Библиями и поучениями Святых Отцов, собранными, надо полагать, боголюбивым
царем Федором Степановичем. Куда больше книг было светского содержания - и
исторических, и географических, и по ведению хозяйства, причем немало на
иностранных языках.
Посреди книгохранилища стоял длинный стол, за которым гости царя
Дормидонта изучали имеющиеся в Тереме рукописные документы. Недоставало лишь
доктора Серапионыча - бывший монарх выразил желание душевно побеседовать со
своим давним приятелем, а заодно и посоветоваться насчет здоровья, которое в
последнее время начало немного сдавать.
Отсутствие доктора восполнял Чумичка. Доселе он принципиально уклонялся
от работ, связанных с поисками клада, так как вовсе не считал, что
сокровища, если их удастся найти, будут употреблены во благо. Но в читальню
его удалось залучить намеками, что среди рукописей может обнаружиться нечто
и по части его ремесла. Кроме того, Чумичка, наряду с Васяткой, мог оказать
помощь в прочтении рукописей, так как и Дубов, и Чаликова еще не привыкли к
письменности, которая в "нашем мире" более соответствовала оригиналам "Слова
о полку Игореве", "Повести временных лет" или "Домостроя".
По предложению Надежды, имеющей профессиональный опыт работы с письмами
и прочими документами, обязанности были распределены следующим образом:
Василий извлекал из ларца очередную рукопись, просматривал ее, и если это
было нечто, по его мнению, малозначительное, то откладывал в сторону. Если
документ чем-то привлекал его внимание, то Дубов передавал его Чумичке или
Васятке - на более подробное прочтение. Тексты на иностранных языках шли
напрямую к Надежде, которая по долгу службы немного была знакома с
некоторыми из них. Правда, разобраться в готических буквах было для нее
нелегко, даже при беглом знании немецкого.
Было похоже, что бумаги в сундучок складывали, но ни разу оттуда не
извлекали, и действия наших исследователей походили на археологические
раскопки, когда чем глубже, тем более давние культурные слои открываются
изумленным любителям древностей.
Ход работ выглядел примерно так.
- Здесь какие-то счета, - говорил Дубов и откладывал их в сторону.
- А вдруг там что-то важное? - возражала Чаликова.
- Едва ли, - еще раз глянув на бумагу, отвечал детектив. - Документ
датируется пятым годом царствия Дормидонта, стало быть, эпоха не та... Ага,
вот уже для Чумички: "Смешать конский навоз с собачьей шерстью и плавить в
печке, покамест не позолотится".
- Чушь, - говорил на это Чумичка. - Я думал, и впрямь что ценное по
колдовству, а тут шарлатанство и глупость похлеще Каширского!
Через пол часа.
- Какой-то листок, наполовину изорванный, и чернила расплылись, ничего
не понять, - проворчал Василий.
- Давай сюда, - сказал Чумичка. Положив бумажку перед собой, он
небрежно провел по ней ладонью и вернул Дубову. Листок был как новенький.
- Вот это да! - изумился Василий и принялся читать: "Для исцеления
царевны от..." Ну и почерк, ничего не разберешь. Так, "смешать две доли
черники с одной долей меда и добавить сока рябины..."
- Да уж, это вам не собачий навоз с конской шерстью, - ввернула
Надежда.
- А-а, ну я знаю, - подхватил Васятка, - у нас в Каменке так простуду
лечат, и другие хворости тоже. Только вместо черники малину кладут.
- Ну хорошо, покажем Серапионычу, он уважает всякие народные
средства, - решил Дубов и отложил листок в сторону.
- Вася, я тут немного отвлеклась, в какой эпохе мы теперь находимся? -
спросила Надежда.
- Сейчас... Так-так, - Дубов извлек из ларца очередную рукопись. -
Внимание - третий год царствования Владимира Федоровича. А он был внуком
царя Степана. Ну, тут опять явное не то - указание, что выращивать на
огороде и сколько посадить молодых яблонь. А вот это что-то... Никак не
разберу.
- Дайте мне, - Васятка взял рукопись и бегло прочел: - Иконы и прочую
утварь из домашней часовни бережно уложите и перешлите в Преображенский
монастырь старцу Варсонофию, опричь образа св. Иоанна Крестителя, коий во
исполнение воли о. Варсонофия передайте в Боровихинскую церковь, которую
царь Феодор Степанович посещал всякий раз, бывая в Тереме..."
Еще через час Василий извлек последнюю бумагу:
- А тут вообще какие-то каракули. Васятка, глянь - может быть, чего и
разберешь.
- И что, больше ничего? - с некоторой разочарованностью спросила
Чаликова. - Неужели все впустую?
- Нет, ну отчего же? - улыбнулся Дубов, передав последний манускрипт
Васятке. - То, что мы здесь обнаружили, имеет несомненное историческое
значение. Мы открыли несколько медицинских рецептов, которые, возможно,
пригодятся нашему эскулапу Владлену Серапионычу. В ларце оказались рукописи,
так сказать, отчасти метафизического направления, которые могли бы быть
полезны уважаемому Чумичке, если бы он не счел их шарлатанством. Наконец,
кое-что, возможно, привлечет внимание Его Величества Дормидонта, ибо
касается его семьи. Но собственно по нашему делу - увы и ах. Документы эпохи
Федора Степановича по преимуществу духовно-религиозного направления, а имя
Дмитрия Смурного, бывшего первые двенадцать лет его царствования завхозом
Терема, даже ни разу не упомянуто. А от годов правления грозного Степана и
вовсе ничего не осталось. Что не удивительно - Терем начал строиться в самом
конце его жизни...
- А вот и нет, - раздался голос Васятки. - То, что ты назвал
каракулями - на самом деле чертеж Терема. И, как мне кажется, не такого, как
сейчас, а как его задумал царь Степан.
- Это уже кое-что, - оживился Дубов, принимая у Васятки чертеж. - Но
здесь так нарисовано, что ничего не поймешь.
- По-моему, вы его держите вверх ногами, - осторожно заметила Надя.
Дубов перевернул чертеж, однако более понятным он от этого не стал.
- Поизучать этот документ, конечно, следует, - сказал детектив. - Но
лично я на него особых надежд не возлагаю: вряд ли там будет крестик с
указанием - "сокровища тут". Другое дело, если нам удастся разглядеть то,
чего здесь нет. Кажется, я выразился не совсем удачно, но вы меня понимаете.
- Лично я пока что не могу разобраться даже в том, что тут есть, -
усмехнулась Чаликова, еще раз глянув на пожелтевший лист, испещренный
разноцветными линиями, черточками, пометками и трудноразборчивыми надписями.
- Значит, попросим разобраться человека, знающего Терем лучше нас, -
подытожил Василий. - То есть уважаемого хозяина. А пока, я так думаю,
следует вернуться к тем бумагам, что мы поначалу отложили в сторону.
- Ко всем? - ужаснулась Надежда, так как стопка рукописей, отложенных в
сторону, имела вид очень уж внушительный.
- Для начала еще раз изучим документы, относящиеся к первым годам
правления царя Федора Степановича, - успокоил Дубов. И вдруг, откинувшись на
стуле, посмотрел в потолок: - А может, ну их совсем? Мы свое дело сделали,
что могли - выяснили, а что не смогли - так мы ж не волшебники...
- Правильно, - тут же поддержал Чумичка, который хоть и был
волшебником, но его отношение ко всей этой затее с самого начала было далеко
не самое благосклонное. - Не знаю, где эти сокровища сокрыты, да и знать не
хочу, но одно скажу точно - добра от них никому не будет!
Чаликова находилась как бы на перепутьи - умом она полностью разделяла
взгляд Чумички. Но тайна, но лихорадка поиска уже безвозвратно захватили ее,
а журналистское чутье подсказывало, что истина где-то рядом. Поэтому на
предложение Василия прекратить поиски Надежда откликнулась неким
невразумительным междометием, которое можно было истолковать и так, и эдак.
***
Солнце уже клонилось к закату, а работы близ пруда шли полным ходом.
Яма, копаемая Каширским на том месте, где ее наобум обозначил Васятка, все
расширялась и углублялась, а сокровища все не показывались. И Анна
Сергеевна, и Каширский в глубине души понимали, что поиски в этой части
приусадебной земли вряд ли увенчаются хоть сколько-то значимым успехом, но
бросить все и уйти значило бы уступить Петровичу, который ревностно следил
за каждым движением кладокопателей.
- Копайте, копайте, - мстительно скрипел Петрович, - все едино ничего
не отыщете. А отыщете, так ничего не получите, ибо все, что сокрыто в недрах
земных, принадлежит нашему Государю Путяте, а кто попытается что-то себе
присвоить, тот есть Государев ворог. А как поставили меня блюсти дело
Государево, то всех, кто нашего царя облапошить захотит, буду грабить и
убивать!
И дабы показать, что его слова не расходятся с делами, Петрович извлек
из-под исподнего два ржавых ножа и торжественно предъявил их Анне Сергеевне
и Каширскому.
Однако на кладоискателей аргументы Петровича должного воздействия явно
не оказали: Каширский продолжал самозабвенно рыть яму, а Анна Сергеевна
продолжала давать ему ценные указания, каковые Каширский, впрочем, таковыми
вовсе не считал.
- Анна Сергеевна, я прекрасно знаю, где и как нужно копать, - не
переставая размеренно работать лопатой, говорил Каширский. - Более того, уже
пол часа я все явственнее ощущаю золотые корпускулярные потоки, исходящие из
земли, и если бы вы не отвлекали меня посторонними разговорами, то клад уже
давно был бы найден.
- Какие еще потоки! На огороде вы тоже чуяли всякую хренотень, а чем
все кончилось? Но второй раз это у вас не пройдет, и не ждите!
- Очень хорошо, тогда помолчите хоть немного и не мешайте мне
работать, - с легким раздражением произнес Каширский и быстрее замахал
лопатой.
- А и вправду, чего я тут вожусь с вами, - неожиданно согласилась Анна
Сергеевна. - Лучше пойду искупаюсь.
И с этими словами госпожа Глухарева направилась к берегу.
- Куда? Нельзя! - закричал Петрович, совсем забыв, что он теперь не на
службе. Или, вернее, на службе, но другой, не связанной с охраною водоемов.
- Тьфу на вас, - бросила Анна Сергеевна Петровичу и стянула с себя
черное платье, обнаружив под ним такого же цвета добротное кружевное белье.
- Что ты делаешь, паскудница! - возопил Петрович. - Людей бы
постыдилась!
Блюститель нравственности даже не подумал, что собственно людей, помимо
Анны Сергеевны, поблизости было лишь двое, но Каширский, занятый раскопками,
вовсе не глядел в сторону Глухаревой, а Петрович мог бы просто отвернуться,
чтобы не смотреть на это безобразие. Но, разумеется, столь сложные мысли его
не посещали. Петрович видел, что творится непорядок, и был готов сделать
все, чтобы навести порядок.
Однако съемом верхней одежды Анна Сергеевна отнюдь не ограничилась:
следом за платьем на траву легло и исподнее белье, а его обладательница
прямо с бережка бултыхнулась в воду.
- Да что же это творится, люди добрые! - взверещал Петрович. - Да где ж
это видано, чтобы такое непотребство учиняли, да еще на земле, принадлежащей
государственной казне!
(Почему-то именно это последнее обстоятельство возмущало Петровича не
менее, чем непотребственное поведение Глухаревой как таковое).
- Ну что там опять за шум! - раздался из ямы недовольный голос
Каширского. - Господа, решайте ваши конфликты с меньшим количеством
децибеллов, а то я опять упустил радиальный вектор направления
молекулярно-астрального потока частиц Аурума...
Тем временем Анна Сергеевна, поплескавшись на прибрежном мелководье,
решительно поплыла к середине озера с явным намерением переплыть его до
другого берега, где находилась рыбацкая избушка.
- Ах вот ты как! - еще больше разозлился Петрович. - Ну что ж,
посмотрим, чья возьмет!
С этими словами ревнитель нравственности вприпрыжку побежал вдоль
берега, надеясь оказаться у избушки раньше, чем Анна Сергеевна.
Поскольку Глухарева особо не спешила, то задумка Петровича удалась:
когда Анна Сергеевна подплывала к берегу, тот уже поджидал ее, стоя на
рыбацких мостках.
Петрович полагал, что при всем бесстыдстве Анна Сергеевна не решится
выходить на берег и будет вынуждена уплыть обратно, однако он горько
просчитался: достигнув мелководья, госпожа Глухарева встала во весь рост и
как ни в чем не бывало шла прямо навстречу Петровичу.
- Прочь, прочь! - завизжал Петрович и даже осенил себя крестным
знамением, чего отродясь не делал.
Но не помогло и сие крайнее средство: Анна Сергеевна спокойно вышла на
берег и обернулась в сторону Петровича, все еще стоявшего на мостках:
- А-а, Петрович, ты уже здесь? Это даже к лучшему...
- Не подходи ко мне! - отчаянно завизжал Грозный Атаман, пятясь задом
по мосткам. А Анна Сергеевна спокойно надвигалась на него. Ее тело, покрытое
капельками воды, источало прохладу тихого летнего вечера.
- Нет! Нет! Только не это! - задребезжал Петрович, позабыв даже о своем
последнем доводе - ржавых ножах под лохмотьями. - Все, что угодно, только не
это! Не надо-о-о!...
- Надо, Петрович, надо, - похотливо проурчала госпожа Глухарева и,
протянув руку, с силой рванула на нем рубаху. Ножи со стуком упали на
доски...
***
Дормидонту и Серапионычу было о чем поговорить и о чем вспомнить, хотя,
в сущности, их знакомство длилось всего несколько дней прошлого лета. Но эти
несколько дней в самом прямом смысле перевернули всю жизнь Дормидонта.
Тогда Владлен Серапионыч был призван в Царь-Город для выведения
Государя из глубокого запоя. В других случаях на пьянство главы государства
никто бы и не обратил особого внимания, но обстоятельства сложились так, что
на столицу шли полчища вурдалаков, а в самом Царь-Городе почти открыто зрел
предательский заговор, поэтому запой Государя лишь усугублял обстановку,
угрожающую самому существованию Кислоярского царства.
И доктор как нельзя лучше справился с возложенным на него ответственным
заданием - в какие-то три дня он пробудил Дормидонта от беспробудного
пьянства, и царь, преодолев сопротивление изменников, возглавил борьбу с
захватчиками и довел ее до победы. Справедливости ради следует отметить, что
свою лепту в сие благое дело также внесли многие другие - и Дубов, сорвавший
заговор в Новой Мангазее, и заключенный ныне в темницу боярин Андрей,
который с помощью царевны Татьяны Дормидонтовны сумел вдохновить войска на
справедливую войну, и майор Селезень, проводивший диверсии в тылу
противника, и... Впрочем, если бы мы стали перечислять всех, то далеко
уклонились бы от нашего повествования. Посему отошлем уважаемого читателя к
книге "Холм демонов", а точнее - к ее третьей части "Золотая лягушка".
Теперь же заметим, что Серапионыча весть о добровольной отставке царя
Дормидонта изумила не менее, а может, и более, чем его спутников. Узнав и
поняв сущность Дормидонта, доктор не мог представить, чтобы такой человек
мог совершить то, что он совершил: в здравом уме и твердой памяти отказаться
от своих обязанностей.
И если утром Надя по-журналистски немного прямолинейно допытывалась у
Дормидонта о причинах его ухода, то доктор делал это осторожно, исподволь, в
неспешной беседе, расспрашивая как бы о чем-то совсем другом - о здоровье, о
дочке Танюшке и зяте Рыжем, о том, какие ягоды и грибы водятся в здешних
лесах и какие рыбы в пруду.
- Уставать я, понимаешь, стал в последнее время, - говорил царь,
прихлебывая чаек прямо из глубокого блюдца с позлащенной каемочкой. - Вроде
и не делаю ничего, а утомляюсь, будто целый день трудами занят! Может,
старость подходит?
- Не думаю, - улыбнулся Серапионыч, который пил чай из кружки, но с
привычной добавкой из скляночки, которую постоянно хранил во внутреннем
кармане. - Я уверен, что человек настолько стар или молод, насколько старым
или молодым он сам себя чувствует. В вашем же случае, любезнейший Государь,
я думаю, имеет место сочетание многих разных причин.
- Например?
- Ну, например, раньше вы снимали усталость и напряжение способом
вечным, как мир, а с тех пор как с моей скромной помощью вы от него
отказались... - И, с лукавинкой глянув на собеседника, доктор предложил: - А
хотите, я вас опять к нему приохочу?
- Нет-нет, да что ты! - как-то даже испуганно замахал руками
Дормидонт. - Я ж как подумаю, какую жизнь раньше вел, как сам себя хмельным
зельем изводил, облик человеческий в себе губя, так всякий раз, понимаешь,
сам себе противен становлюсь. Нет уж, эскулап, ты мне чего другого пропиши!
- Ну ладно, - решился доктор. - Быстрых результатов не обещаю, но
попытаться можно.
Новинки >> Русской фантастики (по файлам) | Форумов | Фэндома | Книг