среди шумной толпы, заполнившей зал таверны.
Сигмон вскочил на скамью, высматривая беглеца, но его нигде не было
видно. Слева жадно глотала пиво компания лесорубов, справа две подвыпившие
шлюхи охмуряли пьяного вдрызг служивого из городской стражи, а из толпы
собравшейся посреди зала доносились шумные крики. Некто громогласно
утверждал, что он хозяин лесопилки и требовал, чтобы всех угостили за его
счет. Вокруг крикуна толпились любители бесплатного угощения, толкаясь и
шумно споря, кто тут стоял первым. Все были при деле, все на месте, а вот
беловолосого мошенника нигде не было видно.
Сигмон выругался от всей души и спрыгнул на пол. Хотелось разгромить к
хренам собачьим всю таверну, набить морду первому попавшемуся под руку и тем
утолить жажду крови. Где-то глубоко внутри глухо ворчалось чудовище,
подбивая на драку.
Сигмон глубоко вдохнул, поднял руку и провел по лицу, словно стирая
гнев и ярость. Он не поддался. Устоял.
Брезгливо отряхнув руку, словно на ней и, правда, что-то было, он сел
на лавку, замотал меч тряпками и бросил на стол. Плюнул со злости на пол и
раскрыл кошель. Там, в самом уголке, тускло поблескивал одинокий медяк,
чудом сохранившийся после расчета с мошенником. Было ясно, что его не хватит
ни на ночлег, ни на завтрашний обед.
-Эй! - отчаянно крикнул тан, нащупывая золотой, спрятанный в поясе. -
Несите пива! Нет! Несите вина и колбасы! И живее!
Было больно, обидно и гадко. Настроение испортилось окончательно, и
Сигмон желал только одного - залить скопившуюся на душе мерзость добрым
глотком вина, чтобы забыть хоть на время о бедах и обидах. Прах побери этот
городок, лес, алхимиков и всех мошенников разом.
***
Развязывать тесемки на портах одной рукой - дело сложное. Особенно
когда в тебе сидит пара кувшинов молодого крепкого вина. Сигмон и
представить себе не мог, что это так сложно. И забавно. Выбравшись на свежий
воздух и пристроившись к задней стене таверны, он теребил завязки
непослушными пальцами, но никак не мог распустить их. Левой рукой он держал
меч - он был еще не настолько пьян, чтобы оставить его в таверне, где полным
полно проходимцев - и светловолосых и чернявых. Завязки никак не
поддавались, тан привалился плечом к бревенчатой стене и сдавленно хихикнул.
Ему стало смешно. Подумать только - обмочился, потому что не смог спустить
штаны. Вот умора.
Пальцы не слушались. Безвольные, набухшие, и мягкие как деревенские
сосиски, они заплетались в причудливые узлы, но толку от этого было мало.
Прошло довольно много времени, прежде чем Сигмон сообразил, что можно
поставить меч к стене и тогда освободиться вторая рука. Он снова захихикал и
даже наклонился, чтобы выполнить задуманное. В этот момент его и ударили в
спину.
Глухо звякнула сталь кинжала, ломаясь о шкуру чудовища. Сигмона бросило
вперед, он упал на колени и сразу получил пинок в зад. Растянувшись на
земле, он перевернулся на спину, попытался выставить вперед меч, но на него
навалился кто-то тяжелый, воняющий пивом и чесночной колбасой. Он сам
наделся на выставленный меч, сел на него грудью, прочно и уверенно, как
бабочка на булавку. Клинок беззвучно вышел у него из спины и заблестел в
лунном свете. Нападавший сдавленно булькнул, харкнул кровью в лицо тану и
осел на него.
Сигмон вскрикнул, спихнул с себя мертвое тело, вытянул из него клинок,
сел, и только тогда заметил второго бандита. Тот не терял времени - уже
навис над жертвой, занося на его головой длинный мясницкий нож.
От испуга Сигмон взбрыкнул, задергался, и тело заработало само, как
хорошо отлаженный механизм. Левая нога вскинулась, ударив нападавшего в пах
каблуком сапога. Тот согнулся пополам, и тогда тан взмахнул мечом, целя в
выпученные глаза.
Голова душегуба сорвалась с плеч и глухо стукнула в бревна стены.
Фонтан крови плеснул к небу, оросил тана кровавым дождем и с глухим плеском
обрушился на утоптанную землю.
Сигмон рывком откатился сторону, прижался спиной к стене таверны и
выставил вперед меч. Левой рукой он попытался вытереть лицо - чужая кровь
заливала глаза, - но только еще больше размазал по лицу теплую жижу.
Заслышав шорох, он дернулся, взмахнул клинком... Никого. Больше никого.
Только два тела бьются в конвульсиях, жутко хлюпая в лужах собственной
крови.
Сигмон встал на колени и отер лицо рукавом. Хмель мгновенно выветрился
из головы, пиво и вино выступили потом на лбу, на спине, в подмышках. Ручьи
пота стекали по пояснице, прямо на задницу. Стало жарко, словно на летнем
полуденном солнышке.
Держась за стену, тан встал, чувствуя как трясутся ноги. Никакого
солнышка. На дворе ночь, на земле два трупа, а из-за стены доносится рев
пьяных горожан. Вот кто-то еще вышел из таверны, отчаянно браня жадного
хозяина, не наливающего в долг. Еще миг и он завернет за угол, чтобы
справить нужду.
Сигмон подобрался, готовясь бежать. Двойное убийство - не шутки. Его
увидят, схватят, скрутят и потом вряд ли удастся доказать что ты - невинная
жертва. Невинным жертвам никогда это не удается, особенно когда они чужаки в
маленьком городке. Его не будут судить за убийство, этого не понадобится.
Как только дознаватели увидят его шкуру, в ход тут же пойдут кандалы и
огонь. Пусть здесь глухомань и никто не знает о его побеге. Но разбираться с
ним местные не будут, спалят на костре и все дела. В лучшем случае -
отправят в ближайший город, оттуда - в Вент, а там недалеко и до
разделочного стола коллегии магов. На этот раз с ним не станут церемониться.
Второго шанса на побег ему никто не даст, ни тюремщики, ни судьба.
Сигмон с отчаяньем подумал, что мог бы пробиться сквозь толпу, разя
противников мечом, но после кровавой бойни, на него объявят охоту, как на
дикого зверя и начнут преследовать везде, где только увидят. Но это было не
главным, нет. Он просто не хотел становиться чудовищем. Не хотел без нужды
проливать человеческую кровь.
За углом утробно взвыли, уже на два голоса, желая кому-то сплясать на
пеньковой веревке веселый танец. Еще минута и они доберутся до угла, увидят
покойников и взъерошенного выпивоху с обнаженным мечом. На размышления
оставался всего лишь миг.
Тан решился. Другого выхода у него просто не было. Стало страшно, до
жути, до икоты, но больше ничего он придумать не смог.
Развернувшись, Сигмон бросился к лесу. Весь в грязи, в чужой крови и в
дерьме, он в два прыжка очутился у зарослей, проломился сквозь них как дикий
зверь, и бросился в глубь леса, не разбирая дороги.
***
Проснулся он от холода, кусавшего за голые руки. Заворочался, завозился
в куче листвы, пытаясь натянуть отсутствующее одеяло и вдруг рывком сел,
схватившись за рукоять меча.
В первое мгновенье тан попытался понять - где он. Кругом только лес,
сырой и враждебный, таящий в себе угрозу. Но в следующий миг он все вспомнил
и застонал, прикрыв глаза ладонь. Сигмон вспомнил, что произошло у таверны,
и как потом сбежал из города и долго бродил в темноте. Это не стало помехой,
он хорошо видел в темноте, но ночь в лесу, это - ночь в лесу. Шарахаясь от
каждой тени, прислушиваясь к подозрительным шорохам, он, наконец, устал и
забился под раскидистый куст лещины. Измученный и обессиленный, сразу
зарылся в кучу листьев, прикрылся нижними ветками и заснул.
Судя по лучам солнца, пробивавшимся сквозь зеленую крышу листвы, утро
было в самом разгаре. Лес по-прежнему молчал, но тан чувствовал напряжение и
угрозу, исходящие из темной чащи. Он не знал, что это такое, но ему стало на
редкость неуютно. Быть может, после ночного приключения он стал слишком
мнителен, быть может, это только воображение разыгралось. Но тан не хотел
оставаться здесь. Нужно было уходить.
Кустарник рос так густо, что Сигмон без труда определил откуда он вчера
пришел. Продираясь сквозь заросли, он оставил за собой широкий след заметный
с первого взгляда.
Уронив клинок в листья, тан закрыл лицо ладонями. Голова болела. Не то
что бы сильно, но любое движение рождало неприятные волны боли. Мутной лужей
они плескались в голове, и гулко бились в виски. От него пахло кровью и
дерьмом. Грязный как свинья, что искупалась в луже, он сидел посреди леса,
под кустом, и не знал, что делать дальше.
Пробираться одному сквозь лес - неимоверная глупость. Даже если
представить, что слухи о чудовищах лживы, ему все равно не выжить. Он просто
заблудится в лесу, и будет блуждать по темным аллеям до скончанья веков,
питаясь тем, что найдет. Это в лучшем случае. В худшем - его быстро съест
какая-нибудь неразборчивая в еде тварь или прикончат контрабандисты, приняв
за шпиона стражи.
Но и возвращаться нельзя. Снова попасть в застенки, к магам? Нет. Лучше
умереть с клинком в руке. Судьба предмета для магических опытов Сигмона не
привлекала. Он попробовал один раз - спасибо больше не надо.
Голова просто раскалывалась от боли. В ушах стоял гул и страшно мешал
думать. Сигмон попытался сосредоточиться, но потом вскинул голову и
прислушался. Странный шум не пропадал. Он напоминал гудение осиного гнезда,
а то и целого полка разъяренных шершней. Шум то нарастал, то пропадал и
вот - совсем оборвался...
В туже секунду Сигмон понял, что слышит голоса людей. Это был гул
толпы, рассерженной, кричащей, возмущенно орущей, толпы. Выходит, он ушел от
города не так уж далеко.
Подобрав клинок, тан поднялся на ноги и ухватился за ветки куста,
пережидая приступ головокружения. Он вдохнул холодный воздух полной грудью,
и в голове сразу прояснилось. Сердце забилось чаще, кровь хлынула по жилам,
и он окончательно проснулся. От боли не осталось и следа, как и от
головокружения. Похоже, тело чудовища и здесь себя проявило. Тан покачал
головой, потом шагнул вперед, и стал пробираться сквозь заросли,
ориентируясь на шум толпы.
Он решил, что только одним глазком глянет - что там происходит. Быть
может, каким-нибудь чудесным образом все разъяснилось и ему можно будет
вернуться в город? Нет, шансы на такой благополучный исход дела ничтожно
малы. Для этого понадобилось бы настоящее чудо. Но с другой стороны - его
никто не видел. Конечно, он единственный чужак в городе, и первым делом всю
вину попытаются свалить на него. И в этот раз, как ни странно - заслужено.
Пробираясь сквозь кусты, тан думал о том, разумнее всего было бы
отсидеться в лесу. Между яростью лесных чудовищ и яростью человеческой
толпы, он бы выбрал первое. С чудовищами совладать легко. Можно
договориться, или погрозить друг другу и разойтись мирно. В крайнем случае,
сойтись один на один, в честном бою. С толпой такой номер не пройдет. И все
же он шел вперед, к людям, прочь из этого странного леса, от которого веяло
бедой.
Когда меж деревьев показался просвет, в котором просматривались
остроконечные крыши, Сигмон припал к земле. Дальше он полз как уж, стараясь
не отрываться от густой травы - только так можно было остаться незамеченным.
Попадаться на глаза горожанам он не собирался, сначала нужно было узнать,
что там происходит.
Добравшись до самого края лесных зарослей, до последних деревьев и
кустов, тан поднялся на колени и выглянул из-за дерева.
Ему повезло. Он оказался позади толпы и сразу увидел плотный строй
спин. Людей собралось много - сотни две, не меньше. Они запрудили окраину
города выходящую к лесу, да так плотно, что яблоку некуда было упасть. И
все, как один, смотрели на самый край леса, где кучкой стояли вооруженные
стражники и пара разодетых в парчу и шелка горожан.
Толпа не стояла спокойно, она колыхалась как грязная вода в бадье. Люди
разговаривали, ссорились, кричали, улюлюкали. Топтались на месте, толкались,
подрезали кошельки, выпивали, целовались - в общем, занимались всем тем, чем
занимаются две сотни горожан, собравшись в одном месте в одно время.
Такое сборище может означать только одно - случилось что-то важное. К
сожалению, Сигмону не было видно - что. Он встал, вытянулся, но не смог
ничего разобрать. Сначала он опасался, что горожане собрались поохотиться на
него, затравить как дичь, но теперь стало ясно, - до этого еще далеко. Те,
кто собираются на охоту, обычно не торчат на краю города лузгая семечки и
пялясь на стражников.
Тан скользнул обратно в заросли и стал подбираться ближе к центру
действия. Он старался идти бесшумно, но этого и не требовалось, - людское
море шумело почти как настоящее: гудело, пришлепывало, порыкивало и
недовольно ворчало.
Вскоре он стал разбирать слова - и одобрительные восклицания и брань.
Подобравшись ближе, он увидел поваленное дерево, давно заросшее мхом, и
встал на него обеими ногами. Теперь ему, наконец, стало хорошо видно, что
заставило собраться горожан на краю леса. Слышно отсюда было тоже хорошо.
Сигмон привстал на цыпочки и разглядел все, что хотел.
На самом краю леса росло огромное дерево похожее на древний дуб. Одна
из ветвей, мощная деревянная ручища, тянулась в сторону города. Через нее
была перекинута толстая веревка. Внизу, в окружении стражников, на высоком
деревянном чурбаке, стоял человек с завязанным ртом и скрученными за спиной
руками. Говорить он не мог, но судя по отчаянным гримасам, веревочная петля
болтавшаяся напротив лица, не вызывала у него восторга.
Разглядев знакомые белые лохмы, Сигмон злорадно усмехнулся. Мошенник
полуэльф попал в руки правосудия, и, судя по настроению толпы, вскоре должен
был получить по заслугам. В драной холщовой рубахе, в порванных портах, с
синяками на лице, он выглядел самым настоящим преступником. Босые ноги
заметно дрожали. И не случайно - были горожане настроены серьезно, а процесс
казни отлажен до мелочей: ветка, через которую перекинута веревка, сильно
ободрана. Это, по мнению Сигмона, свидетельствовало о том, что ею часто
пользовались. Именно в таких случаях.
Десяток стражников в старых кольчугах, начищенных по случаю казни,
наставили на пленника длинные копья. Рядом с чурбаком стоял палач - кожаный
капюшон с прорезями для глаз говорил о его профессии лучше всяких герольдов.
Рядом с ним стоял бородатый толстяк с пергаментом в руках, а за его плечом
возвышался седобородый старик с золотой цепью на шее - то ли судья, то ли
городской глава.
Отрадное зрелище. Что может быть лучше, чем вид поверженного врага?
Сигмон снова ухмыльнулся и поднялся на цыпочки, чтобы ничего не пропустить.
Как раз в этот момент толстяку со свитком удалось перекричать толпу, и
ближайшие к нему ряды затихли. Следом примолкли и остальные.
-Граждане города Сагема! - выкрикнул толстяк. - Как я говорил,
обвиняемый пойман на месте преступления и его вина полностью доказана.
-Вдернуть его! - крикнули из толпы, и остальные поддержали его
одобрительным ревом.
-Тихо! Тихо! - заорал толстяк, да так, что его щеки покраснели. - У нас
тут суд, а не расправа. Потерпите немного.
Он вытер вспотевший лоб огромным клетчатым платком и продолжил:
-Найдено и орудие преступления.
Палач поднял руку и в ней блеснул огромный мясницкий нож.
-На самом обвиняемом найдена кровь жертв. Кроме того, ясен и мотив.
Эльфы - старые враги людей и до сих пор их ненавидят. Этот выродок пробрался
к нам в город с целью посеять средь мирных граждан Сагема смуту и раздор. И
даже совершил убийство.
-Смерть ему! - снова крикнули из толпы. - Смерть выродку!
Толпа заулюлюкала и засвистела. Из первых рядов вылетело несколько
комьев грязи. Все до единого попали в цель, превратив рубаху эльфа в
пятнистое полотно.
-Тише! - закричал толстяк. - Тише, сучьи дети, дайте закончить
процедуру!
Толпа не успокаивалась. Самый горластый, тот, что орал громче всех,
выкрикнул старую частушку:
-Эльфы повсюду разносят заразу!
-Эльфа увидел - убей его сразу! - хором поддержала толпа.
Сигмон поморщился и вдруг понял, что не испытывает ни малейшей радости,
наблюдая за толпой. Злорадство давно прошло, от него не осталось и следа.
Внутри вдруг стало пусто, а в горле пересохло, и тан судорожно сглотнул. Он
понял что происходит - эльфа собирались вздернуть за то, что совершил сам
Сигмон. Нет, он не испытывал к мошеннику теплых чувств, но вешать одного за
провинность другого - это несправедливо. Алхимик не виновен, его даже не
было рядом, когда случилось убийство. Палачи не могли этого не знать, даже
полный идиот мог понять, что тех двоих прикончили вовсе не мясницким ножом.
Значит, эльф просто подвернулся под руку, и на нем решили отыграться. Его
собираются убить за то, что он чужак. За то, что он не такой как все, потому
что в нем течет другая кровь. Это неправильно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг