ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
BACK IN THE USSR
Стояло теплое летнее утро. Кислоярск жил своей обыденной жизнью -
рабочие на заводах работали, продавцы в магазинах торговали, дворники
подметали дворы, маляры красили стены, журналисты собирали информацию для
завтрашней газеты, а школьники предавались заслуженному (или не очень)
летнему отдыху.
И лишь три человека во всем Кислоярске решительно не знали, чем им
заняться, и даже более того - не представляли, что их ждет в самом ближайшем
будущем.
Так и не придя ни к какому объяснению случившегося, Чаликова,
Серапионыч и Васятка решили положиться на волю судьбы, то есть - провести
день в городе, а к вечеру возвратиться на Городище и попытаться еще раз
пройти между столбов в надежде, что на сей раз все произойдет без сдвигов, и
они окажутся если и не в своем мире, то хотя бы в своем времени.
Надя с опаской думала о том, что будет, коли этого не случится и они
так и останутся непонятно где и непонятно когда. Серапионыч же просто вывел
для себя этот вопрос "за скобки", справедливо полагая, что волнением делу
все равно не поможешь, а чему быть, того не миновать. Поэтому доктор с
удовольствием водил своих спутников по улицам Кислоярска, показывал им
достопримечательности, ностальгически вздыхая при виде старинных деревянных
домиков, снесенных за прошедшие двадцать лет, и то и дело раскланивался со
знакомыми, кое-кого из которых давно уже не было в живых. А Васятке так и
вообще все было в новинку. Он чуть не на лету схватывал реалии окружающей
действительности и уж, конечно, более не вздрагивал при виде рычащих и
движущихся чудищ на четырех колесах.
Почувствовав, что городской шум все же утомителен для Васятки,
привыкшему к тишине и покою Сорочьей улицы, Серапионыч завел своих гостей в
городской парк, в ту пору называвшийся Калининским.
В парке тоже шла своя обычная жизнь - садовники поливали клумбы и
газоны, ребятишки игрались в песочнице, бабушки судачили на лавочке, на
другой лавочке пьяницы "поправлялись" мутноватым "Вермутом" (отчего
Калининский парк иногда в шутку называли "Вермутским"), на третьей ворковала
влюбленная парочка.
Серапионыч привычно ностальгировал:
- Поглядите, какой цветник - настоящий узор из маргариток, анютиных
глазок и настурций. И каждый год что-нибудь новенькое придумывали. В
семидесятом к столетию Ильича даже высадили клумбу в виде его портрета. А
сейчас посадят, чего под руку попадется - и никакого вида, никакой
эстетики... Давайте я вам лучше покажу скульптуру жеребенка, в наше время вы
ее уже не увидите - воры цветмета постарались.
Следуя за доктором, Надя и Васятка свернули с главной аллеи, потом
повернули еще раз и оказались на неширокой дорожке, выложенной квадратными
плитками. Главная аллея осталась чуть в стороне, обозначенная стенкой
аккуратно подстриженного кустарника. Там, где стояли скамейки, стена делала
изгибы.
Вдруг доктор как-то резко замолк и прислушался - ветерок донес до его
чуткого уха какие-то звуки из того места, где по излому кустов с торчащими
сверху двумя макушками голов угадывалась скамейка.
- Знакомые голоса, - озабоченно проговорил Серапионыч.
- Ну, ничего удивительного, - усмехнулась Надя, - вы же с пол-города
знакомы.
- Помните, у покойного... хотя нет, здравствующего Булата Шалвовича
есть такая милая песенка - "Просто вы дверь перепутали, улицу, город и
век"? - спросил Серапионыч. И сам же ответил: - Так вот, друзья мои, улицу,
город и век перепутали не одни мы.
Надежда прислушалась. Слов было не расслышать, но голоса она узнала
почти сразу. В приятном низком голосе нельзя было не уловить "установочных"
интонаций Каширского, а резкий женский говор, вне всякого сомнения,
принадлежал Анне Сергеевне Глухаревой.
Парочку авантюристов узнала не только Чаликова - эти голоса хорошо
запомнил и Васятка, хотя слышал их всего раз, в Боровихе, когда Анна
Сергеевна пыталась "наезжать" на Патапия Иваныча, а в итоге оказалась в куче
навоза.
- Давайте я их подслушаю, - первым сориентировался Васятка.
- Только осторожно, чтобы, не дай бог, они тебя не заметили, -
забеспокоилась Надя. - Погоди, возьми вот это. Нажмешь на красную кнопочку,
а когда закончишь подслушивать, то нажмешь еще раз.
С этими словами Чаликова извлекла из сумочки диктофон и вручила его
Васятке.
Васятка быстрой перебежкой подкрался к скамейке и затаился под кустами.
А Серапионыч провел Надежду чуть вперед, где на траве резво скакал бронзовый
жеребенок, и как ни в чем не бывало стал объяснять ей свое видение замыслов
скульптора, с которым, кстати говоря, тоже был коротко знаком. Надя слушала,
кивала, даже задавала какие-то вопросы, но время от времени косила взор в
сторону Васятки.
Если Серапионыч остался в своем "вечном" сюртуке, дополнив гардероб
соломенной шляпой и сменив ультрасовременные кроссовки на более созвучные
эпохе туфли, то Надя и Васятка переоделись, что называется, самым
кардинальным образом. Для этого Серапионыч обратился к соседям с
трогательной историей о родственниках с крайнего Севера, которые приехали к
нему в гости не то из Норильска, не то из Нарьян-Мара без летней одежды, ибо
у них в холодном Ханты-Мансийске о таком понятии, как летняя одежда, никто
даже не слышал. Разумеется, сердобольные соседи тут же принесли целую кучу
ношеной одежды и обуви, из которой "северяне" могли подобрать наряд "по
себе". Надя выбрала строгое темно-синее платье, делавшее ее похожей на
учительницу - Серапионыч подтвердил, что именно соседка-учительница его и
подарила. Зато с обновками для Васятки пришлось немного повозиться.
Сандалии-"босоножки" пришлись как раз впору, нашлась и белая рубашка,
которую Надя тут же отутюжила магическим кристаллом. Сложнее оказалось с
брюками - их было несколько пар, но все либо велики, либо малы. Впору
пришлись джинсы, но выяснилось, что они чуть коротковаты. Тогда Надежда,
недолго думая, взяла ножницы и оттяпала по куску на каждой штанине.
- Что вы делаете?! - возопил было доктор. - Или уж режьте побольше -
получатся шорты.
- Да это ж последняя мода - "три четверти"! - возмутилась Надя. - Или,
иначе говоря, бриджи. У нас в Москве все ребята так носят!
(Правда, Чаликова не уточнила, о какой Москве идет речь: о Москве
восьмидесятых, или Москве двухтысячных).
Васятка одел "три четверти" - и остался доволен. А вдобавок Надя еще и
повязала ему на шею красный треугольный платочек, так что теперь Васятка,
затихарившийся с диктофоном под кустами, очень напоминал героя старого
советского фильма, где пионеры разоблачают вражеского диверсанта. Хотя,
собственно, так оно и было. Или почти так.
Вскоре Анна Сергеевна и Каширский, вволю наспорившись, встали со
скамейки и скорым шагом удалились, а Васятка, выждав некоторое время,
вернулся к Наде и доктору.
- Ну и о чем они говорили? - нетерпеливо спросила Чаликова.
- По правде сказать, я толком ничего не понял, - сознался Васятка. -
Особенно господин очень уж учено выражался. Но одно ясно - там какое-то
злодейство замышляется.
Они прошли к скамейке, которую только что оставили Глухарева и
Каширский, Надя перемотала пленку, и из диктофона заслышались знакомые
голоса.
КАШИРСКИЙ: - Последний раз прошу вас - одумайтесь, Анна Сергеевна. Ваши
действия могут вызвать самые непредсказуемые последствия. Вспомните, как у
Бредбери: в прошлом наступили на бабочку, а в настоящем избрали другого
президента.
ГЛУХАРЕВА (презрительно): - Ну и топчите бабочек с вашим Бредом, а у
меня дела поважнее. Да и вообще, хватит тут сидеть и слова в ступе толочь.
Херклафф дал нам один день, и до вечера надо успеть, хоть кровь из носа. А
меня вы знаете - я ни перед чем не остановлюсь.
КАШИРСКИЙ (осторожно): - А не кажется ли вам, что это как раз тот
случай, когда лучше было бы все-таки остановиться, пока не поздно?
ГЛУХАРЕВА: - Как же! Ежели мы его не замочим, то этот мерзавец так и
будет нам гадить. Попомните мое слово - коли дело выгорит, то в Царь-Город
мы вернемся уважаемыми и богатыми людьми.
КАШИРСКИЙ: - Почему вы так думаете?
ГЛУХАРЕВА: - Болван! Потому что все наши проекты проваливались из-за
него. А если он подохнет двадцать лет назад, то и помешать нам уже не
сумеет!
КАШИРСКИЙ (нерешительно): - Может, вы и правы... Но поймите и меня - я
не в состоянии поднять руку на человека, тем более, на ребенка.
ГЛУХАРЕВА (раздраженно): - Ну да, вы только свои идиотские "установки"
давать умеете, а как "мокруха" - так всегда я.
КАШИРСКИЙ: - У всех своя специализация... Но вот как вы, Анна
Сергеевна, представляете себе практическую сторону дела? Ведь мы даже не
знаем, где он живет.
ГЛУХАРЕВА: - Ну так узнайте по своим астральным каналам. Или кишка
тонка?
КАШИРСКИЙ: - Ладно, я попытаюсь установить физическое местонахождение
объекта. Но прежде уйдемте отсюда - здесь отрицательная биоэнергетическая
аура. И предупреждаю сразу - я снимаю с себя всякую ответственность за
возможные исторические последствия.
ГЛУХАРЕВА: - Все, хватит булдеть, пошли!
Надя выключила диктофон:
- Ну и что все это значит?
- Только одно, - вздохнул Серапионыч, - и вы, Наденька, сами знаете,
что именно: они хотят уничтожить Василия Николаича, покамест он еще не вышел
из отроческого возраста.
- Но как же такое возможно? - бурно возмутилась Надя. - Тогда ведь
вообще переменится ход событий, которые уже случились...
- Ну, это само собой, - перебил доктор. - Вопрос в другом - нам-то с
вами что дальше делать?
- Как что? - Надя сунула диктофон в сумочку (тоже из соседской
гуманитарной помощи). - Естественно, заявить в милицию!
С этими словами Чаликова решительно встала с лавки и зашагала по аллее,
так что спутники едва за нею поспевали.
- Я не знаю, что это за ми... лимиция такая, - на ходу заговорил
Васятка, - но что вы ей скажете?
- Правду, - вместо Нади ответил Серапионыч, - и ничего, кроме правды. А
именно, что злодеи из будущего прибыли в Кислоярск, дабы убить местного
пионера Васю Дубова. И я даже догадываюсь, что вам ответят.
- И что же мне ответят? - Надежда чуть замедлила шаг.
- Посоветуют меньше смотреть телевизор.
- При чем тут телевизор?
- Вчера, заглянувши в газету, я попутно пробежал и телепрограмму.
Оказывается, как раз в эти дни по Москве идет "Гостья из будущего". Помните,
там еще Невинный с Кононовым в роли космических пиратов... Однако некоторое
рациональное зерно в вашем предложении есть. Мы позвоним в милицию, но не по
ноль-два, а приватным порядком инспектору Лиственницыну.
- И вы думаете, он вам поверит? - печально спросила Надя.
Доктор ничего не ответил, лишь загадочно улыбнулся.
На краю Калининско-"Вермутского" парка, где аллея упиралась в шумную
улицу, стояли несколько телефонных будок, но, разумеется, половина
"автоматов" были испорчены, а те, которые работали, нетрудно было определить
по очередям из двух-трех человек.
К счастью, очередь двигалась быстро, и вскоре Серапионыч, водворившись
в будочке, извлек из кошелька монетку, опустил ее в прорезь автомата и
уверенно набрал номер:
- Алло, милиция? Можно попросить господина Лиственницына? То есть
пардон, я хотел сказать - товарища. Кто спрашивает? Да пустяки, доктор
Владлен Серапионыч. А-а, это вы, Николай Палыч?..
- Надя, с кем это Серапионыч разговаривает? - удивился Васятка. - Вроде
не сам с собой, а никого другого рядом нет.
Чаликова принялась было разъяснять принцип действия телефона, хотя и
сама имела о нем весьма приблизительное представление, но тут из будки вышел
доктор:
- Ну, друзья мои, теперь наш путь - на Кленовую улицу, дом 27, где
сейчас, по всей вероятности, и находится юный Василий Дубов. Это недалеко,
всего несколько кварталов.
- Вот оперативность! - подивилась Чаликова. - Как это Лиственницын за
минуту выяснил, где живет Дубов? Вася же не какой-нибудь юный
правонарушитель!
На светофоре загорелся зеленый свет, и путешественники поспешили на
другую сторону улицы. Надя крепко держала за руку Васятку - несмотря на свою
природную смышленость, он еще не совсем освоил правила уличного движения.
Тем более, что далеко не все водители их соблюдали.
- Наденька, а разве Василий Николаич не рассказывал вам о своих
отношениях с инспектором Лиственницыным? - спросил доктор, когда они
миновали переход и шагали по тротуару Ивановской улицы.
- Нет, - чуть удивленно откликнулась Чаликова. - Пожалуйста,
просветите.
- Дело в том, что Лиственницын приходится Василию Николаичу кем-то
вроде крестного отца. Если, конечно, такое обозначение уместно для
инспектора милиции. - И доктор пояснил для Васятки: - Милиция - это
наподобие Сыскного приказа. Именно Николай Палыч Лиственницын, тогда еще не
инспектор и даже не следователь, а просто патрульный, или постовой, или как
это тогда называлось, однажды утром нашел новорожденного малыша лежащим под
дубом, прямо в Калиниском парке. Оттого ему и дали фамилию Дубов, а
отчество - Николаевич, по Лиственницыну.
- Надо же, - удивилась Чаликова, - а Вася никогда мне об этом не
рассказывал.
- Кто же станет говорить всем встречным-поперечным, что он подкидыш? -
заметил Васятка.
- Но я же для него не всякий встречный-поперечный, - возразила
Надежда. - Во всяком случае, хотела бы надеяться...
- И в дальнейшем Лиственницын был связан с юным Дубовым, если можно так
сказать, родственными узами. Часто навещал его в доме малютки, а когда тот
подрос и пошел в школу, то брал его из интерната на выходные, на каникулы...
Вы, наверное, знаете, что у Николая Палыча случилась беда - погибли жена и
сын.
- Как?! - чуть не одновременно вскричали Надя и Васятка.
- В автокатастрофе, - вздохнул Серапионыч. - Погодите, когда же это
случилось?.. Ну да, как раз нынешней осенью. То есть эта трагедия произойдет
через два-три месяца. Лиственницын тогда едва было руки на себя не наложил.
Вася это сразу почувствовал и чуть не по пятам за ним ходил. Служебное
оружие прятал, а однажды просто из петли вынул. Но это, конечно, строго
между нами, - спохватился доктор. И нарочито по-деловому закруглил печальный
рассказ: - Так что звонил я Николаю Палычу, чтобы убедиться, что Вася теперь
у него. Не в милиции, разумеется, а дома, на Кленовой 27.
Слушая невеселый рассказ Серапионыча, Надя и не заметила, как доктор
вывел их на просторную улицу, обсаженную молодыми кленами.
- Вот здесь, должно быть, и есть Кленовая улица? - предположил Васятка.
- Она самая, - подтвердил Серапионыч. - А вон тот трехэтажный дом -
двадцать седьмой.
Доктор не стал рассказывать друзьям, каким образом эта улица получила
свое нынешнее название, а история была весьма занятная.
Когда-то улица звалась Мещанской, но в конце сороковых годов была
названа именем некоего товарища Кленовского, который в тридцатые годы
возглавлял местное отделение НКВД и отправил под расстрел и в лагеря чуть не
половину Кислоярска, но сам успешно избежал "второй волны" чисток и даже
пошел на повышение - первым секретарем райкома. В свете решений Двадцатого
съезда перед городскими властями встала довольно щекотливая задача: что
делать с улицей? С одной стороны, зверства Кленовского-чекиста, во много раз
перевыполнившего "разнарядки" по врагам народа, у многих еще оставались в
памяти, а с другой стороны он был все-таки заметным деятелем той партии,
которая продолжала находиться у власти, и переименование нанесло бы ущерб ее
престижу. И городские власти нашли довольно остроумное решение: при
очередной замене табличек вместо "Улицы Кленовского" появилась "Кленовая
улица". А чтобы закрепить такое название, вдоль тротуаров были высажены
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг