- Прощай, Александр Иваныч, - дрогнувшим голосом прошептал Василий,
сняв с головы старую дырявую шапку. А Надежда украдкой смахнула с ресниц
невольную слезу.
Тем временем кристалл начал крупно показывать участников похорон - в их
числе Василий узнал Евлогия, Патриарха Царь-Городского и Всея Кислоярщины,
во всем торжественном облачении.
- Странно, в городе такое творится, а он здесь, - чуть удивился Дубов.
- А по-моему, ничего странного, - возразила Надежда. - Что-то похожее
было описано в одной книжке, еще советского времени. Не помню подробностей,
только общий смысл. Главному герою нужно было идти на какое-то не то
партийное, не то комсомольское собрание и голосовать по некоему
принципиальному вопросу. Если бы он проголосовал, как положено, "за", то
утратил бы расположение любимой девушки, а если "против" - то доверие не
менее любимого начальства. Воздержаться тоже не было возможности - в таком
случае недовольными остались бы все. И не придти было нельзя, ибо "явка
обязательна". В общем, положение безвыходное, и тут - не было бы счастья, да
несчастье помогло - умирает его тетушка, и тем самым появляется вполне
уважительная причина, чтобы не идти на собрание и не участвовать в
"неудобном" голосовании. Вот и здесь то же самое. Кто знает, как там все
сложится и чья верх возьмет - при таких событиях самое лучшее не
высовываться и лишний раз рта не раскрывать. Ну а коли спросят потом при
случае, дескать, где ж ты был, Ваше Преосвященство, в трудную годину, так он
ответит: как это где, провожал в последний путь невинно убиенного отца
Александра!.. Да и, похоже, не он один.
Пока Надя пересказывала сюжет о партсобрании, через грань кристалла
прошла целая галерея участников похорон, среди которых оказалось немало
знакомых и полузнакомых лиц, в том числе весьма высокопоставленных, виденных
и на царских приемах, и на открытии водопровода рядом с Путятой. Но если
присутствие на погребении боярина Павла, который был другом отца Александра,
не могло вызвать никаких вопросов, то наличие там господина Павловского, да
еще вместе со всей кодлой "идущих вместе" юношей и девушек, показалось
Василию Николаевичу, мягко говоря, не совсем уместным. Чумичка вглядывался в
кристалл куда пристальнее, чем его друзья. И когда там в третий раз появился
какой-то совершенно неприметный мужичок в неприметном кафтане, Чумичка
сказал:
- Запомните его хорошенько. Это - один из тех.
Из каких таких "тех", Чумичка уточнять не стал, но Надя поняла: из тех,
кто привел к власти Путяту и служил опорой его трона. Из тех, которые
зверски убили отца Александра, а теперь лежали под развалинами храма на
Сорочьей улице.
- Он еще хуже, - пояснил Чумичка. - Те ваши были, а этот - НАШ.
Теперь, внимательно приглядевшись к "неприметному мужичку", Чаликова и
Дубов заметили, что он то и дело подходит то к одному, то к другому
участнику похорон, включая и Патриарха, и о чем-то с ними тихо беседует,
причем настолько непринужденно (и вместе с тем приличествующе скорбной
обстановке), что, если бы не замечание Чумички, то на него даже и не
обратили бы внимания.
- Запомните этого человека, - повторил Чумичка. - Кто знает - вдруг да
придется еще с ним столкнуться.
Сказав это, колдун слегка стеганул лошадку, и телега, скрипя,
сдвинулась с места. Вскоре показалась и городская стена с воротами. А
поскольку дорога, начинающаяся сразу же за ними, можно сказать, вела в
никуда (если не считать нескольких захудалых деревенек), то и затора, как
перед Мангазейскими воротами, здесь не было. Более того - отсутствовали даже
те два-три привратника, которые обычно стояли тут более "для порядка", и
телега прогромыхала через ворота безо всяких задержек.
Солнце, подобное зависшему воздушному шару, щедро алело на
васильково-синем небе, незаметно спускаясь к бескрайней стене дремучего
леса, чернеющего за широким полем. Еле заметный ветерок шевелил придорожную
траву и гриву Чумичкиной лошади. Ничто не напоминало о тех событиях, что
творились за городскими воротами, оставшимися где-то позади и в прошлом.
***
Приемная представляла собою самое печальное зрелище - как, впрочем, и
остальные помещения царского терема, обращенные на площадь: все окна были
выбиты, а на полу и даже на столах валялось немало камней и прочих
посторонних предметов, как-то: помидоров, тухлых яиц и гнилых яблок.
- Ничего, и не в таких условиях выступать приходилось, - хладнокровно
заявил Антип, которому после всего выпитого и море было бы по колено.
Пригнувшись, чтобы не быть замеченными с улицы, семеро смелых пересекли
приемную и столпились в простенке между окнами. Украдкой перекрестившись,
Антип отважно показался в окне, хотя и не посередине, а ближе к краешку,
чтобы в случае чего уйти в сравнительно более безопасное место.
Нужно заметить, что неумеренное употребление вина сыграло с сидельцами
царского терема злую шутку - Антип так и не вышел из последнего образа (и не
снял с головы рыжий парик), а остальные этого даже не заметили.
Увидев, что в окне кто-то появился, толпа чуть примолкла. Одной рукой
держась за подоконник, второю Антип резко взмахнул, и Мисаил, стоявший на
краю межоконного простенка, вдохновенно заговорил. Естественно, голосом
Рыжего, но вроде как бы от имени царя:
- Ну что, бездельники, убедились, что я живой? А теперь живо все на
строительство Вавилонской башни, которую я переделаю в дерьмонапорную вышку
и буду использовать для лепестричества и могильной связи!
- Что он несет? - тихо ужаснулся Рыжий. - Вот уж воистину: хотели, как
всегда, а получилось черт знает что! Теперь нам точно несдобровать...
Как только до людей дошло, что перед ними вовсе не Путята, а не поймешь
кто, поведение толпы стало еще более угрожающим.
- Это никакой не царь! - раздался истошный женский крик. - Мало того,
что Путяту съели, так теперь еще и над народом глумятся!
- Так это же Рыжий! - заорал какой-то мужичок, разглядев человека в
окне. - Вот он, главный народный притеснитель! Бей его!!!
И каменья, которые толпа кидала просто по окнам, теперь полетели уже со
вполне определенным целевым назначением. Поняв, что дело приняло серьезный
оборот, Антип резко упал на пол.
- Ты ранен? - бросился к нему князь Святославский. - Нет, слава Богу,
вроде бы нет...
А над головами у них творилось что-то невообразимое - камни свистели
один за другим, то падая на пол, то ударяясь о стены и оставляя там глубокие
вмятины.
И вдруг каменный дождь резко прекратился. Осторожно выглянув в окно,
Рыжий увидел странную картину: не долетая до окна, камни словно бы
натыкались на невидимую стену и падали вниз - прямо на головы бунтовщиков.
Что, конечно, не делало их более миролюбивыми - скорее, наоборот.
- О Господи, что это такое? - пролепетал Рыжий. От изумления он даже
немного протрезвел.
Обернувшись, новоназначенный городской голова увидал нечто еще более
удивительное: за "секретарским" столом сидел ни кто иной, как царь Путята, а
по обеим сторонам стояли Анна Сергеевна Глухарева и господин Каширский со
смятой наволочкой в руке.
- Государь, - только и мог проговорить дьяк Борис Мартьяныч, а Шандыба,
глубокомысленно почесав лысину, заявил:
- Какой там Государь - еще один самозванец на нашу задницу. - И,
подумав, уточнил: - На нашу многострадальную задницу.
Князь Святославский с подозрением оглянулся на своих скоморохов - не их
ли это работа - но те были на месте: один в образе Рыжего, а другой - самого
Святославского. Однако и сидящий за столом походил на Путяту лишь чертами
лица, а во всем остальном изрядно с ним разнился, даже в одежде: на нем был
безупречный черный фрак, белое жабо, а в левом глазу - стекляшка на золотой
цепочке. Да и повадками он нисколько не походил на вечно угрюмого и
напряженного Путяту: напротив, путятообразный незнакомец сидел,
непринужденно развалившись на стуле, с лицом, излучающим сытое
самодовольство. Под стать ему смотрелись и Глухарева с Каширским: Анна
Сергеевна разглядывала окружающих с выражением алчной брезгливости, а
"человек науки", угодливо наклонившись к "Путяте", что-то ему негромко
говорил. Тот благосклонно кивал, крутя пальцами огромный темно-красный
рубин, висевший у него на шее на другой, тоже золотой цепочке.
- Вы есть совершенно праф, херр Шандиба, - плотоядно осклабился
"Путята" в ответ на обвинение в самозванстве. - Их бин принять бильд вашего
покойного херр Кайзера, чтобы... как это... утешить ваши печальные чуфства.
- И голос, как не у Путяты, - удивленно протянул князь Святославский.
- Я, я, натюрлихь, с голосом есть айне проблема, - согласился улыбчивый
самозванец. - Но, я так надеяться, ее мне помошет решить херр Мисаил?
- Я узнал тебя! - вдруг выкрикнул дьяк Борис Мартьяныч. - Ты -
Херклафф!
- О, я, их бин фон Херклафф, - вежливо представился лже-Путята,
приподнявшись за столом и дотронувшись пальцами до воображаемой шляпы.
- Ты пошто, ирод заморский, нашего царя-батюшку съел?! - с этими
словами, идущими из недр потрясенной души, дьяк кинулся было на Херклаффа,
но, наткнувшись на его безмятежно-доброжелательный взор, остановился, как
вкопанный.
- Пошто я скушаль ваш тсар-батьюшка, это есть долго рассказать, -
господин Херклафф благодушно ощерил пасть, похожую на крокодилью. - К
сошалению, фернуть его нет фозмошности даже для такой квалифицированный маг
и чародей, как я. Ну, разфе что в виде этофо, как его?..
Словно забыв искомое слово, Херклафф обратил взор на свой "почетный
караул".
- В виде говна, - смачно бросила Анна Сергеевна.
- Ну, зачем так вульгарно, - поморщил нос господин Каширский. - Для
обозначения продуктов жизнеднятельности организма имеются и другие,
сравнительно более корректные термины: кал, экскременты, испражнения,
фекалий, помет, навоз...
- Вот-вот-вот, именно нафоз, - радостно подхватил Херклафф. - Вы как,
либе херр Мартьяныч, готоф получить ваш тсар-батюшка в виде моего нафоза?
- Чтоб ты подавился своим навозом, скотина, - проворчал дьяк.
Рыжий с нетерпением слушал весь этот обмен любезностями - едва "Путята"
сказался Херклаффом, он понял, что появление людоеда в осажденном царском
тереме имеет под собой какие-то веские причины. И как только "навозная" тема
исчерпала себя, Рыжий решительно вмешался в разговор:
- Господин Херклафф, у вас к нам какое-то дело?
- Ах, да-да, ну конешно, - засуетился Херклафф. - Я так видеть, что вы
есть находиться в трудное состояние, и хочу вам помогайть.
- Не верю! - громогласно заявил князь Святославский. - Не такой вы
человек, чтобы другим помогать, да еще и бескорыстно!
- А я знаю, какого беса он сюда приперся, - прогудел Шандыба. - Оттого,
что злодеев всегда тянет на место их злодеяния!
- Мошно и так сказать, - согласился Херклафф. - Но если бы я устроиль
экскурсион по местам моих злодеяниефф, то он бы длилься отшен много цайт.
- Так что же вы хотите? - гнул свое господин Рыжий.
- Да пустячки, всякая хиер унд дас, - небрежно отмахнулся Херклафф. - А
значала я хотель бы выручить вас, либе херрен, от гроссе погром!
- В каком смысле? - удивился князь Святославский.
Вместо ответа Херклафф указал через окно. Даже беглого взгляда на
происходящее было достаточно, чтобы понять: вторжение толпы в царский
терем - дело самого ближайшего времени.
Рыжий все понял:
- Господин Херклафф, для большей достоверности вам не мешало бы чуть
приодеться, а то, боюсь, в таком наряде народ вас не признает.
С этими словами Рыжий вопросительно глянул на своих собутыльников.
Князь Святославский нехотя снял соболью шубу, которую носил во все времена
года (несколько лет назад ее пожаловал князю сам царь Дормидонт), а стражник
одолжил стрелецкую шапку. Небрежно накинув все это на себя, Херклафф в
сопровождении Мисаила, все еще украшенного "святославской" бородищей,
отважно направился к окну.
При виде Путяты, да еще в обществе главы Потешного приказа, толпа
притихла.
- Путята! Живой! - пробежал шепоток. Кое-кто уже готов был пасть на
колени и молить Государя о пощаде, сваливая свое участие в бесчинствах на
вечного виновника - беса, который попутал, но тут Государь властно поднял
руку, и все смолкло.
Незаметно для толпы Херклафф сделал какой-то колдовской жест, и Мисаил
заговорил грозным голосом:
- Ну что, чертовы дети, кислоярише швайнен, бунтовать вздумали?
Обрадовались, донневеттер, что царя не стало? Не получится, и не мечтайте! Я
вас, тойфель побери, заставлю уважать государственный орднунг!
"О Господи, что это я такое несу?" - с ужасом подумал Мисаил.
Скомороху, конечно, не было знакомо такое мудреное слово, как
"ретрансляция", но именно этим он теперь занимался - громогласно озвучивал
то, что вполголоса наговаривал господин Херклафф. Кроме того, благодаря
колдовским навыкам людоеда, все это он не только произносил голосом Путяты,
но попутно исправлял акцент и грамматические погрешности, проскальзывающие в
речи господина Херклаффа. Разве что некоторые иноязычные слова так и
остались без перевода, но они делали выступление царя-батюшки еще более
грозным и выразительным, благо наречие, откуда они были заимствованы, очень
к тому способствовало.
Напоследок погрозив слушателям кулаком и пообещав замочить их в
ватерклозете, Государь отошел от окна. Речь Путяты оказала на толпу сильное
впечатление, хотя и не совсем однозначное. Мнения разделились: одни
предлагали тихо разойтись по домам, другие - всем встать на колени и так и
стоять, покамест царь-батюшка не простит, а третьи уверяли, что царь
ненастоящий и что раз уж порешили грабить царский терем, то надо грабить.
Поначалу этих третьих мало кто слушал и даже пытались гнать взашей, но те не
унимались и, благодаря красочным россказням о несметных богатствах терема,
сумели перетащить на свою сторону многих колеблющихся.
- А теперь прошу фас проводить нас с херр Каширски и фройляйн Аннет
Сергеефна в эту... как это назыфается... Там, где Путята держаль свой золото
и брильянтен, - обратился людоед к присутствующим.
- Зачем они вам? - с подозрением спросил Борис Мартьяныч.
- Он оставиль мне маленький должок, - объяснил Херклафф.
Дьяк посмотрел на Рыжего, тот чуть заметно кивнул.
- Идемте, - отрывисто бросил Борис Мартьяныч.
Долгие годы служа в царском тереме, он хорошо знал все его
ходы-переходы и теперь уверенно вел Херклаффа, Рыжего и всех остальных по
темным пустым коридорам. Комната, в которой временно хранились сокровища,
привезенные из Загородного терема, оказалась где-то в глубине дома, где
естественного освещения не было, и дьяку пришлось зажечь свечи,
предусмотрительно вставленные в золотой канделябр тонкой узорной работы -
кстати, из того тайника, что скрывался за "аистиным" барельефом. Среди
предметов, небрежно сваленных на широком столе, Каширский и Анна Сергеевна
узнали многое из выкопанного ими на берегу озера и затем конфискованного при
входе в Царь-Город.
- Сколько вы хотите? - тихо спросил Рыжий. - Надеюсь, не все?
- Рофно половину, - тут же откликнулся господин Херклафф. - Как было
угофорено. Ни на айн карат больше, но и не меньше.
Каширский подставил наволочку, а Херклафф принялся небрежно скидывать
туда золотые украшения и самоцветные каменья, будто это были дрова или
картошка. При этом он не упускал из поля зрения и госпожу Глухареву, и когда
та попыталась "под шумок" стянуть со стола какую-то брошку в виде усыпанного
бриллиантами золотого паучка, чародей кинул в ее сторону мимолетный взор, и
брошка превратилась в настоящего паука. Вскрикнув, Анна Сергеевна сбросила
паука с руки, но, упав на стол, он вновь сделался брильянтовым. Херклафф как
ни в чем не бывало смахнул его в наволочку, а Анна Сергеевна с оскорбленным
видом отвернулась и уже не принимала в дележке сокровищ никакого участия.
Когда наволочка наполнилась до краев, Херклафф сказал:
- Зер гут, хватит.
Не без сожаления глянув на оставшееся, Каширский стал завязывать
наволочку в узел, а людоед обратился к присутствующим:
- Все, либе херрен, тепер я с покойным Путьята в полный рашшот. А мой
вам добри совет - не задерживайтесь здесь излишне долго.
"Либе херрен" и сами понимали, что ничего хорошего их в царском тереме
не ждет, если не считать высокой чести умереть славной смертью, защищая
царские останки.
А Херклафф, казалось, о чем-то крепко задумался.
- Ах, я, я! - вспомнил чародей. - Не может ли кто из фас отолшить мне
эта... как ево... дер шпигель?
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг