.
Об этом говорил я Лиску. Он сказал: "Знай, что мы снова готовимся
лететь на твою планету. Там ты будешь нашим проводником. Готовься и
совершенствуй свои познания". И он поведал мне о Земле больше, чем сам я о
ней знал.
Надежда воскресла во мне, оживила меня. Прилежнее, чем прежде, стал я
наблюдать в трубы родную Землю, познавать марсианский язык и грамоту, читать
в свиткохранилище свитки. На верфях многорукие и многоногие железные рабы
строили пять кораблей, и Лиск был начальником работ, Сумару и Аскоска
помогали ему. Маленькие, как дети, в серой одежде, на тонких ногах, с
большими желтыми головами, они двигались скоро, поднимали руки, как бы
указывая железным рабам, что делать. Не приближаясь, каждый день я смотрел,
как росли те громадные яйца, которые должны были унести нас на Землю. Я
видел - марсиане спешили, железные рабы трудились день и ночь, но тогда я
еще не знал причины подобной поспешности и радовался ей.
Так прошел еще год, третий год моего пребывания на планете Ор. Все было
готово, сердце мое билось, я не мог дождаться отлета...
Теперь, когда я остался один, размышляя над гибелью марсиан, думаю, что
они могли прогневить своего бога - бога времени, ибо они не поклонялись ему,
и он наказал их. Но за что наказан я? Разве за то, что был с теми, на кого
простирался его гнев...
Отлет на Землю откладывался. Страшная болезнь - моровая язва, или
чума - открылась среди марсиан. Марсиане давно победили все недуги на своей
планете, одна она была неистребима и тлела среди них, подобно малой искре.
Теперь она вспыхнула пожаром, охватив всю планету Ор.
Город Сиромарок был ее колыбелью. Как незримый смерч, болезнь шла по
красным пескам, и не было сил ни остановить ее, ни уйти от нее. Она находила
марсиан везде - и в воздухе, и в верхних городах, и глубоко в недрах
планеты.
Лиск умер одним из первых. Я долго плакал над его телом, положив, как
ребенка, к себе на колени, и голова его моталась на тонкой шее. Марсиане
смотрели на меня, не выражая ни печали, ни удивления: человеческое горе было
им непонятно.
За несколько дней до смерти Лиск открыл мне тайну планеты Ор.
[Image014]
Марс засыхал, подобно оазису в бездождие. Солнце сушило влагу, почва
горела, вода уходила - и так было много веков кряду. Когда воды стало меньше
четверти суши, появились первые признаки страшной болезни. Марсиане
стремились к исходу на другую планету, обильную водой, вспышки страшной
болезни торопили их. И вот, когда они научились летать, было послано два
корабля на планету Венеру, но те корабли не вернулись. Через несколько лет
три больших корабля отправили на Землю. Вернулся один, на нем Лиск привез
меня, другой погиб в Атлантиде, третий сгорел в пути. Голубые воды Земли
влекли марсиан. Они хотели обосноваться на ней. Пять огромных кораблей для
первых переселенцев были готовы к отлету, но чума поразила планету Ор, и
глаза Лиска закрылись.
Настало страшное время. Болезнь нападала внезапно и убивала в малый
срок. Тот, кто заболевал, худел, губы его сохли и в глазах загорался огонь,
а на щеки всходили горячие синие пятна. Жажда сушила его. Он пил, но не мог
насытиться, мера его переполнялась, но он все тянулся к воде и так впадал в
забытье и больше не просыпался. Болезнь называли на Марсе "синей смертью".
Я не видел у марсиан страха перед нею и не знаю, жил ли когда среди них
страх. Но я боялся за свою жизнь, ибо тогда еще носил в сердце надежду
вернуться на Землю. Надежда тлеет во мне и по сей день. Если не я, то слова
мои дойдут до людей. Я видел гибель Атлантиды и опустошение планеты Ор,
смерть стояла рядом со мной и бежала от меня, я пережил великие разрушения
и, пережив превосходящее меру человеческого страдания, верю - слова мои
дойдут до моих братьев с прекрасной Земли!
Во всех городах великие маги Марса день и ночь искали снадобий против
синей смерти. Они говорили: если бы первые корабли послали не на Венеру, а
на Землю, марсиане были бы спасены. Старейший из магов, Хума, нашел
необыкновенное снадобье, оно было подобно живой воде, но самого Хуму скосила
синяя смерть, и тайну живой воды он унес в могилу.
После этого все пошло скоро. Небо опустело, редко пролетит в небе
лодка, улицы городов затихли, двери жилищ и дворцов были раскрыты, оттуда
исходили стоны жаждущих. Редко пройдет живой марсианин. Живых стало меньше,
чем мертвых. Трупы не успевали сжигать, они валялись везде. Планета Ор была
опустошена. Мои человеческие глаза видели нечеловеческое...
Вот я писал много дней и ночей, рассказал многое и не утаил ничего.
Тускло горит мой светильник, и дрожит рука, и я один, и нет никого со мной.
Силы оставляют меня, но я должен поведать все.
Когда уже почти никого не осталось в живых, взяв еды м питья и теплой
одежды, я вылетел в лодке из Города Дождей. Летал далеко на все четыре
стороны света, но везде видел смерть и запустение. Красный песок заносил
трупы, однако они не гнили, а только сохли - таков воздух планеты Ор.
На севере, у водоема Оллу, я видел еще живых марсиан и подле причалил
лодку. Иные сидели скорчившись и жадно глядели на воду, но пить не могли,
ибо переполнили меру. Щеки их были сини, а сами они грязны и жалки. Иные
лежали на краю водоема, погрузив в воду лицо, иные утонули, из воды торчали
их ноги. Марсиане не ответили мне ни слова, не взяли пищи, а только просили
пить, хотя вода была перед ними. Они умирали. Я вернулся в Город Дождей.
Так, когда умерли все, я остался одни на всей планете. Но железные рабы
еще продолжали работать. В мертвых городах горел свет, в каналах бежала
вода, изготовлялась одежда и пища. В то время из недр планеты выползли
страшные насекомые с птичьими клювами, которых я прежде никогда не видел. По
ночам они пожирают трупы и друг друга, но могут напасть и на меня. Я их
боюсь.
Первым потух свет, и я, как делал то на Земле, налил масла в сосуд и
приготовил себе светильник. Потом наточил свой кинжал - единственное, что
сохранил от Атлантиды. Пять лет прошло с тех пор, голова моя стала белой; я
все помню, но не могу вспоминать того, что видел. Так, когда все умерли, я
остался один. Потом остановились железные рабы, вода и каналах иссякла,
озера и водоемы покрылись илом, их заносил песок. Настала великая тишина. В
нижнем городе всегда темно и страшно. Я поселился наверху, под башней, в
чертоге девяти планет. Бог времени охраняет мое жилище, изображение земного
шара и Атлантиды на нем - перед моими глазами. Днем брожу по пескам, вечером
всхожу на башню и снова смотрю в трубу на далекую Землю, но мне не суждено
ходить по зеленым травам, дышать ее воздухом и обнять моих братьев. Я
навсегда один, и нет со мной Риам. Теперь она была бы седая, но я вижу ее
юной, в белой тунике, с орихалковым обручем на лбу, как в ту последнюю ночь,
когда мы стояли на берегу канала царя Ниата и в небе горела звезда, подобная
огненному мечу.
За Городом Дождей, у статуи Времени, я набрел на труп марсианина в
летающей лодке. Я повернул его лицом к себе, узнал Сумару и заплакал и
засыпал его песком. Как погиб Аскоска, того не знаю. Пять кораблей, на
которых мы собирались лететь, стоят на верфях. Они разрушаются. Давно
поднимался я на те корабли, но не знал, как привести их в движение. Лодка
моя перестала летать.
Вчера убил двух клювоносных. Они содрали мне кожу на груди и поранили
руку. Силы возвращаются плохо. Когда почувствую приближение смерти, запру
двери, заложу их теми ложами, на которых читали свои свитки марсиане. Сделаю
это затем, чтобы клювоносные не могли досягнуть до моего тела, хотя и
бесчувственного. Чертог девяти планет будет моей гробницей...
Глава седьмая
ЗЕМЛЯ!
Молодой моряк
вселенной
Мира древний
дровосек,
Неуклонный,
неизменный,
Будь прославлен,
человек!
Валерий Брюсов.
Малютин кончил чтение манускрипта, но Лунин и Кедров с ожиданием
смотрели на него, как будто повествование должно было продолжаться дальше.
Оглянув своих спутников, Малютин нетерпеливо заметил:
- Почему вы молчите? На этом кончается манускрипт... - И он укоризненно
посмотрел сквозь очки.
- Все? - очнувшись от раздумья, проговорил Лукин, но так, как будто он
тому не верил.
Пятые сутки их корабль мчался в океане вселенной. Снова привычно
постукивали его многочисленные механизмы, за иллюминаторами сверкала вечная
ночь, тяжести не было, и все трое висели, покачиваясь на поручнях.
- Знаете, - сказал Лунин, придавая более удобное положение своему
большому телу, - из всего, что мы нашли на Марсе, манускрипт - самое
неожиданное. Впрочем, как сейчас оказывается, мы почти ничего и не видели:
все погребено в песках, но ключ к загадкам Марса в наших руках.
- Ну, а Земля? - спросил Кедров. - Не ждет ли ее судьба Марса?
- Да, вот вопрос! - воскликнул Лукин.
- Марс - старший брат Земли, обе планеты в известной мере сходны, -
сказал Малютин. - Каково же будущее Земли? Время, в течение которого Земля
может оставаться убежищем жизни, измеряется интервалом порядка триллиона
лет. А что такое триллион лет? Это приблизительно в пятьсот раз превышает
весь предыдущий возраст Земли и в три миллиона раз - время, в течение
которого на ней существует человеческий род. Как обитатели Земли мы живем в
самом начале времен: мы только вступаем в бытие, и перед нами расстилается
день невообразимой длины.
- Следовательно, - спросил Лукин, - с человеческой точки зрения, жизнь
на Земле будет длиться почти вечно?
Малютин утвердительно кивнул лохматой головой.
- Хорошо, - сказал Кедров, - мы только начало, и перед нами все
впереди. Но если так, то человечество в начале своего бытия стоит почти на
одном уровне с марсианами, на уровне, которого они достигли лишь на закате
своей планеты. Перед нами действительно необыкновенные возможности!
- Постойте! - сказал Лукин. - Развитие марсиан, очевидно, превосходило
наше, но кое в чем человечество не уступает им уже сейчас. Взять хотя бы тот
же звездолет. И, конечно, человечество найдет пути переселения на другие
планеты задолго до того, как в этом переселении явится необходимость.
За иллюминаторами сверкали ледяные огни вечных звезд, яростно пылало
косматое солнце, и звездолет стремительней снаряда несся к Земле.
Земля была все ближе, путешественники видели ее приближение, и в сердце
каждого нарастало сдержанное волнение.
После долгого обсуждения они согласились на том, что по окончании
обработки материалов, привезенных с Марса, должны быть организованы две
большие экспедиции - одна на Марс, другая на поиски Атлантиды. Однако ни
один из них не выразил желания принять участие во второй из этих экспедиций:
каждый из них и все трое вместе хотели возвратиться на Марс.
- Все, что может обогатить наши знания, должно быть переброшено на
Землю. Надо снарядить, по крайней мере, три звездолета, - говорил Лукин, -
послать человек пятнадцать лучших специалистов - механиков, электриков,
телерадистов, археологов...
Время в звездолете бежало быстро. Однако, несмотря на космическую
скорость полета, нетерпение путешественников далеко опережало звездолет.
Белесоватый сверкающий земной шар был близок, он висел прямо над
звездолетом и вдруг, в какое-то неуловимое мгновение, оказался под ним, а
путешественники - кто сидя, кто на четвереньках - на полу звездолета.
- Земля! - закричал Лукин, вскочив на ноги. - Земля к себе тянет.
Готовьтесь, включаю тормозные ракеты! - И он наклонился над щитом
управления, натягивая на голову защитный шлем.
Скоро они летели над Землей и жадными глазами смотрели сквозь облачные
окна на ледяной океан, лежавший внизу. Пейзаж был безжизнен и суров, но
казался им прекрасным. Малютин определился: они вышли к Земле у Аляски, над
морем Бофорта, и уходили на запад.
- Пойдем над полюсом! - решил Лукин. - Так ближе. - И круто повернул на
север.
Кедров, надев наушники, снова и снова пробовал радиотелефон, и вот из
небытия, из вечного молчания возникли какие-то шумы, и вдруг голос
Чижевского громко проговорил в самое ухо Кедрова:
- Говорит Земля... "РС-7", где вы? Где вы? Ждем вас. Сегодня срок
возвращения. "РС-7", где вы, где вы?..
Кедров не выдержал, крикнул:
- Здесь! Мы здесь!
Не снимая наушников, Кедров включил громкоговоритель, и сильный ровный
голос Чижевского прозвучал в звездолете:
- "РС-7", где вы? Кто кричал? Мы беспокоимся...
Начался быстрый бессвязный разговор. Путешественников сразу на всех
языках засыпали вопросами. Громкоговоритель был подобен окну, открытому в
мир: разноязычный кипучий говор ворвался в звездолет. Земля приветствовала
своих сынов.
Для путешественников этот хаос звуков был как музыка - симфония родной
планеты. И громче всех, яснее всех, милей всех звучали голоса отечества, они
звали:
- Ждем в Москве, на Центральном аэродроме.
Лукин окинул взглядом приборы.
- Гелиолин на исходе, ведите нас точно, - сказал он Малютину, - нам
надо лететь по самой прямой.
Через два часа звездолет снизился. Далеко впереди в фиолетовом мареве
возникло нечто подобное башне. Она выступала все ясней, тремя
величественными уступами поднимаясь в осеннее небо. Все дороги, бежавшие
через леса по лугам, через золотое жниво, через колхозы и города, мимо
похожих на оранжереи бездымных заводов и фабрик, вели к этой башне, на
вершине которой, сверкая на солнце, стоял гигантский Ленин.
- Дворец Советов, - сказал Лукин. - Вот она, Москва, сердце мира!
Москва, Москва! Все трое горящими глазами смотрели на вырастающий перед
ними город. В желто-зеленом кольце садов и парков, над ясной синевой вод
вставали знакомые кварталы, а над ними, серебрясь, поднималась громада
Дворца Советов. И вот загорелись красные звезды векового Кремля.
- Откройте иллюминаторы! - сказал Лукин.
С шипением и свистом ворвался в звездолет воздух Земли, и, как прибой
океана, хлынул взволнованный шум огромного города.
Навстречу звездолету с плоских крыш, словно воробьи, стремительно
вспархивали стаи легких самолетов и лениво отчаливали медленные дирижабли.
По автострадам, ведущим к Москве, мчались летающие автомобили и, не доезжая
до города, вдруг поднимались в воздух. Люди в разноцветных одеждах стояли на
крышах, приветственно поднимая кверху руки. Они заполняли улицы и площади,
бурным потоком неслись в одном направлении - к Центральному аэродрому. Над
этим стремительный потоком полыхали веселые песни, красным пламенем
струились флаги и гремели оркестры. После сумеречного мертвого Марса залитая
солнцем Земля казалась путешественникам цветущим садом. Жизнь била ключом.
Лукин описал широкий круг над Кремлем и, развернувшись у Дворца
Советов, пошел на аэродром. Из-за осенней листвы великолепных парков
навстречу им выплыла эскадрилья самолетов. Ее вел сверкающий флагман
воздушного флота. И ясное сверкание его крыльев, и радостный гул Москвы, и
сдержанное волнение путешественников - все это слилось для них в одно
ощущение счастья. Дальний путь был окончен.
КОНЕЦ
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг