Василий представил себе, как Путята "с ветерком" катится через весь
город на телеге, годной разве что для перевозки пустых бочек, и втайне
возжелал, чтобы царь принял это предложение. Но, очевидно, Путята представил
себе то же самое - и отказался, а вместо этого решил зайти к градоначальнику
и одолжить у него конный выезд, чтобы добраться до дому. Василий вызвался
сопровождать Путяту. Царь глянул на него исподлобья, но промолчал, и Дубов
принял это за знак согласия.
Князя Длиннорукого они застали сидящим за обеденным столом в обнимку с
Евдокией Даниловной. Перед ними стоял наполовину опростанный кувшин сливовой
наливки - свято соблюдая советы Серапионыча, водкой градоначальник супругу
не потчевал.
Когда нежданные гости вошли, супруги как раз пели на два голоса, но
отнюдь не патриотические песни из репертуара "Идущих вместе", а нечто совсем
иное, слышанное княгиней в ее "докняжеской" жизни в Бельской слободке. Мы
рискнем привести только один куплет, по сравнению с прочими наиболее
скромный и целомудренный:
- Я свою любимую
Из могилки вырою.
Поимев, помою
И опять зарою.
Увидев Василия, княгиня смутилась и даже на миг прервала пение, но
Дубов ей чуть заметно кивнул - дескать, все путем, продолжайте в том же
духе - и Евдокия Даниловна, задорно подмигнув гостям, зачастила:
- Мой Ванюшка самый лучший,
Всех парней зараз ушил -
Как легли мы спать с Ванюшей,
Трех невинностей лишил!
Хоть и не сразу, но сообразив, что к нему пожаловал собственною особой
Государь Путята, хозяин не без труда выбрался из-за стола и почтительно
поклонился. Княгиня же, как ни в чем не бывало, осталась сидеть и даже
подлила себе в чарку еще наливки.
- Сударыня, может быть, вы хоть на миг оторвете задницу от стула и
привстанете, когда перед вами стоит царь? - не выдержал Путята.
- Чаво? - пренебрежительно глянула на него княгиня. - Кто тут царь - уж
не ты ли? - Евдокия Даниловна громко захохотала: - Не смеши людей!
- Душенька, это ж и впрямь царь, - попытался было убедить супругу князь
Длиннорукий, но та уже никого не слышала, опричь себя:
- Да какой ты царь? На себя посмотри - таких, как ты, троих возьми, а
все царь не получится. Царь!.. Царь - это ого-го, а ты просто недомерок
какой-то!
С этими словами княгиня наконец-то соизволила оторвать задницу от
удобного стула, но лучше бы она этого не делала.
- Пошел прочь отсюда, - пуще прежнего напустилась она на Путяту. - А
ежели ты думаешь, что здесь тебе чарку дармовую нальют, то не дождешься!
- Евдокия, но это же и в самом деле царь, - еще раз попытался
Длиннорукий вразумить супругу, но увы - с прежним успехом. То есть
неуспехом.
- Кто царь - вот этот вот? - с величайшим презрением переспросила
Евдокия Даниловна. - Да ты ж, князь, говорил, что сам скоро царем станешь, а
перед всяким придурком лебезишь!
Даже несмотря на изрядное подпитие, князь Длиннорукий не на шутку
перепугался и в глубине души возбранил себя за словесную несдержанность.
Дело в том, что князь представлял собою наглядное подтверждение известной
поговорки о трезвом уме и пьяном языке. Конечно, это не означало, что он
похвалялся перед супругой своими притязаниями на царский престол - речь шла
несколько о другом: градоначальник высказал мысль, что если уж с Дормидонтом
пресекся славный род прежних правителей, то более естественным было бы, если
б царем стал он, древнеродовитый князь Длиннорукий, а не "нечаянно пригретый
славой" Путята.
Однако Путята в такие тонкости вдаваться не стал.
- Ну что ж, дорогой князь, я так вижу, что сегодня у нас с тобою
разговора не получится, - произнес царь очень тихим и вкрадчивым голосом,
отчего даже у Василия по спине мурашки пробежали. - Но завтра мы с тобой
поговорим. Начистоту поговорим.
С этими словами Путята медленно направился к выходу. Князь Длиннорукий
кулем плюхнулся на стул и теперь сидел ни жив ни мертв, тщась осознать ужас
произошедшего и всю глубину своего предстоящего падения. Зато княгине,
похоже, и море было по колено.
- Ты что, пащенок такой, угрожать нам задумал?! - взвилась Евдокия
Даниловна и, схватив со стола кувшин с остатками наливки, запустила им в
Путяту.
- Что вы себе позволяете! - пискнул Государь, едва увернувшись от
кувшина.
- Два - два, - с еле скрываемым злорадством проговорил Василий.
Однако Евдокию Даниловну этот ничейный счет явно не устраивал - она
только-только вошла во вкус. Следом за кувшином в Путяту полетели кружки,
тарелки, недоеденная луковица и, наконец, расписной поднос, на котором все
это лежало. А Дубов едва успевал загибать пальцы:
- Два - три. Два - четыре. Два - пять. Два - шесть...
Поняв, что промедление чревато самыми печальными последствиями вроде
цветочного горшка или полведерного самовара, Путята поспешил прочь из
негостеприимного дома. Украдкой показав княгине даже не один, а оба больших
пальца, что означало высшую степень восхищения, Василий выскочил следом.
На улице, неподалеку от крыльца длинноруковского терема, уже стоял
царский экипаж, а "Идущие вместе" при виде обожаемого правителя
приветствовали его с радостью, но не очень громогласно, чтобы ненароком
снова не напугать царских лошадей.
Уже садясь в карету, Государь сдержанно сказал Дубову:
- Василий Николаич, я бы на вашем месте так не резвился, покуда останки
вашего друга, новопреставленного отца Александра, не преданы земле.
И Путята даже благочестиво перекрестился.
- Что вы сказали? - вскричал Дубов.
- Что слышали, - почти грубо ответил царь и скрылся в карете.
Василий понял - это не выдумки.
Будто на автопилоте, он добрел до дома Чумички и, получив от него
подтверждение печальной вести, попросил колдуна поскорее переправить его на
Горохово городище. Дубов понимал, что сделал все, что мог, и, наверное, даже
чуть более того.
***
Опоздав на последний автобус, Серапионыч с Васяткой отправились в
Покровские Ворота, куда по тропкам, хорошо известным доктору, они добрались
за пол часа.
Хозяин, Иван Покровский, встретил гостей очень радушно, и так как время
ужина давно миновало, то просто приготовил безалкогольный глинтвейн по
собственному рецепту - то есть вино заменил виноградным соком. Такое варево
можно было пить и Васятке, а доктор недостаток градусов восполнял
небольшими, но частыми добавками из своей знаменитой скляночки.
Поскольку Иван Покровский принадлежал к числу "посвященных", то есть
прекрасно знал о существовании параллельного мира и даже бывал там, то
Серапионыч мог ему поведать все без утайки. И, разумеется, доктор не упустил
возможности блеснуть мастерством рассказчика, так что даже Васятка едва
признавал в его изложении те события, в которых сам участвовал.
Единственное, что заставляло Серапионыча сдерживаться и хоть как-то
"отслеживать" повествовательный поток - это опасение невзначай назвать отца
Александра "покойным" или как-то иначе проговориться о его горестной участи.
Глядя на представительного владетеля Покровских Ворот, Серапионыч с
трудом узнавал в нем того юного поэта, вместе с которым гостил в Доме
культуры у профессора Кунгурцева каких-то несколько часов назад. Но в том,
что внутренне он мало изменился, доктор понял, едва Покровский открыл рот.
- Владлен Серапионыч, то, что вы рассказываете - это просто
удивительно, - сказал Иван, щедро подливая гостям "трезвого" глинтвейна. -
Но одного не пойму - для чего Путяте понадобилось действовать именно так?
Ведь с его способностями он мог бы достичь своих положительных целей, не
прибегая к негодным средствам.
Иван Покровский ненадолго замолк, как бы ожидая возражений со стороны
гостей. Но так как возражений не последовало, то поэт продолжал:
- Ну, Васятка наверняка в Бога верует. - Васятка молча кивнул. - Мы с
вами, Владлен Серапионыч, люди не очень верующие, но Путята ведь должен
знать о том, что его неизбежно ждет. И дело не только в Высшем Суде. Знаете,
я где-то читал, или слыхал, что умные люди, если они действительно умные,
стараются вести себя порядочно и по возможности не творить зло, ибо
подсознательно понимают - иначе раньше или позже их начнут терзать угрызения
совести...
- А с чего вы взяли, Иван, что Путята - умный человек? - машинально
подливая из скляночки в стакан, спросил Серапионыч.
- Ну, не знаю, - чуть смешался Покровский. - Хотя, конечно, что считать
умом?..
- Если бы все было, как вы говорите, дядя Ваня, то уже давно бы
наступил рай земной, - заметил Васятка и неожиданно для себя сладко зевнул.
Что, разумеется, было совсем не удивительно после дня, столь богатого
приключениями и впечатлениями.
Иван Покровский невесело рассмеялся:
- Ну вот, все как в добрые старые времена: выпиваем и решаем мировые
вопросы. Такими делами лучше заниматься с утра, на свежую голову, а теперь
давайте я провожу вас в гостевые комнаты.
...Когда Серапионыч зашел к Васятке пожелать доброй ночи, мальчик
спросил не столько вопросительно, сколько утрвердительно:
- Скажите, Серапионыч, ведь отец Александр погиб?
- Откуда ты знаешь? С чего ты взял? - деланно завозмущался Серапионыч.
- Вы не умеете скрывать правду, - через силу улыбнулся Васятка. - Так
же, как Василий Николаич.
- Да, Васятка, Александр Иваныч погиб, - медленно проговорил доктор. -
И я уверен, что наши друзья не дадут его погубителям уйти от ответа.
Васятка молча повернулся к стене, и Серапионыч увидел, как подернулись
его худенькие плечи. Доктор присел к Васятке на кровать и молча погладил его
по светлым волосам.
Долгие годы по долгу службы Серапионычу чуть ли не ежедневно
приходилось утешать скорбящих родных и близких, но сейчас он впервые не
знал, что ему говорить - любые слова были бы лишними.
***
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
ТАЙНА "ТРЕТЬЕЙ ПЛАНЕТЫ"
Постоянно погруженный в свои колдовские дела, Чумичка мало уделял
внимания быту. Хозяйки у него не было, а на мелкую работу - стирку,
глаженье, уборку - он обычно нанимал гномов, которые обитали у него во
дворе, в землянке. Сложнее было со стряпней, но и этот вопрос решился как бы
сам собой после того, как Чумичка раздобыл скатерть-самобранку. Правда,
самобранка досталась ему без "инструкции к пользованию", и заказывать
какие-то определенные кушанья Чумичка не мог, довольствуясь теми блюдами,
которые скатерть ему выдавала по собственному усмотрению.
Но на сей раз, будто зная, что у хозяина гости, самобранка расстаралась
на славу, приготовив завтрак, которым остался бы доволен и сам князь
Святославский - тут была и свежезасоленная севрюга, и гречневая каша с
маслом, и яблочный пирог, а на запивку очень вкусный клюквенный кисель.
Как уважаемый читатель, наверное, уже догадался, гостями Чумички были
Надежда Чаликова и Василий Дубов. Справедливо рассудив, что в дом Рыжего им
теперь возвращаться никак "не с руки", да и вообще, не стоит слишком
"засвечиваться" на улицах Царь-Города, Чумичка, недолго думая, повез их к
себе.
И вот за завтраком они строили планы на предстоящий день, хотя
прекрасно понимали, что действительность внесет в них свои неизбежные
поправки.
Но вначале Надя решила прояснить один вопрос, который остался не совсем
ясен из рассказа о вчерашних приключениях Дубова:
- Извините, Вася, может быть, я что-то упустила, но как вам удалось
устроить исчезновение боярина Андрея?
- А разве я вам, Наденька, не сказал? Боярин Андрей покинул домашний
арест в бочке из-под вина. Теперь он, должно быть, уже в Замошье. Или где-то
еще дальше.
- Я тоже вначале подумала, что в бочке. Но ведь вы бочку из окна
выбрасывали вместе с самим боярином Андреем?
- Разумеется, боярин Андрей находился в бочке, а его роль в это время и
позже исполнял Мисаил, якобы страдающий от поноса, - терпеливо разъяснил
Дубов.
- Да, неплохо придумано, - похвалила Надя. - Ну ладно, хватит болтать,
пора собираться.
И с этими словами она вышла в сени, где оставался саквояж с вещами.
- А ты, Василий, чем заняться думаешь? - спросил Чумичка.
- Постараюсь выяснить, что произошло с Александром Иванычем, - ответил
Дубов. - Для начала потолкую с Пал Палычем - он должен быть в курсе дела...
И еще, друг Чумичка, у меня к тебе громадная просьба - пожалуйста, не
упускай Надю из вида. По-моему, она сейчас на любые безрассудства способна.
Чумичка молча кивнул, и Дубов понял, что за Надежду он может быть
спокоен.
Тут в комнату вошла Чаликова - на ней было длинное темное платье и
черная шляпка со спускающейся на пол лица вуалью.
- А что, очень даже ничего, - одобрил Василий. - Кого-то вы мне
напоминаете, только никак не вспомню, кого...
- Ну, не буду терять времени даром, - сказала Надя. - Пожелайте мне
успеха.
Но уже в дверях, что-то вспомнив, остановилась:
- Ах да, Чумичка, мы же совсем позабыли о твоей просьбе!
Надя еще раз сбегала в сени и вручила Чумичке половину кристалла,
которую так и не спрятала в "своей" реальности.
- Что-то не так? - забеспокоилась Надежда, увидев, как Чумичка
рассматривает кристалл.
- Это не он, - пробурчал колдун. И кратко пояснил: - Подделка.
- Как? Не может быть! - завозмущалась Надежда - Тут какая-то ошибка,
погляди еще раз!
Василий, как всегда, оставил в стороне эмоции и ухватился за суть дела:
- Наденька, во время путешествия в наше светлое прошлое вы все время
держали кристалл при себе, или... или как?
- Мы его оставили в саквояже на квартире Серапионыча, - не задумываясь,
ответила Надя. - Но саквояж стоял закрытый и на шкафу!
Дубов чуть усмехнулся:
- В таком случае все элементарно, как кусок хозяйственного мыла.
Милейший господин Херклафф открыл Анне Сергеевне и Каширскому "окно в
прошлое", чтобы они устранили вашего покорного слугу, а сам прошел следом и
преспокойненько, безо всяких хлопот, овладел кристаллом. А уж как - это дело
техники.
Когда Чаликова наконец-то ушла, колдун протянул Дубову лже-кристалл:
- Возьми. Как знать - может, и пригодится.
- Спасибо, - Василий взял кристалл и принялся рассматривать его на
свет. - Даже не скажешь, что не настоящий, а стекляшка.
- Не стекляшка, - перебил Чумичка, - хоть и не настоящий.
- В каком смысле?
- Заимевши одну половинку, Херклафф взялся сам изготовить вторую, но
такое даже ему оказалось не по зубам. Хотя кое на что эта поделка все же
годится.
- А откуда ты знаешь? - недоверчиво спросил Дубов.
- Знакомый кудесник рассказывал. Херклафф пытался ему эту штуковину за
сто золотых всучить под видом настоящей, да тот вовремя чухнул, что дело
нечистое - больно уж дешево для такой редкостной вещицы. А вещица хоть и не
настоящая, да на кое-что способна.
- Белье гладить?
- Можно и белье гладить, - усмехнулся Чумичка. - А еще можно кого
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг