- О, если бы ты мог ненавидеть! Если бы ты не был так труслив и
малодушен! Я взял бы тебя с собою, и ты увидел бы такой пожар, который
навсегда осушил бы твои дрянненькие слезы, выжег бы дотла твои слезливые
мечты! Ты слышишь, как поют дураки во всем мире? Это они заряжают пушки.
Умному надо только приложить огонь к затравке, ты понимаешь? Ты можешь
спокойно смотреть, как за тоненькой перегородкой лежат рядом блаженствующий
теленок - и голодная змея? Я не могу. Я должен пробуравить маленькое
отверстие, маленькое отверстие... остальное они сделают сами. Ты знаешь, что
от соединения правды с ложью получается взрыв? Я хочу соединять. Я ничего не
буду делать сам: я только кончу их работу. Ты слышишь, как они весело поют?
Я заставлю их плясать! Пойдем со мною, товарищ! Ты хотел какой-то игры - мы
дадим необыкновенный спектакль! Мы приведем в движение всю землю, и миллионы
марионеток послушно запрыгают по нашему приказу: ты еще не знаешь, как они
талантливы и послушны, это будет превосходная игра, ты получишь огромное
удовольствие...
Большое полено упало и рассыпалось множеством искр и горячих угольков.
Огонь упал, и камин стал угрюмым и красным. Из потемневшего закопченного
жерла несло молчаливым жаром, опалявшим мое лицо, и вдруг мне представился
мой театр кукол. Это огонь и тепло строили миражи. Будто снова глухо
затумпали барабаны, и весело звякнули медные тарелки, и веселый клоун пошел
вверх ногами, а у бедной куколки разбили ее фарфоровую головку. Потом еще
головку, и еще. Потом я увидел мусорный ящик, и оттуда торчали две
неподвижные ножки в розовых туфельках. А барабаны все тумпали: тумп - тумп -
тумп. И я сказал задумчиво:
- Мне кажется, что им будет больно.
И за моей спиною прозвучал надменный и равнодушный ответ:
- Очень возможно.
...Тумп. Тумп. Тумп...
- Тебе все равно, Вандергуд, а я не могу! Пойми наконец, я не могу
допустить, чтобы всякая двуногая мразь также называлась человеком. Их стало
слишком много, под покровительством докторов и законов они плодятся, как
кролики в садке. Обманутая смерть не успевает справляться с ними, она сбита
с толку, она совсем потеряла мужество и свой моральный дух. Она беспутничает
по танцклассам. Я их ненавижу. Мне становится противно ходить по земле,
которой овладела чужая, чужая порода. Надо на время отменить законы и
пустить смерть в загородку. Впрочем, они сделают это сами. Нет, это не я,
это они сами. Не думай, что я как-то особенно жесток, нет, - я только
логичен. Я только вывод - знак равенства - итог - черта под рядом цифр. Ты
можешь называть меня Эрго 5, Магнус Эрго! Они говорят: дважды два, я
отвечаю: четыре. Ровно четыре. Вообрази, что мир застыл на мгновение в
полной неподвижности, и ты увидишь такую картину: вот чья-то улыбающаяся
беззаботно голова, а над нею - занесенный, застывший топор. Вот куча пороху,
а вот падающая в порох искра. Но она остановилась и не падает. Вот тяжелое
здание на единственной уже согнувшейся подпоре. Но все застыло, и подпора не
ломается. Вот чья-то грудь, а вот чья-то рука, делающая пулю для этой груди.
Разве это приготовил я? Я только беру рычажок и - раз! - двигаю его вниз.
Топор опускается на смеющуюся голову и дробит ее. Искра падает в порох -
готово! Здание рушится. Приготовленная пуля пробивает приготовленную грудь.
А я только надавил рычажок, я, Магнус Эрго! Подумай: разве я мог бы убивать,
если бы в мире были только скрипки и другие музыкальные инструменты?
Я захохотал:
- Только скрипки!
Магнус ответил смехом: голос его был хрипл и тяжел:
- Но у них другие инструменты! И я буду пользоваться их инструментами.
Видишь, как это просто и интересно?
- А дальше, Магнус Эрго?
- Почем я знаю, что будет дальше? Я вижу только эту страницу и решаю
только эту задачу. Я не знаю, что на следующей странице.
- Может быть, то же самое?
- Может быть, то же самое. А может быть, что это последняя страница...
ну что ж: итог все равно нужен.
- Ты когда-то говорил о чуде?
- Да. Это мой рычаг. Ты помнишь, что я рассказывал о моем взрывчатом
веществе? Я обещаю кроликам, что они станут львами... Видишь ли, кролик не
выносит ума. Если кролика сделать умным, он повесится от тоски. Ум - это
логика, а что хорошего может обещать кролику логика? Один вертел и
непочетное место в ресторанном меню. Ему надо или обещать бессмертие за
небольшую плату, как это делает мой друг кардинал X., или земной рай. Ты
увидишь, какую энергию, какую смелость и прочее разовьет мой кролик, когда я
нарисую ему на стене райские кущи и эдемские сады!
- На стене?
- Да, на каменной стене. Он весь, всей своей породой пойдет на штурм!..
И кто знает... да, кто знает... а вдруг он этой массой действительно сломает
стену?
Магнус задумался. Я встал от потухшего камина и внимательно посмотрел
на взрывчатую голову моего отвратительного друга... что-то наивное, какие-то
две морщинки, почти детские по своему выражению, сложились на его каменном
лбу. Я засмеялся и вскрикнул:
- Фома Магнус! Магнус Эрго! Ты веришь?
Не поднимая головы, он так же задумчиво, словно не слыхав моего смеха,
ответил:
- Надо попробовать.
Но я продолжал смеяться, во мне уже начала разгораться дикая -
вероятно, человеческая - насмешливая злоба:
- Фома Магнус! Магнус Кролик! Ты веришь?
Тогда он с силою ударил по столу своей тяжелой ладонью и заревел как
исступленный:
- Молчи! Я говорю: надо попробовать. Откуда я могу знать? Я еще не был
на Марсе и не смотрел на землю с изнанки. Молчи, проклятый эгоист! Ты ничего
не понимаешь в наших делах. Ах, если бы ты мог ненавидеть!..
- Я уже ненавижу.
Магнус внезапно и странно успокоился. Сел - и внимательно, недоверчиво,
исподлобья, осмотрел меня со всех сторон:
- Ты? Ненавидишь? Кого?
- Тебя.
Он еще раз так же внимательно осмотрел меня и недоверчиво качнул
головою:
- Это правда, Вандергуд?
- Если они кролики, то ты самый отвратительный из них, потому что ты -
помесь кролика и... Сатаны. Ты трус! Это не важно, что ты мошенник,
грабитель, лжец и убийца, но ты трус. Я ждал большего, старина. Я ждал, что
твой ум поднимет тебя до величайшего злодейства, но ты самое злодейство
превращаешь в какую-то подлейшую филантропию. Ты такой же лакей, как и
другие, но прислуживать ты хочешь человеческому заду: вот вся твоя мудрость!
Магнус вздохнул:
- Нет, это не то. Ты ничего не понимаешь, Вандергуд.
- А тебе не хватает смелости, дружище. Если ты Магнус Эрго - какая
наглость: Магнус Эрго! - то и иди до конца. Тогда и я пойду с тобою... быть
может!
- Правда пойдешь?
- А отчего мне не пойти? Пусть я Презрение, а ты Ненависть, мы можем
идти вместе. Не бойся, что я буду хватать тебя за руку. Ты многое мне
открыл, моя милая гадина, и я не стану удерживать твоей руки, если даже ты
поднимешь ее на себя.
- Ты изменишь мне?
- А ты меня убьешь. Разве этого недостаточно?
Но Магнус недоверчиво качал головой и твердил:
- Ты изменишь мне. Я живой человек, а от тебя несет запахом трупа. Я не
хочу презирать себя, тогда я погиб. Не смей смотреть на меня! Смотри на тех.
Я засмеялся.
- Хорошо. Я не буду смотреть на тебя. Я буду смотреть на тех. Моим
презрением я облегчу тебе работу.
Магнус задумался и думал долго. Потом исподлобья взглянул на меня и
тихо спросил:
- А Мария?..
Проклятый! Он снова уронил мое сердце на землю! Я дико смотрел на него,
как разбуженный ночью огнем пожара. И три высоких волны перекатились через
мою грудь. Первою волною поднялись умолкшие скрипки... ах, как взвыли они,
точно не на струнах, а на моих жилах играл музыкант! Потом огромным валом с
пенистою гривой прокатились все образы, все чувства и мысли моей недавней и
милой человечности: подумай, там было все! Там была даже ящерица, которая
как-то лунной ночью прошуршала возле моих ног. Даже маленькую ящерицу я
вспомнил! И третьей глубокой волною тихо вскатилось на берег священное имя:
Мария! И тихо ушла, оставив нежнейшее кружево пены, и солнце из-за моря
брызнуло лучами, и на одно мгновение, на одну минуточку, стал я белой шхуной
с опущенными парусами. Где были звезды, пока единым словом не возжег их
владыка вселенной? Мадонна.
Магнус тихо окликнул меня:
- Куда ты? Там ее нет. Чего ты хочешь?
- Простите, дорогой Магнус, но я бы хотел видеть синьорину Марию.
Только на одну минуту. Мне не совсем хорошо, что-то сделалось с моей головой
и глазами. Вы улыбаетесь, дорогой Магнус, или это только кажется мне? Я
слишком долго смотрел на горящие дрова, и теперь мне трудно понять, что
передо мною. Вы сказали: Мария? Да, я хотел бы увидеть ее. Мы потом
продолжим наш интересный разговор, вы мне напомните, где мы остановились, а
пока я очень просил бы... Может быть, мы поедем на автомобиле в Кампанью?
Там так хорошо. И синьорина Мария...
- Сядь. Ты сейчас ее увидишь.
Но я еще не кончил мою околесицу - что за черт случился с моей головою!
Я еще долго плел ее и - теперь мне смешно вспомнить это! - раза два горячо
пожал неподвижную и тяжелую руку Фомы Магнуса: вероятно, он казался мне
отцом в ту минуту. Наконец я замолчал, стал кое-что соображать, но все еще
покорно по приказу Магнуса сел в кресло и приготовился внимательно слушать
его.
- Теперь ты можешь слушать? Ты очень разволновался, старина. Помни:
сознание! Сознание!
- Да, теперь могу. Я... все вспомнил. Продолжай, дружище, я слушаю.
Да, я вспомнил все, но мне было безразлично, что говорил и что будет
говорить Магнус: я ждал Марию. Вот как сильна была моя любовь! Почему-то
глядя в сторону и отбивая такт ладонью по столу, Магнус медленно и словно
неохотно произнес следующее:
- Слушай, Вандергуд. В сущности, для меня было бы всего удобнее просто
выгнать тебя на улицу с твоим идиотским Топпи. Ты хотел испытать все
человеческое, и я с удовольствием посмотрел бы на тебя, как ты зарабатываешь
хлеб. Вероятно, отвык, а? Интересно бы и другое: посмотреть, во что
превратится твое великолепное презрение, когда... Но я не зол. Странно
сказать, но во мне есть даже чувство маленькой благодарности за... твои
миллиарды и, кроме того, маленькая надежда. Да, надежда, что ты еще можешь
стать... человеком. И хотя это несколько свяжет меня, я готов взять тебя с
собою, но только - после некоторого испытания. Ты - все еще хочешь взять...
Марию?
- Да.
- Хорошо.
Магнус тяжело поднялся с кресла и направился к двери. Но на половине
дороги он внезапно повернулся ко мне и - до чего это было неожиданно со
стороны старого мошенника! - поцеловал меня в лоб.
- Сиди, сиди, старина. Я сейчас ее позову. Слуг сегодня нет в доме.
Последнее он договорил, лёгонько стуча в дверь. На мгновение показалась
голова одного из сотрудников и скрылась. Так же тяжело Магнус вернулся на
свое место и, вздохнув, сказал:
- Сейчас придет.
Мы молчали. Я неотступно смотрел на высокую дверь, и вот она открылась.
Вошла Мария. Я быстрыми шагами направился к ней навстречу и низко наклонился
над ее рукою. И Магнус крикнул:
- Не целуй руки!
27 мая
Вчера я не мог продолжать. Не смейся! Это простое сочетание простых
слов - не целуй руки! - кажется мне самым страшным из всего, что может
произнести человеческий язык. На меня они действуют магически, как заклятие.
Когда бы они ни прозвучали во мне, они прерывают меня, прекращают то
состояние, в каком я был, и переводят в новое. Если я говорил, я умолкаю,
как внезапно онемевший. Если я шел, я останавливаюсь. Если я стоял, я бегу.
Если они прозвучат во сне, то, как бы ни крепок был мой сон, я просыпаюсь и
больше уже не сплю. Очень простые, чрезвычайно простые слова: не целуй руки!
Теперь слушай, что было дальше. Итак: я наклонился над рукой Марии. Но
возглас Магнуса был так неожиданен и странен, в хриплом голосе его звучала
такая повелительность и даже страх, что нельзя было не подчиниться! Но я не
понял и с недоумением поднял голову, все еще держа руку Марии в своей, и
вопросительно взглянул на Магнуса. Он дышал тяжело - как будто уже видел
падение в пропасть - и на мой вопросительный взгляд тихо, слегка задыхаясь,
ответил:
- Оставь ее руку. Мария, отойди от него.
Мария высвободила руку и отошла в сторону, далеко от меня. Все еще не
понимая, я смотрел, как она отходила, уже стоял один, а все еще ничего не
понимал. На одно коротенькое мгновение мне стало даже смешно, напоминало
какую-то сцену из комедии, где влюбленные и сердитый отец, но тотчас же этот
нелепый смех погас, и я с покорным ожиданием устремил глаза на Магнуса.
Магнус медлил. Тяжело встав, он два раза прошел по комнате, потом
остановился прямо передо мною и, заложив руки за спину, сказал:
- При всех твоих странностях, ты порядочный человек, Вандергуд. Я тебя
ограбил (он так сказал!), но я не могу дальше позволять, чтобы ты целовал
руку у... этой женщины. Слушай! Слушай! Я уже сказал тебе, что ты должен
сразу и немедленно переменить твой взгляд на людей. Это очень трудно, я
сочувствую тебе, но это необходимо, дружище. Слушай, слушай! Ты был введен
мною в заблуждение: Мария - не дочь мне... вообще у меня нет детей. И... не
Мадонна. Она - моя любовница и была ею до вчерашней ночи...
...Теперь я понимаю, что Магнус был по-своему милосерд и погружал меня
в темноту с нарочитой медленностью. Но тогда я не понимал этого и, задыхаясь
медленно, дыша все короче, так же медленно терял сознание. И когда с
последними словами Магнуса во мне погас последний свет и непроницаемая тьма
объяла меня, я выхватил револьвер и несколько раз выстрелил в Магнуса. Не
знаю, сколько было выстрелов, помню только ряд смеющихся вспыхивающих
огоньков и толчков руки, дергавших ее кверху. Совершенно не помню, как и
когда вбежали сотрудники Магнуса и обезоружили меня. Когда я опомнился,
картина была такая. Сотрудников уже не было в комнате. Я глубоко сидел в
кресле у потухшего камина, волосы мои были мокры от воды, и над левой бровью
сочилась кровью небольшая ссадина. Воротничка на мне не было, и рубашка была
разорвана, был почти совсем оторван левый рукав, и мне все приходилось
подтягивать его кверху. Мария стояла на том же месте и в той же позе, словно
ни разу не двинувшись за все время борьбы. Удивило меня присутствие Топпи,
который сидел в углу и странно смотрел на меня. У стола, спиною ко мне,
стоял Магнус и наливал себе вино.
Когда я особенно глубоко вздохнул, Магнус быстро обернулся и сказал
странно обычным тоном:
- Хотите вина, Вандергуд? Теперь вам можно выпить стакан. Нате выпейте.
Видите, вы в меня не попали. Не знаю, радоваться этому или нет, но я жив.
Ваше здоровье, старина!
Я коснулся пальцем лба и пробормотал:
- Кровь...
- Пустое, маленькая ссадина, она сейчас подсохнет. Не надо трогать.
- Пахнет...
- Порохом? Да, но и это сейчас пройдет. Здесь Топпи, вы видите? Он
просил оставить его здесь. Вы ничего не будете иметь против, если ваш
секретарь останется при дальнейшем разговоре? Он очень предан вам.
Я взглянул на Топпи и улыбнулся. Топпи состроил гримасу и нежно
простонал:
- Мистер Вандергуд! Это я, ваш Топпи.
И заплакал. Этот старый черт, все еще пахнущий мехом, этот шут в черном
сюртуке, этот пономарь с отвислым носом, совратитель маленьких девочек -
заплакал! Но еще хуже то, что, поморгав глазами, заплакал и я, "мудрый,
бессмертный, всесильный!". Так плакали мы оба, два прожженных черта,
попавших на землю, а люди - я счастлив отдать им должное! - с сочувствием
смотрели на наши горькие слезы. Плача и одновременно смеясь, я сказал:
- А трудно быть человеком, Топпи?
И Топпи, всхлипнув, покорно ответил:
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг