- Полный? - спрашивает.
- Полный, - говорю.
- Пять тысяч твои, - радуется он, - как в банке. Хочешь чеком, хочешь
наличными.
- А сколько ты взял за товар, который мы семь лет назад с витрин у Тардье
увели?
- Не помню, - говорит, - такого случая.
- А я тебе напомню. Два миллиона моих ты взял плюс долю Гориллы и Кэпа.
Вот и настало время баланс подвести.
Он даже осел, как тесто, которое встряхивают.
- Термигло?
- Он самый, - говорю.
- Не похож.
- А мне, - говорю, - в Брюсселе другую фотокарточку сделали. - И тут мне
смешно стало, как его жиры-шины от страха заерзали.
Впрочем, он быстро оправился.
- Все равно, - говорит, - тебе не жить, Термигло. У меня сила, у меня
деньги, на меня все твои "парнишки" молятся и весь город в кулак зажат. Оставь
чемодан, бери десять тысяч и уходи, пока я не передумал.
- Как же я уйду, - говорю, - когда я семь лет об этой встрече мечтал. Ночи
не спал, всю эту сцену играл, репетировал до утра, до рассвета.
- Ну и отыгрался, - хохочет он, - ты же под мушкой сидишь. А двинешься,
так две встречные автоматные очереди сразу прошьют - вздохнуть не успеешь. У
меня и нога на спусковом механизме.
Я знал, что он не блефует - кибернетика. Только у меня мозги в голове, а у
него овсянка. На спусковой механизм он нажал, но поздно. Лишь мгновение, доля
секунды, спасительная долечка понадобилась мне, чтобы нырнуть под стол. Ноги
мои были уже на полу, как две обещанные очереди грохнули, встретились и
отрикошетили от пластмассовых стен. И под аккомпанемент их я сильно дернул на
себя завалившееся в кресле тело. Джакомо даже не сопротивлялся, он просто
ничего не понял, не успел понять до моего рывка, стащившего его под
стол-саркофаг. И тут я зажал пальцами его горлошину. Он уже не дышал.
Не подымаясь, я отшвырнул ногой чемодан к двери, проверяя, не заговорят ли
замаскированные огнестрельные дула. Но кибернетика на этот раз не сыграла:
направленность выстрелов была однозначной, да и спусковой механизм уже не
действовал. Тогда я вылезаю из-под стола и вижу... Нидзевецкого,
распластанного на алмазной россыпи.
Он явно умирает, ему не хватает воздуха. Наклоняюсь к нему и слышу его
любимую строчку о червонных маках на Монтекассино.
- Он уже мертв, - заключает растрепанный интеллигент-физик.
Девчонка плачет.
А надо не плакать, а бежать. Кто знает, а вдруг то, что мне почудилось,
возьмет да получится. Я оглядываюсь и вижу темную дыру выхода в нескольких
метрах от нас. Не задумываясь, набиваю чемодан камешками с россыпи - и кто их
рассыпал здесь, как гальку на пляже? - и бегу.
- Выход, - кричу, - выход открылся! Не зевай, сердобольные! Труп все равно
с собой не потянешь
Добежал и нырнул в знакомую дымку прохода.
В родном пространстве. Этта Фин
Я обернулась. Гвоздь, спотыкаясь и подпрыгивая, неловко бежал от нас по
хрустящим осколкам. Бежал к темному облачку, похожему на дым от костра, какой
бывает, когда мокрые сучья только дымят, а не разгораются. Мамочка моя! Да
ведь это и есть выход, о котором он только что кричал, набив полный чемодан
хрусталиков или алмазов. А я с Берни и внимания не обратила на эту его
выходку. Берни даже не оглянулся, прижался ухом к груди Нидзевецкого, словно
все еще надеялся, что в нем не угасла жизнь.
- Берни, - позвала я. - Гвоздь бежит к выходу.
- К выходу? - не понимая, откликнулся он. - К какому выходу? Отсюда? Ты
думаешь, это выход?
- А если да?
Берни растерянно оглянулся на мертвое тело товарища: что, мол, с ним будем
делать? Я пожала плечами. Мертвого не воскресишь. А тащить его по этому
страшному коридору, прижимаясь к упругой "стенке", все время стараясь уберечь
себя от встречной воздушной струи? Сумеем ли?
- А что же делать? - спросил Берни.
- Ты уверен, что он мертв?
- Теперь да. Сердце остановилось. Ни дыхания, ни пульса нет.
- Так похороним его здесь. Засыплем этой хрустальной щебенкой.
Так мы и сделали, торопясь и все время оглядываясь, не исчезло ли облачко.
Но серый дымок от невидимого костра в десяти метрах от нас все еще неподвижно
висел, едва касаясь сверкающей под ним россыпи.
- Гвоздь полный чемодан ими набил, - сказала я, бросив на могилу последнюю
горсть алмазов; тогда я все еще не знала, как называть эти похожие на
неотшлифованные бриллианты камешки.
Берни с сердцем отшвырнул свой чемодан ногой.
- А мы не будем! Я тебе потом скажу, что это за камни. Боюсь, что сходство
с бриллиантами, хотя и полное на первый взгляд, все-таки кажущееся. Я взял с
собой для исследования горстку.
Я тоже сунула в карман жакета несколько камешков покрупнее, и мы побежали
к дымчатому облачку, в котором только что исчез, буквально растаял Гвоздь. Оно
сомкнулось и вокруг нас, но исчезли уже не мы, а все окружающее с почти
невыносимым блеском хрустальных скал, уступов и россыпей, заменявших здесь и
небо и землю. Мы же увидели знакомый темный тоннель с упругими, почти
неощутимыми "стенами", к которым нельзя было прижаться, но в которые можно
было вдавиться, втиснуться, как в поролоновый ковер, отвечавший мягким,
упругим сопротивлением, едва вы ослабляли ваши усилия. Два встречных воздушных
потока шли в том же направлении: слева - встречая нас, справа - легонько
подталкивая сзади. Ощущение было то же, как и тогда, когда мы вошли в этот
тоннель из нашего пространства и времени, словно эту длинную кишку повернули
на сто восемьдесят градусов, и сердце снова спасало нас от участи остаться
здесь навсегда. Я филолог, а не естественник и потому даже не пыталась искать
объяснений этому феномену, столь же загадочному, как и все происшедшее.
В полутьме коридора Гвоздя уже не было видно, должно быть, он спешил, не
оглядываясь и не окликая нас, торопясь скорее добраться до выхода. Но Берни не
спешил. Удивительно чуткий и внимательный человек. Даже в самых необычных и
рискованных ситуациях он прежде всего стремится помочь товарищу. Кто я ему? Не
жена, не дама сердца - случайный попутчик, не больше, а он, прежде чем
броситься в глубь коридора, взял меня за руку и сказал:
- Не торопись. Осторожность прежде всего. Прижимайся вплотную к "стенке",
втискивайся в нее, дави - и так шаг за шагом. Не выпускай моей руки, мне будет
трудно помочь тебе, если отстанешь.
Так мы шли, казалось, не минуты - часы. Я ни о чем не вспоминала, ничего
не предполагала, ни на что не рассчитывала. Только ползла по странно зыбкой
"стене", как улитка. Впереди так же полз, переступая с ноги на ногу, Берни; я
не слышала его слов - может быть, он и не говорил ничего, - только чувствовала
судорожное, застывшее сжатие руки. Где-то впереди вдруг грохнул выстрел. И тут
же другой, третий, мгновенная автоматная очередь. Гвоздь? Или в него? Мы
ничего не видели, кроме смутного тумана впереди, прикрывавшего едва заметное
окошечко дневного света.
- Гвоздь? - спросила я.
- Не уверен, - не сразу откликнулся Берни, он все еще прислушивался.
Снова автоматная очередь, потом еще одна, только глуше, отдаленнее. С
какой стати расстреливать одного человека из нескольких автоматов? Может быть,
идет бой? Равный или неравный?
- Видимо, они укокошили его, - сказал Берни.
- Зачем? - удивилась я.
- Убрать свидетеля. Чемодан взяли, а труп промолчит о сокровищах "ведьмина
столба", да и пять тысяч кредиток останутся в кассе.
- Значит, и нам грозит та же участь?
- Возможно, - подумал вслух Берни. - У нас есть шанс выжить, если остаться
у выхода, не переходя в наше пространство. Не у самого выхода, конечно, а
подальше, где не достанут пули. Войти же внутрь никто не решится.
- Оставят охранников.
- Может быть, и оставят. Тогда попробуем продержаться дотемна. Охранники
тоже люди - в конце концов сон свалит. Пошли.
Еще медленнее мы двинулись к выходу. Парализующая воздушная струя до сих
пор не коснулась нас - ни одна мышца не онемела. Через трупы близ выхода мы
перебрались, не отрываясь от "стенки". Прислушались: тихо. Берни, оставив
меня, подполз, буквально подполз по земле - я говорю так просто по привычке,
потому что грунт под нами не был ни землей, ни камнем, ни искусственным
покрытием вроде пластика, - подполз к отверстию, сквозь которое уже
просматривался пресловутый "ведьмин столб", и выглянул снизу наружу. "Сейчас
грохнет", - подумала я, но выстрела не последовало.
- Сюда! - крикнул Берни и выскочил из коридора. Я - за ним.
Тут же мы чуть было не уперлись в деревянного ведьмина стража за чугунной
оградой у края бетонной ленты шоссе. Коридор, из которого мы только что вышли,
уже растаял в земном воздухе над высушенными луговинами, огражденными ржавой
колючей проволокой. Чуть поодаль стоял привезший нас "мерседес", а позади него
в лужицах уже застывшей и порыжевшей крови лежали двое "парнишек", срезанных
автоматной очередью. В этот момент они, должно быть, в ожидании нас
"заправлялись" виски из пузатой бутылки, стоявшей в открытом багажнике машины.
Водитель ее, наполовину вывалившийся из открытой дверцы, был убит, вероятно,
второй очередью, которую мы слышали в межпространственном коридоре. Стрелял
только один человек - Гвоздь, отнюдь не оборонявшийся, а нападавший и
выигравший бой, видимо, без "потерь". Во всяком случае, вторая машина Стона,
стоявшая рядом - след от нее виднелся на обочине шоссе в примятой колесами
пыли, - теперь исчезла в неизвестном нам направлении. Гвоздь даром времени не
терял.
- Все ясно, - сказал Берни, - у нас имеется только один выход:
воспользоваться оставленным нам "мерседесом".
- Так нас же наверняка обвинят в убийстве или в соучастии.
- Все равно обвинят - и пеших и конных. Пока мы доберемся до ближайшего
полицейского управления, а идти туда часа два, не меньше, трупы будут уже
обнаружены и полиция предупреждена. Нас возьмут "тепленькими" прямо на дороге
и церемониться не будут: вся полиция в городе на жалованье у Спинелли.
- Что же делать?
- Скрыться где-нибудь ненадолго и обдумать случившееся. Времени у нас
мало: шоссе блокируют - и конец. Хорошо еще, что "мерседес" на ходу.
Мы вытащили тело водителя на дорогу и рванули в сторону от Леймонта. Чем
дальше - тем лучше, пояснил Берни, нарвемся на пост, и доказывай потом, что
отсиживались в известной только Стону межпространственной связке. Говорил
Берни мало, вел машину на полной скорости, не отрывая глаз от дороги. Я вообще
ни о чем не расспрашивала, хотя замысел Берни был для меня неясен.
Я сказала ему об этом.
- Почему не ясен? - проговорил он, не оборачиваясь ко мне. - Одна у нас
надежда, одна-единственная. Ни Стон, ни Спинелли не заинтересованы в том,
чтобы ознакомить человечество с тайной бриллиантовых россыпей. Им важно
вернуть чемоданы, они считают, что мы их похитили. А виновник убийства им и
так известен: профессиональная работа, не особенно их встревожившая. Гвоздь
"свой", с ним и расправиться безопаснее и договориться легче. Ну, а с нами
сложно: чемоданов нет и тайна - не тайна. Что предпринять? Вот над этим
кроссвордом сейчас они голову и ломают. А у нас свой кроссворд с той же
загадкой: что делать? Только где мы его решим, где?
- Остановись за песчаным карьером, - сказала я, - километра за три от
разработок. Мотель там прогорел и закрыт, но машину поставить есть где.
Кстати, дорога там разветвляется и проследить наш путь будет не так-то легко.
Попутных и встречных машин предостаточно, так что можно ускользнуть на любой и
в любую сторону.
Берни обогнал цистерну с молоком, пропустил встречную гоночную с
итальянским флажком и, скосив глаза, усмехнулся:
- У тебя в запасе еще вариант.
- Ты уверен?
- Слишком многозначительны эти "любой" и "любую". Не умеешь хитрить. На
какой бы машине мы ни удрали, нас всегда найдут. Ты забыла о телефоне и радио.
- А я и не имела в виду машины.
- Я так и думал.
У меня "в запасе" действительно был еще один вариант. Прошлым летом во
время каникул я давала уроки английского языка художнику Чосичу и даже гостила
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг