жить князем в этом дворце. Будет свобода, будут дети и их смех, будет
простое земное счастье и любовь. Зачем я отдал деньги этому господину? Как
глупо!"
Искоса я взглянул на Магнуса, - и он показался мне чужим: "отберу
деньги!" Но дальше я увидел строгий лик моей Марии, - несоответствие ее
любви с этим планом маленького скромненького счастья было так велико и
разительно, что даже не потребовалось ответа. И сейчас эта мыслишка
вспомнилась случайно, как один из курьезов "топпизма" - я буду называть это
"топпизмом" в честь моего совершеннейшего Топпи.
И вечер был очарователен. По желанию Магнуса, Мария пела, и ты не
можешь представить того благоговения, с каким слушал ее Топпи! Самой Марии
он ничего не посмел сказать, но, уходя спать, долго и с выражением тряс мою
руку, потом так же долго и с выражением раскачивал большую руку Магнуса. Я
также поднялся, чтобы идти к себе.
- Вы еще будете работать, Магнус?
- Нет. Вы не хотите спать, Вандергуд? Пойдемте ко мне поболтаем.
Кстати, вам надо подписать одну бумагу. Хотите вина?
- О! С удовольствием, Магнус. Я также люблю ночные беседы.
Мы выпили вина. Магнус, что-то насвистывая без звука, бесшумно ходил по
ковру, я, по обыкновению, полулежал в кресле. Палаццо был безмолвен, как
саркофаг, и это напомнило ту беспокойную ночь, когда за стеною бесновался
сумасшедший Март. Вдруг Магнус громко сказал, не останавливаясь:
- Дело идет прекрасно.
- Да?
- Через две недели все будет кончено. Ваше пухлое и разбросанное
состояние, в котором можно заблудиться, как в лесу, превратится в ясный,
отчетливый и тяжелый золотой комок... вернее, в небольшую гору. Вы точно
знаете цифру ваших денег, Вандергуд?
- Оставьте, Магнус. Я не хочу знать. И это ваши деньги.
Магнус быстро взглянул на меня и резко подчеркнул:
- Нет, это ваши.
Я покорно пожал плечами: мне не хотелось спорить. Было так тихо, и мне
так нравилось смотреть на этого сильно и бесшумно шагающего человека - я еще
помнил его неподвижную и суровую спину, за которой впервые мне так ясно
представилось его сердце. Он продолжал после некоторого молчания:
- Вы знаете, Вандергуд, что кардинал был здесь?
- Старая обезьяна? Знаю. Что ему понадобилось?
- То же. Он хотел видеть вас, но я не стал отрывать вас от ваших
мыслей.
- Благодарю. Вы его выгнали?
Магнус сердито проворчал:
- К сожалению, нет. Не гримасничайте, Вандергуд.
Я уже говорил вам, что с ним необходимо быть осторожным, пока... мы
здесь. Но в том, что он старая, бритая, негодная, злая, жадная, трусливая
обезьяна, - вы совершенно правы!
- Ого! А выгнать нельзя?
- Нельзя.
- Я вам верю, Магнус. А чего надо этому королю, который благоволит на
днях посетить нас?
- Экс-король? Вероятно, того же. Вы сами должны его принять, конечно.
- Но в вашем присутствии? Не иначе. Поймите, дорогой друг, что с той
ночи я только ваш ученик. Вы находите, что нельзя выгонять старой обезьяны?
Прекрасно, пусть остается. Вы говорите, что надо принять какого-то
экс-короля? Прекрасно, примем. Но я позволю линчевать себя на первом фонаре,
если я знаю, зачем это надо.
- Вы опять несерьезны, Вандергуд.
- Нет, я очень серьезен, Магнус. Но, клянусь вечным спасением, я
решительно не знаю, что мы делаем и что будем делать? Я не упрекаю вас, я
вас даже не спрашиваю: как я уже сказал, я вам верю и всюду следую за вами.
Чтобы вы снова не упрекнули меня в легкомыслии и непрактичности, добавлю
деловую подробность: залогом служит мне Мария и ее любовь. Да, я еще не
знаю, куда вы обратите вашу волю, на что вы захотите истратить вашу энергию,
в неистощимости которой я убеждаюсь с каждым новым днем, к каким замыслам и
целям приведет вас или уже привел ваш опыт и ум, - но одно для меня
несомненно: это будут огромные дела, это будут великие цели. И возле вас
всегда найдется дело и для меня... во всяком случае, это будет лучше моих
безмозглых старух и шести слишком умных секретарей. Почему вы не хотите
верить в мою скромность, как я верю в ваш... гений? Вообразите, что я
пришелец с какой-то другой планеты, с Марса, например, и теперь хочу самым
серьезным образом проделать опыт человека... это очень просто, Магнус!
Несколько мгновений Магнус хмуро смотрел на меня - и вдруг рассмеялся:
- Нет, вы действительно пришелец с какой-то планеты, Вандергуд!.. А
если ваше золото я употреблю на зло?
- Зачем? Разве это так интересно?
- Гхм... Вы думаете, что это неинтересно?
- Да и вы думаете так же. Для маленького зла вы слишком большой
человек, как и миллиарды слишком большие деньги, а большое зло... честное
слово, я еще не знаю, что это значит большое зло? Может быть, это значит:
большое добро? Среди недавних моих размышлений, когда я... одним словом,
пришла такая странная мысль: кто приносит больше пользы человеку: тот, кто
ненавидит его, или тот, кто любит? Вы видите, Магнус, как я еще несведущ в
человеческих делах и как я... готов на все.
Уже без смеха и с крайним, как мне показалось, любопытством Магнус
всего меня измерял глазами, будто решая вопрос: сидит ли перед ним сплошной
дурак или первейшая умница Америки. Судя по его вопросу, он был ближе ко
второму мнению:
- Значит, если я верно понял ваши слова, - вас ничто не устрашит, м-р
Вандергуд?
- Думаю, что ничто.
- А убийство... много убийств?
- Вы помните, где вы наметили вашим рассказом о мальчике границу
человеческого? Чтобы не произошло ошибки, я еще на несколько километров
отодвинул ее вперед - этого хватит?
В глазах Магнуса выразилось что-то вроде уважения... черт его возьми,
однако! - он, кажется, действительно принимал меня за простофилю. Продолжая
быстро ходить по комнате, он несколько раз пытливо, точно желая вспомнить и
проверить мои слова, взглянул на меня - и быстрым движением коснулся моего
плеча:
- Вы занятная голова, Вандергуд. Жаль, что я не знал этого раньше.
- Почему жаль?
- Так, пустое. Нет, мне интересно, как вы будете говорить с королем:
наверное, он предложит вам очень большое зло. А большое зло - большое добро,
не так ли? - Он рассмеялся и дружески кивнул мне:
- Не думаю. Скорее, он предложит мне большую глупость.
- Гхм!.. А большая глупость не есть ли большой ум? - И, он снова
рассмеялся, но вдруг нахмурился и серьезно добавил: - Не обижайтесь,
Вандергуд. Мне очень понравилось, что вы говорили, и это хорошо, что вы ни о
чем меня не спрашиваете: сейчас я не мог бы ответить на ваши вопросы. Но
кое-что могу сказать и сейчас... в общих чертах, конечно. Вы слушаете?
- С большим вниманием.
Магнус сел против меня и, отхлебнув вина, спросил с видом странной
сосредоточенности:
- Как вы относитесь к взрывчатым веществам?
- С большим уважением.
- Да? Похвала холодная, но большего они и не стоят. А было время, когда
я готов был молиться динамиту, как откровению... этот шрамик на лбу один из
следов моего юношеского увлечения. С тех пор я сделал большие успехи в химии
и во многом другом, - и это охладило мою страсть. Недостаток всякого
взрывчатого вещества, начиная с пороха, заключается в том, что взрыв
действует на ограниченном пространстве и поражает только ближайшие предметы:
для войны этого, пожалуй, достаточно, но этого мало для более широких задач.
Кроме того, как сила узкоматериальная, динамит или порох требует для себя
непрерывно направляющей руки: сам по себе он глуп, слеп и глух, как крот.
Правда в мине Уайтхеда есть попытка скопировать сознание, позволяющая
снаряду самому исправлять свои небольшие ошибки и как бы видеть цель, но это
лишь жалкая пародия на глаза...
- А вы хотели бы, чтобы ваш "динамит" имел сознание, волю и глаза?
- Вы правы, я этого хотел. И мой новый динамит все это имеет: волю,
сознание и глаза.
- Я еще не знаю цели, но это... страшно.
Магнус хмуро улыбнулся:
- Страшно? Боюсь, однако, что ваш страх перейдет в смех, когда я назову
вам имя моего динамита. Это человек. Вы еще не рассматривали человека под
этим углом, Вандергуд?
- Сознаюсь, что нет. Как и динамит под углом психологии. Но мне вовсе
не смешно.
- Химия! Психология! - сердито воскликнул Магнус. - Это все оттого, что
знания разделены и рука с полными десятью пальцами сейчас редкость. Вы, и я,
и ваш Топпи - все мы снаряды, одни уже начиненные и готовые, другие - еще
нуждающиеся в зарядке. И весь вопрос в том, вы понимаете, как зарядить
снаряд, а главное: как взорвать его? Вы знаете, конечно, что для различных
препаратов требуются и особые способы взрыва.
Я не стану приводить здесь той лекции о взрывчатых веществах, что с
величайшим жаром и увлечением прочел мне Магнус: мне впервые пришлось
увидеть его в таком волнении. Несмотря на захватывающий интерес темы, как
выражаются мои друзья-журналисты, я слушал только наполовину и больше
разглядывал череп, вмещающий в себе столь обширные и опасные знания. В силу
ли внушения, которое шло от Магнуса, или от простого утомления этот круглый
череп, сверкающий огнями глаз, постепенно стал превращаться в моих глазах в
настоящий взрывчатый снаряд, в готовую бомбу с светящимся фитилем... Я
вздрогнул, когда Магнус небрежно бросил на стол тяжелый предмет, похожий на
брусок серо-желтоватого мыла, и невольно вскрикнул:
- Что это?
- По виду - мыло или воск. По силе - это Дьявол. Достаточно половины
этого бруска, чтобы стереть с поверхности храм святого Петра. Но это
капризный Дьявол. Его можно бить, рубить на части, жечь в печке, и он
останется безмолвным: динамитный патрон разорвет его, но не вызовет гнева. Я
могу бросить его на улицу, под ноги лошадей, его будут грызть собаки, им
станут играть дети, - и он останется равнодушным. Но стоит мне кольнуть его
током высокого напряжения - и ярость его взрыва будет чудовищна, безмерна!
Сильный, но глупый Дьявол!
С той же небрежностью, почти презрением Магнус бросил своего Дьявола
обратно в ящик стола, откуда его достал, и сурово уставил на меня свои
темные глаза. Я слегка развел бровями:
- Вижу, что вы знаете ваш предмет в совершенстве, и этот капризный
дьявол мне очень нравится. Но я хотел бы слышать от вас о человеке.
Магнус засмеялся:
- А разве не о нем я говорил? Разве история этого куска мыла не есть
история вашего человека, которого можно бить, жечь, рубить, бросать под ноги
лошадей, отдавать собакам, разрывать на части, не вызывая в нем ни ярости,
ни разрушающего гнева? Но кольните его чем-то - и его взрыв будет ужасен...
как вам это известно, мой милый Вандергуд!
Он снова засмеялся и с наслаждением потер свои большие белые руки: едва
ли он помнил в эту минуту, что на них уже есть человеческая кровь. Да и надо
ли это помнить человеку? Помолчав, сколько требовало уважение к предмету, я
спросил:
- А вам известно средство, как взрывать человека?
- Известно.
- А вы не нашли бы возможным сообщить его мне?
- К сожалению, это не так легко и не так удобопонятно, как ток высокого
напряжения... пришлось бы слишком много говорить, дорогой Вандергуд.
- А коротко?
- А коротко... Надо обещать человеку чуда.
- И это все?
- И это все.
- Опять обман? Старая обезьяна?
- Опять обман. Но не старая обезьяна, не крестовые походы, не
бессмертие на небе. Теперь время иных чаяний и иных чудес. Он обещал
воскресение всем мертвым, я обещал воскресение всем живым. За Ним шли
мертвые, за мною... за нами пойдут живые.
- Но мертвые не воскресли. А живые?
- Кто знает? Надо сделать опыт. Я еще не могу посвятить вас в деловую
сторону, но предупреждаю: опыт должен быть в очень широких размерах. Вас это
не страшит, м-р Вандергуд?
Я неопределенно пожал плечами. Что мог я ответить? Этот господин,
носящий на плечах бомбу вместо головы, снова расколол меня на две половины,
из которых человек - увы! - был меньшей половиной. Как Вандергуд я
испытывал - сознаюсь без стыда - жестокий страх и даже боль: как будто сила
и ярость чудовищного взрыва уже коснулась моих костей и ломает их... ах, где
же мое безоблачное счастье с Марией, где великое спокойствие, где эта
чертова белая шхуна? Но как великое и бессмертное любопытство, как гений
игры и вечного движения, как жадный взор никогда не закрывающихся глаз я
почувствовал - сознаюсь также без стыда - сильнейшую радость, почти восторг!
И, ежась от сладкого холода, я невольно пробормотал:
- Как жаль, что я не знал этого раньше.
- Почему жаль?
- Так, пустое. Не забывайте, что я пришлец с другой планеты и только
знакомлюсь с человеком. Так как же мы поступим с этой планетой, Магнус?
Он снова рассмеялся:
- Вы большой чудак, Вандергуд! С этой планетой? Мы устроим на ней
небольшой праздник. Но довольно шуток, я их не люблю. - Он сердито
нахмурился и строго, как старый профессор, посмотрел на меня... Манеры этого
господина не отличались легковесностью. Когда ему показалось, что я стал
достаточно серьезен, он благосклонно кивнул головой и спросил: - Вы знаете,
Вандергуд, что вся Европа сейчас в очень тревожном состоянии?
- Война?
- Возможно, что и война, ее все тайно ожидают. Но война, как преддверие
в царство чуда. Понимаете: мы слишком долго живем простой таблицей
умножения, мы устали от таблицы умножения, нас охватывают тоска и скука от
этого слишком прямого пути, грязь которого теряется в бесконечности. Сейчас
мы уже все хотим чуда, а скоро наступит день, когда мы потребуем чуда
немедленно! Не я один хочу опыта в больших размерах - его готовит сам мир...
ах, Вандергуд, поистине не стоило бы жить, если бы не эти крайне любопытные
моменты! Крайне любопытные! - Он жадно потер руки.
- Вы довольны?
- Как химик, я в восторге. Мои снаряды уже начинены, сами того не
зная, - но они узнают это, когда я приложу мой фитиль к затравке. Вы
представляете себе это зрелище, когда начнет взрываться мой динамит с его
сознанием, волей и глазами, находящими цель?
- А кровь? Быть может, мое напоминание неуместно, но когда-то вы с
большим волнением говорили о крови.
Магнус остановил на мне долгий взгляд: что-то вроде страдания
выразилось в его глазах. Но это не было страдание совести или жалости - это
была боль взрослого и умного человека, мысли которого перебиты глупым
вопросом ребенка:
- Кровь? - сказал он. - Какая кровь?
Я повторил ему тогдашние его слова и рассказал мой странный и
неприятный сон о бутылках, наполненных кровью вместо вина и так легко
бьющихся. Утомленно, с закрытыми глазами, он выслушал мой рассказ и
продолжительно вздохнул.
- Кровь! - пробормотал он. - Кровь! Это глупости. Тогда я много
наболтал вам пустяков, Вандергуд, и их не следует вспоминать. Впрочем, если
это страшит вас, то еще не поздно.
Я решительно возразил:
- Меня ничто не страшит. Как уже сказано, я всюду иду за вами. Это
протестует моя кровь - понимаете? - а не сознание и воля. Вероятно, я буду
первым, кого вы обманете: я также хочу чуда. Разве не чудо - ваша Мария? За
эти дни и ночи я повторил всю таблицу умножения, и она мне ненавистна, как
тюремная решетка. С точки зрения вашей химии я вполне начинен и прошу вас
только об одном: поскорее взорвите меня!
Магнус сурово согласился:
- Хорошо. Через две недели. Вы довольны?
- Благодарю вас. Могу я надеяться, что тогда и синьорина Мария станет
моей женою?
Магнус усмехнулся:
- Мадонна?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг